<<
>>

Глава 32. 11 СЕНТЯБРЯ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ ЛИЧНО ДЛЯ МЕНЯ

10 сентября 2001 года я находился в Эквадоре. Вместе с Шакаймом Чумпи, моим соавтором по книге «Дух шуаров», мы спускались по течению одной из рек в бассейне Амазонки. Мы сопровождали группу из шестнадцати североамериканцев в его общину, жившую в дебрях ливневых лесов.

Эти люди приехали, чтобы узнать о его народе и помочь им в сохранении драгоценных лесов.

Незадолго до этого Шакайм с оружием в руках участвовал в конфликте между Эквадором и Перу. Большинство людей в крупнейших странах, потребляющих нефть, никогда не слышали об этой войне, хотя она велась прежде всего за то, чтобы их продолжали бесперебойно обеспечивать нефтью. Давний пограничный спор между соседями потребовал немедленного разрешения. Срочность объяснялась тем, что нефтяным компаниям необходимо было знать, с какой страной вести переговоры о нефтяных концессиях на определенные участки нефтеносных земель. Необходимо было четко определить границы. Шуары стали первой линией обороны Эквадора. Они всегда были беспощадными воинами, способными противостоять превосходящему по численности и вооружению противнику. Шуары ничего не знали о политической подоплеке этой войны и о том, что исход войны откроет двери нефтяным компаниям. Они сражались, потому что их предки были воинами и потому что они не собирались допускать иностранных солдат на свои земли.

Пока мы продвигались на лодке по реке, наблюдая за раскричавшимися над нашими головами попугаями, я спросил Шакайма, соблюдается ли все еще перемирие.

— Да, — ответил он, — но боюсь, я должен сказать, что теперь мы готовимся к войне с вами. — Он стал объяснять, что, конечно, не имел в виду меня лично или людей из группы. — Вы наши друзья, — заверил он меня.

По его словам, он имел в виду наши нефтяные компании и военных, которые придут в джунгли, чтобы охранять нефтяников.

— Мы видели, что они сделали с племенем гуарани. Они уничтожили их леса, загрязнили реки, убили много людей, и даже детей.

Сегодня гуарани уже практически не существуют как народ. Мы не допустим, чтобы такое случилось с нами. Мы не допустим на наши земли ни нефтяные компании, ни перуанцев. Мы все поклялись бороться до последнего человека [79].

В тот вечер наша группа сидела вокруг костра в красивом шуарском традиционном длинном Доме племени, построенном из расщепленного бамбука, воткнутого в землю и накрытого соломенной крышей. Я рассказал им о своем разговоре с Шакаймом. Мы все подивились, как много людей в мире испытывали сходные чувства по отношению к нефтяным компаниям и нашей стране. Сколько людей, подобно шуарам, ужасались при мысли, что мы войдем в их жизнь и уничтожим их культуру и их земли? Сколькие ненавидели нас?

На следующее утро я пошел в маленький офис, где находилась рация. Мне нужно было договориться с пилотами, чтобы нас забрали через несколько дней. Я разговаривал с ними по рации, когда услышал крик.

— Боже мой! — закричал мой собеседник по сеансу радиосвязи. — Атака на Нью–Йорк! — Он включил погромче работавший у него другой радиоприемник, который до этого тихо играл музыку, чтобы мне было его слышно. В течение получаса мы слушали репортаж о событиях, разворачивающихся в Соединенных Штатах. Это время я, как и все другие, никогда не забуду. Вернувшись во Флориду, я решил посетить «Граунд Зеро» — место, где раньше находились башни Всемирного торгового центра. Я прилетел в Нью–Йорк днем и зарегистрировался в отеле. Стоял солнечный ноябрьский день, воздух был насыщен ароматами. Полный энтузиазма, я шел вдоль Центрального парка, а затем направился к той части города, где когда–то проводил много времени, — к тому месту около Уолл–стрит, которое теперь называлось «Граунд Зеро».

По мере приближения к этому месту мой энтузиазм сменялся ужасом. Виды и запахи подавляли: это были немыслимые разрушения. Искореженные, оплавленные остовы когда–то величественных зданий; обломки; тошнотворный запах дыма, обуглившихся развалин, горелой плоти. Я видел это по телевизору, но находиться здесь — это было совершенно другое.

Я не был к этому готов, и особенно — увидеть людей. Прошло два месяца, а они все стояли вокруг, те, кто жил или работал неподалеку, те, кому удалось выжить. Перед своей обувной мастерской сидел египтянин. Он покачивал головой, все еще не в силах поверить в то, что произошло.

— Не могу к этому привыкнуть, — пробормотал он. — Я потерял многих клиентов, многих друзей. Мой племянник там погиб. — Он показал на небо. — По–моему, я видел, как он прыгнул. Я не знаю… Так много людей прыгали. Они махали руками, как будто могли летать.

Удивляло то, как люди разговаривали друг с другом. В Нью–Йорке. Я говорю не о словах. Они встречались глазами. Лица были хмурые, но люди обменивались взглядами, полными сострадания, печальными полу–улыбками, которые говорили больше, чем миллион слов.

Но было и еще что–то необычное в самом месте. Сначала я не мог понять, что это. Потом понял: солнечный свет. В те времена, когда я совершал поездки в эту часть города, чтобы организовать финансирование для «Ай–пи–эс», когда я обговаривал стратегию с инвестиционными банкирами за ужином в ресторане «С видом на мир» на башне торгового центра, нижний Манхэттен был похож на темное ущелье. Если кому–то хотелось видеть лучи солнца, ему приходилось подниматься на вершину Всемирного торгового центра. А теперь свет достигал даже уровня первого этажа. Ущелье разверзлось, и нас, стоявших на улице рядом с развалинами, согревало солнце. Я не мог удержаться от мысли: не вид ли неба, не свет ли помогали людям открыть свои души? Но уже само то, что я думал об этом, порождало чувство вины.

Я повернул за угол церкви Святой Троицы и пошел вниз по Уолл–стрит. Обратно в старый Нью–Йорк, погруженный в тень. Ни неба, ни света. Люди спешили по своим делам, не замечая друг друга. Полицейский что–то кричал водителю заглохшей машины.

Я присел на первую же попавшуюся лестницу. Это был дом номер четырнадцать. Откуда–то доносился шум гигантских вентиляторов, перекрывавший все остальное. Похоже, он шел от массивной каменной стены здания Нью–Йоркской фондовой биржи.

Я наблюдал за людьми. Они спешили по своим делам, шли с работы, торопились домой или направлялись в бар или ресторан на деловой ужин. Некоторые шли по двое, болтая друг с другом, хотя большинство шли поодиночке. Я пытался встретиться с кем–нибудь взглядом — мне не удалось.

Вой сработавшей автомобильной сигнализации прервал ход моих мыслей и заставил посмотреть в глубь улицы. Я взглянул в направлении звука. Из дверей офисного здания выскочил человек, направил пульт дистанционного управления в сторону машины — завывания прекратились. Я молча сидел на ступенях еще несколько минут. Затем достал из кармана аккуратно сложенный лист бумаги, исписанный цифрами.

А потом я увидел его. Он шел шаркающей походкой, глядя под ноги. У него была жидкая седая борода; одет он был в грязный плащ, который выглядел совершенно неуместно в этот теплый день на Уолл–стрит. Я понял, что передо мной афганец. Он взглянул на меня. Затем, после секундного колебания, стал подниматься по лестнице. Вежливо кивнув, он присел в ярде от меня. По тому, как он держался, я понял, что он не против, если я с ним заговорю.

— Чудесный день.

— Красивый. — У него был сильный акцент. — В такие времена нам нужен солнечный свет.

— Вы имеете в виду, из–за Всемирного торгового центра?

Он кивнул.

— Вы из Афганистана?

Он пристально посмотрел на меня.

— Это так заметно?

— Я много путешествовал. Недавно я был в Гималаях, в Кашмире.

— Кашмир. — Он потянул себя за бороду. — Война.

— Да, Индия и Пакистан, индуисты и мусульмане. Заставляет задуматься о роли религии, не правда ли?

Наши взгляды встретились. У него были темно–коричневые, почти черные глаза. В них была мудрость и печаль. Он повернулся к зданию Нью–Йоркской фондовой биржи. Длинным искривленным пальцем он указал на здание.

— А может быть, — согласился я, — это из–за экономики, не религии.

— Вы были солдатом?

Я не смог удержаться от смешка.

— Нет. Экономическим консультантом. — Я вручил ему лист с цифрами.

— Вот мое оружие.

Он взял листок.

— Цифры.

— Международная статистика.

Он какое–то время рассматривал цифры, потом рассмеялся:

— Я не умею читать. — С этими словами он вернул мне листок.

— Цифры говорят нам о том, что двадцать четыре тысячи человек умирают каждый день от голода.

Он тихо присвистнул, затем, немного подумав, вздохнул.

— Я чуть было не стал одним из них. У меня была маленькая гранатовая ферма недалеко от Кандагара. Пришли русские; моджахеды попрятались за моими деревьями и в арыках. — Он изобразил, как солдаты целились из винтовки. — Прятались в засаде. — Он опустил руки. — Все мои деревья и арыки были уничтожены.

— И что вы сделали после этого?

Он кивнул на листок у меня в руках.

— Здесь говорится что–нибудь о нищих?

Там не было этих цифр, но я их помнил.

— По–моему, около восьмидесяти миллионов в мире.

— Я стал одним из них. — Он в задумчивости покачал головой. Несколько минут мы молчали, потом он заговорил снова: — Мне не нравилось просить милостыню. Мой ребенок умирал. Я стал выращивать мак.

— Опиум?

Он пожал плечами:

— Воды нет, деревьев нет. Это единственный способ прокормить наши семьи.

Я почувствовал комок в горле; чувство печали во мне смешивалось с чувством вины.

— По нашим понятиям, выращивание опийного мака — преступление, хотя многие из наших богачей обязаны своим состоянием торговле наркотиками.

И опять наши глаза встретились. Казалось, его взгляд проникает мне в душу.

— Ты был солдат, — сказал он, кивнув головой, как будто подтверждая этот простой факт.

Затем он медленно поднялся и, хромая, стал спускаться по ступеням. Я хотел задержать его, но не смог произнести ни слова. Я поднялся и поспешил за ним. Внизу мое внимание привлекла табличка. На ней было изображено здание, на ступенях которого я только что сидел. Надпись уведомляла прохожих, что здание было возведено «Херитэдж трэйлз оф Нью–Йорк». На табличке было написано:

«Дом 14 по Уолл–стрит спроектирован так, словно разработчики желали водрузить Галикарнасский Мавзолей на колокольню Святого Марка в Венеции и поместить эту конструкцию на пересечении Уолл–стрит и Бродвея.

В небоскребе высотой 539 футов, бывшем одно время самым высоким банковском зданием, первоначально располагался головной офис «Бэнкерс траст», одного из самых влиятельных финансовых учреждений страны».

В благоговейном трепете я взирал на это здание. В начале прошлого века дом 14 по Уолл–стрит играл ту же роль, которую впоследствии стал играть Всемирный торговый центр; это был символ власти и экономического господства. В нем располагался «Бэнкерс траст» — организация, финансировавшая мою энергетическую компанию. Это было существенной частью моего наследия — наследия солдата, по меткому выражению афганского старика.

То, что день завершился беседой со стариком именно здесь, казалось странным совпадением. Случайным совпадением. Эти слова привлекли мое внимание. Я размышлял о том, как наши реакции на случайности влияют на нашу жизнь. Как мне реагировать на эту?

Я шел по улице, вглядываясь в лица прохожих. Но старик исчез. Рядом со следующим зданием стояла огромная статуя, закутанная в голубую пленку. Надпись на каменном фасаде здания сообщала о том, что здесь был «Federal Hall», знаменитый зал Федерального собрания в старой нью–йоркской мэрии, дом 26 по Уолл–стрит, где 30 апреля 1789 года Джордж Вашингтон принес присягу, вступая в должность президента — первого президента Соединенных Штатов. На этом самом месте принес присягу первый человек, которому доверили ответственность за жизнь, свободу, возможность счастья для всех людей. Так близко к «Граунд Зеро»; так близко к Уолл–стрит.

Обогнув квартал, я вышел к Пайн–стрит, где уткнулся в здание, в котором располагался головной офис основанного Дэвидом Рокфеллером «Чейз–банка», взошедшего на нефтяных деньгах, урожаи которого пожинали такие люди, как я. Этот банк, обслуживавший ЭУ и умело продвигавший глобальную империю, во многих отношениях был символом корпоратократии.

Я читал, что Дэвид Рокфеллер начал строить Всемирный торговый центр в 1960–х и что сейчас этот комплекс считался устаревшим. Оснащенный неудобной и дорогостоящей системой лифтов, он не вписывался в современный мир оптоволокна и Интернета. Когда–то башни получили прозвища «Дэвид» и «Нельсон». Теперь зданий не было.

Я медленно, почти с неохотой, брел по улице. Несмотря на теплый день, я чувствовал озноб. Я испытывал странную тревогу; мною овладело нехорошее предчувствие. Не в состоянии понять источник этой тревоги, я попытался стряхнуть ее, возобновив свой путь. И вот опять я смотрел на эту обугленную дыру, искореженный металл — страшный шрам на теле земли. Опершись на стену соседнего, уцелевшего здания, я стал смотреть в яму. Я пытался представить себе, как метались люди, предпринимая отчаянные попытки выбраться из разваливавшегося здания, как врывались в здание пожарники, чтобы помочь им. Я пытался думать о людях, которые прыгали из окон, какое отчаяние они чувствовали. Но эти мысли не достигали моего сознания. Вместо этого я видел, как Усама бен–Ладен получает деньги и оружие на миллионы долларов от сотрудника консалтинговой фирмы, имеющей контракт с правительством США. А потом я увидел себя, сидящего перед пустым экраном компьютера.

Я посмотрел в сторону, противоположную «Граунд Зеро» — на улицы Нью–Йорка, не тронутые огнем. Они возвращались к своей обычной жизни. Что думали люди, спешившие сегодня по улице, обо всем этом — не просто о разрушенных башнях, а об уничтоженных гранатовых фермах, о тех двадцати четырех тысячах, ежедневно в страданиях умирающих от голода. Задумываются ли люди об этом вообще? В состоянии ли они оторваться от своей работы, от своих пожирающих бензин машин, от процентных выплат — оторваться от всего этого, чтобы задуматься о собственном вкладе в тот мир, который мы передаем своим детям. Что они знали об Афганистане — не о том, который они видят по телевизору, — заставленном палатками и танками американских военных, а об Афганистане того старика? Что думают те двадцать четыре тысячи людей, каждый день умирающие от голода?

А потом я опять увидел себя, сидящего перед пустым экраном компьютера.

Я заставил себя снова взглянуть на «Граунд Зеро». Сейчас ясно было только одно: моя страна намерена мстить — и все зло собирается выместить на таких странах, как Афганистан. Я думал о других местах в мире, где люди ненавидят наши компании, наших военных, нашу политику и нашу твердую поступь строителей новой глобальной империи.

А что Панама, Эквадор, Индонезия, Иран, Гватемала, большая часть Африки? — думал я.

Оторвавшись от стены, я возобновил свой путь. Невысокий смуглый человек, размахивая газетой, что–то кричал по–испански. Я остановился.

— Венесуэла на грани революции! — кричал он, пытаясь перекрыть шум моторов, гудки машин, гомон толпы. Купив у него газету, я несколько минут изучал передовую статью. Она была посвящена Уго Чавесу, демократически избранному президенту, известному антиамериканскими настроениями. Кроме того, в ней говорилось о волне ненависти, которую вызывала политика США в Латинской Америке.

А что же Венесуэла?

<< | >>
Источник: Перкинс Джон. Исповедь экономического убийцы. 2005

Еще по теме Глава 32. 11 СЕНТЯБРЯ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ ЛИЧНО ДЛЯ МЕНЯ:

  1. ГЛАВА 29 ВЫВОЗ КАПИТАЛА И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
  2. ГЛАВА VII О РОСТЕ ЧИСЛЕННОСТИ НАСЕЛЕНИЯ В ГОСУДАРСТВЕ U ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯХ
  3. ГЛАВА ПЕРВАЯ. НЕПОСРЕДСТВЕННОЕ ДЕЙСТВИЕ СПИРТНЫХ НАПИТКОВ; ОПЬЯНЕНИЕ, ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ; АЛКОГОЛЬНЫЙ БРЕД. Раздел 1.
  4. Население Парижа, революционная сила. Обращение к общественному мнению и народные «дни». Террор и надзор полиции. Осажденный город. Голод и дороговизна жизни. Колебание монеты и его последствия для общества. Народные праздники и гулянья. Возрождение Парижа.
  5. сентября (8 сентября ст. ст.), пятница. РОЖДЕСТВО ПРЕСВЯТОЙ ВЛАДЫЧИЦЫ НАШЕЙ БОГОРОДИЦЫ И ПРИСНОДЕВЫ МАРИИ
  6. 27 СЕНТЯБРЯ (14 СЕНТЯБРЯ СТ. СТ.), ЧЕТВЕРГ. ВОЗДВИЖЕНИЕ ЧЕСТНОГО И ЖИВОТВОРЯЩЕГО КРЕСТА ГОСПОДНЯ
  7. ВОЗВРАЩЕНИЕ РАЙМОНДА VI (сентябрь 1216 г. — сентябрь 1217 г.)
  8. 5. 20 июля и его последствия
  9. Чехословацкий мятеж и его последствия
  10. Советско-германский пакт и его последствия
  11. Петровский бюрократический переворот и его последствия
  12. Кампания 1916 г. Военное поражение и его последствия 14
  13. О ВСЕВЛАСТИИ БОЛЬШИНСТВА В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ И О ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯХ
  14. 3. Экологический кризис, его демографические и социальные последствия
  15. Изменение климата и его последствия к 2020 году
  16. О КОМПЬЮТЕРНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯХ ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
  17. 3. ПОСЛЕДСТВИЯ ИЗМЕНЕНИЙ КЛИМАТА ДЛЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ
  18. Статья 982. Последствия одобрения заинтересованным лицом действий в его интересе
  19. ПОСЛЕДСТВИЯ РАЗВОДА ДЛЯ МУЖЧИН, ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ  
  20. ПАГУБНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ВЛАСТИ ДЛЯ ДОБЛЕСТЕЙ СЕКТЫ