Живой мир

Домашние животные представляли главное богатство скотоводов Хонгорая. Самым умным животным считалась лошадь, воспетая в героических сказаниях. Конь был верным другом человека, добросовестно служащим при его жизни, а после смерти сопровождавший его в загробный мир.

Плеть, повод и уздечка коня имели сакральное значение. Ни поводом, ни уздечкой нельзя бить коня, иначе погибнет хозяин. Запрещалось заходить в юрту, держа в руках плеть и уздечку. Повод коня никогда не заносили в помещение. Его привязывали на улице.

Отправляясь в путь (чорых), завязывали конец повода коня или аркана, чтобы дорога стала удачной (чолы туйух ползын - букв, пусть дорога будет глухой!). После выезда из дома в течение трех дней нельзя подметать и мыть полы, дабы не смыть следы путника. Если в пути конь фыркает (пыргырып), то значит дорога будет удачной. В связи с этим коню говорили: «Оц пурныц ползын!» - Будь здоров! После возвращения из поездки, до тех пор, пока не остынет пот лошади (тир соодарга), нельзя заходить в дом.

Если кобылица приносила двух жеребят (а цельнокопытным предопределено жеребиться одним детенышем), то существовал следующий обычай. Двойню отводили на берег реки и бросали в воду. Жеребенок, поплывший вверх против течения, оставлялся в доме хозяина. Тот, кто поплывет вниз по течению, считался слабым, и его отдавали беднякам. Если оба жеребенка поплывут вниз по течению, то не брали ни одного. Устраивали бега среди ребятишек и вручали их в качестве призов. Когда же оба жеребенка поплывут вверх, то это считали за счастье и оставляли их у хозяина. Идентичный обычай бытовал среди тянь-шаньских кыргызов.48

После смерти хозяина его верховой конь получал специальное название «хойлага». Как только начинали обряжать умершего человека, то хойлага привязывали к дверям юрты. Его седло и чепраки располагали задом наперед. Гриву и хвост заплетали по часовой стрелке, т.е. так же, как косы вдовы.

К задним торокам седла прикрепляли шубу покойного, которая исполняла роль заместителя хозяина. Хойлага, привязанный у юрты, выдерживал траурное стояние (тулланганы) до семи дней.

На сороковые поминки хойлага выводили на кладбище, три раза обводили против часовой стрелки вокруг могилы, после чего забивали ударом ножа в затылок. Шкуру хойлага снимали вместе с головой, конечностями и хвостом. Нижнюю челюсть убирали, иначе на том свете хозяин не сможет управлять конем. Хвост и грива оставались заплетенными вместе с лентами «чалама». В ногах могилы устанавливали «чахы» - специальное деревянное сооружение для вешания шкуры хойлага. Шкуру набрасывали на «чахы» таким образом, чтобы голова смотрела в сторону заходящего солнца. Создавалось впечатление бегущей в небеса лошади.

Тушу хойлага разделывали по суставам. Кости ломать запрещалось. На том свете верховой конь - хойлага опять станет служить своему умершему хозяину.

Скот запрещалось ласкать. Если хозяин сильно ласкал теленка, то ему говорили: «Чыргалыц полар!» - Он станет тризной на твоих поминках.

Прут (сыйдам), которым выгоняют скот на пастбище, имеет сакральное значение. Его обязательно приносят домой. Если прутья выбрасывать, то скот будет разбредаться и из дома уйдет счастье.

В том случае, когда лошади или коровы заночуют в степи и хозяин не может их найти, тогда применяли охранительную магию. Дома завязывали рукава мужской шубы, дабы у воров онемели руки. Поясом стягивали вместе голенища сапог, чтобы спутать ноги скота и парализовать его дальнейшее движение. Затем втыкали в порог или в правый косяк двери нож или открытые ножницы, чтобы пасть хищных зверей при попытках схватить скот испытывала боль. В завершение читали заклинание: «Пусть скот, оставшийся в степи, переночует невредимым!»49

Указанные магические приемы использовались кочевниками с древнейших времен. Так, например, гунны во время боевого похода приказывали шаманам «связывать ноги лошадям, чтобы вызвать ответное схожее действие-парализовать коней противника, лишить их возможности двигаться».50

Во время отела коров применялись суеверные запреты. Первое молоко сдаивают, пропуская соски сквозь серебряное кольцо, дабы никто не сглазил. В дальнейшем обязательно доили коров с серебряным кольцом на руке. «Закольцованное» молоко становится недоступным для нечистой силы и колдунов (сыбырагчы). Кольцо служит оберегом против опухоли сосцов. В том случае, когда заболит вымя коровы, то молоко сцеживают сквозь отверстие дырявого камня «утпгтас», который носят привязанным к дойному ведру.

После отела коровы проводили празднество «пызо тойы» (букв, пир теленка). Самым важным обрядом на нем является действие «хасхалирга» -

метить лоб новорожденного теленка молозивом (оос). В чашку наливали кипяченое молозиво и три раза поливали им теленка, делая белые полосы (хасха) от головы до хвоста. В момент обряда хозяйка высказывает благопожелания: «Пастагчы полба, палгасха патып паразыц! Мал соона халба, пуурге туттыр саларзьщ! Мал аразынча чбр!» - Не будь предводителем, утонешь в грязи! Не отставай от стада, попадешься волку! Пасись среди скота!

Точно такой же обычай существует у тянь-шаньских кыргызов. Когда коровы телятся и дают первое молоко, то кыргызы это молоко кипятят, а затем мажут теленка, приговаривая: «Теля, не оставайся позади - волк съест. Вперед уйдешь - воры украдут. Находись всегда посредине стада».51

Надо сказать, что аналогичный обряд «пала хасхалирга» совершали и над новорожденным младенцем. После рождения ребенка повитуха молозивом проводила три черты (хасха) на лбу младенца и читала благословение, отражающее психологию хакаса: «Чон алнына ойлаба, чон соона халба, к!з! аразынна чбр» - Не беги вперед народа, не отставай от толпы, ходи среди людей!

Празднество «Пызо тойы» завершалось угощением блинами, приготовленными из молозива. Интересно отметить, что до сих пор «обмывание» любого нового приобретенного товара по-хакасски называется «мал азагын чуурга» - мыть ноги скоту. Этот факт свидетельствует о ското- ведческом укладе жизни хонгорцев.

В том случае, когда отелится двухгодовалая телка (торбах), тогда проводили пиршество «торбах тойы».

В конце празднества «торбах тойы» теленочка заводили в алачик, где ему протыкали мочку уха и продевали белую и красную ленты «чалама». Почтенный старец, сидя во главе огня, благословлял: «Торбахтац тбреен толаачах тоозылбастаг улуспг ползын!» - Теленочек, рожденный от торбака, пусть будет с вечным счастьем!52

Особое отношение к раннему приплоду свидетельствует о заботе скотоводов об увеличении своего стада.

Селекционный отбор осуществлялся в отношении мелкого рогатого скота. В отару отбирали овец, приносящих во время окота двух ягнят. Однако, если овцы, а тем более козы, приносили трех ягнят (ус ара), то это считалось проделками злых духов - «узут», ибо парнокопытные животные могут родить только пару детенышей. Также с предубеждением относились к женщине, родившей тройню, т.к. у нее всего две груди.

Если у овцы или козы родится трое детенышей, то одного обязательно надо отдать. По этому случаю устраивались соревнования в беге между невестками - «килш чарыс». Наперегонки бежали 2-3 свояченицы, сваты которых бились об заклад. Победившая в соревновании невестка в качестве приза получала ягненка и в ответ благодарила словами: «Ус аралап туган хойынар ус муца читсш» - Пусть ваши овцы, приносящие тройню, достигнут численности трех тысяч!»53

Описанный обычай характерен и для других тюрко-монгольских народов.

В домашнем хозяйстве хакасов козы, а до начала XX в. и свиньи практически не держались, ибо относились к дьявольскому созданию Ирлик- хана (Ирлік хан малы). Подобное представление бытовало у казахов и кыргызов.

Во время грома к козе старались не подходить близко. Около нее могла прятаться нечистая сила (узут), которую поражает Громовержец своей стрелою. Высушенную голову козла употребляли при лечении малярии. Ее засовывали за пазуху больного во время сна.

На скотном дворе запрещалось кричать, ругаться, опорожняться и т.п. Дух-хозяин скотного двора «хазаа зззі» может рассердиться и забрать жизненную силу животных (мал худы). Чтобы его ублажить, по углам скотного двора расставляли хлеб и соль. При чистке сараев в углу оставляли небольшую кучку навоза на счастье.

Весной холостили скот (чімкирге). За один раз все виды животных кастрировать запрещалось. Например, в один месяц холостили баранов и жеребцов, а на следующий - бычков. Место кастрации окроплялось аракой, а животные должны быть сытыми. Тестикулы собирались в чашу с молоком и выставлялись, прикрытыми белой материей, на алтаре в юрте (худай пулии). На третий день после кастрации проводили праздник «чімкеен той» -

букв, холощеный пир. Чаша с тестикулами убиралась с алтаря. Яички бычков отваривали и устраивали застолье. А тестикулы барашков зарывались в скотном дворе с пожеланиями: «Пусть будет скот здоровым!» В завершение праздника специалисту по кастрации дарили следующие подарки: кушак - за работу в первый год; рубашку - на второй год; телочку -

на третий. Баи дарили мастеру на третий год жеребчика (тай).55

Хрупкое счастье (улус, ырыс) хакасского скотовода охранялось суеверными обычаями и обрядами. Тюрко-монгольские кочевники для «удержания» счастья в доме обязательно оставляют в жилище частицу удаляемого. Например, хакасы при дарении или продаже скота вырывали из паховой части, а также из середины хвоста три клочка шерсти со следующим заговором: «Улус парбазын! Хут парбазын! Чуртында халзын!» -

Пусть не уйдет счастье, пусть не уйдет жизненная сила, пусть все останется в жилище! Вырванную шерсть смачивали слюной скота, скручивали в комок и прятали в юрте или засовывали за меховую опушку шубы. Такой обычай носил название «туктирге» - букв, шерстить.56 Идентичные суеверные обычаи исследователи отмечают у казахов, бурят и монголов. Г.Н. Потанин писал: «При продаже скота у халхасцев соблюдался такой обычай: у каждого проданного барана, коровы или лошади хозяин вырывает клочок шерсти, сует под губы продаваемой скотины, чтобы замочить ее слюной, и потом собранную шерсть бросает в огонь. Это называется по-монгольски кишик - счастье».57

Среди стада встречаются уродливые индивиды или еле передвигающиеся молодые животные. Согласно хонгорским представлениям, на них взвалено счастье скота - «кизик» и они якобы находятся под его бременем. Их нельзя продавать, иначе у хозяина уйдет счастье.

Мелкий рогатый скот забивали на мясо способом «бзеп», т.е. разрезали диафрагму и разрывали аорту, проходящую вдоль позвоночника. Крупный рогатый скот и лошадей убивали способом «чулумнеп», т.е. ударом ножа в затылок под первый шейный позвонок. Запрещалось резать голодное животное. Голову забиваемого скота разворачивали в сторону захода солнца и произносили: «Сагаа чазых, магаа азых!» - Тебе грех, а мне пища!

Кости животного расчленяли ножом но суставам. Ломать их запрещалось. Если кости разрубать, то у хозяина скот переведется и не станет счастья. Только расчлененный по суставам костяк животного может, якобы, опять возродиться. Черепа баранов, козлов и лошадей вешали на изгородь. Верили, что они служат оберегом скотного двора (хазаа хадарчызы).

Человеку, заколовшему крупный рогатый скот, давали в качестве награды горловину - «мостаа», а заколовшему овцу - грудинку (тбс хара). Внутри горловины, в основании гортани (пахлор) имеется раздвоенная косточка, применявшаяся в магии. Если одно ответвление косточки намазать черной сажей, а другое - красной кровью и засунуть за косяк дверей, то в этой юрте семья рассорится.58

Коленные чашечки (томых), плюсны (толарсых) и астрагалы (хазых) животных наделены сакральными свойствами. Хонгорцы никогда не выбрасывали их на улицу и хранили на счастье дома. Верили, что если их сгложут собаки, то переведется скот у хозяина.

Овечьи астрагалы охраняют счастье отары (хой улузі). Когда в доме накопится 100 альчиков, то их погребали с правой стороны от входа в скотный двор с пожеланием: «Пусть множатся овцы до 100 голов!» Десятую сотню астрагалов хоронили в центре кошары. Место захоронения выстилали белой шерстью и благословляли, чтобы отара хозяина достигла 1000 голов овец.

Коленные чашечки обгладывали только мужчины. Нельзя царапать ножом ее полированную часть, иначе у ребенка лицо покроется рубцами. Плюсны правой ноги нельзя отделять от астрагала. Их зашивали в материю и прикрепляли к косяку дверей дома. Грабителям и ворам эти косточки будут казаться многочисленной охраной, кричащей: «Держите их, ловите их!»

Охотники, идущие в тайгу, брали с собой в качестве оберега астрагалы, плюсны и коленные чашечки. Их устанавливали в охотничьем балагане у очага со следующим заговором: «Чус аттыц чугур1зше}; чугур, чус юзшщ хысхыразынац хысхыр! - Беги с топотом 100 коней, кричи с криком 100 человек!» При такой охране даже горные духи-хозяева не решаются напасть на охотников.59 Подобные суеверные обычаи были известны кыр- гызам и казахам.60

Хакасы, как и многие другие тюрко-монгольские скотоводы Центральной Азии, соблюдали древний народный этикет распределения мяса во время трапезы. Глава дома обязательно получал первый шейный позвонок - атлант, первые два правых ребра и бедренную кость. При обгладывании атланта (молтырых) читали заклинание: «Хара пастыц пастагч,ызыц, мойын торыспахтыц очызызыц хари тастаба, андарылзам -

кинебе» - Ты вожак черной головы, ты младший шейный позвонок, в трудную минуту не бросай, если упаду - не калечься!». Обглоданный атлант насаживали на палочку и втыкали около очага со стороны дверей (от соо). Детям его не давали, иначе заболит шея.61 Точно такой же обычай существовал у кыргызов. Сваренную шею они обгладывают не пользуясь ножом. При перекочевке ее надевают на палочку, которую втыкают затем у очага, чтобы утащила какая-нибудь собака. Верили, что от этого шея ребенка будет крепче.62

Верхние правые два ребра (погананац кигене) никогда не расчленяли. Хозяин юрты их немного обгладывал, обязательно оставлял нетронутой верхнюю часть, называемую «пай пазы» - богатый верх, и бросал в огонь очага со словами «от улузЬ> - доля огня. Атлант и первые два ребра, кроме хозяина, никто не имел право вкушать. В противном случае в этом доме не будет плодиться скот. Бедренную кость (тохпах чшщ) хозяин мог преподнести уважаемому гостю в знак особого почтения. Однако ее запрещалось выбрасывать на улицу в целом виде. Узкий конец кости, называемый «пай пазы» - богатый верх, отбивался ножом и оставлялся дома со словами «пайыц пир!» - отдай свое богатство. Эта часть считалась приносящей счастье.

Имелись куски мяса, предназначенные для мужчин и для мальчиков, для женщин и для девочек. Например, девочкам давали грызть нёбо скота, чтобы они стали хорошими мастерицами (сибер). Точно такой же обычай существовал у казахов.63

Некоторые части забитого скота должен был съесть только один человек. Например, нижнюю челюсть овцы (кипсее), в силу ее магических свойств, двоим нельзя обгладывать, иначе они станут врагами. Коровьи глаза обладали страшными свойствами. Их непременно должен съесть один человек. Если их разделят между собой двое, то они рассорятся и будут ненавидеть друг друга до самой смерти. Поэтому в народе враждующих людей называют: «шек хараа чкжен чон» - люди, съевшие глаза одной коровы.

Собака (адай) и волк (пуур) в хакасской мифологии были окружены особым ореолом почитания. Из всех тюркских языков только в хакасском и кыргызском собака носила отдельное название «адай» или «ал- тай» (помимо общетюркского «ит»). Имя волка - «пуур» нельзя было произносить всуе, так как благодаря своему чуткому слуху он явится в скотный двор говорящего. Почтительный страх выработал около десятка табуированных слов для обозначения волка, как например: «чир хулах» - все слышащий, «гг» - собака (устаревшее слово), «чазы адайы» - степная собака, «таг адайы - горная собака, «кер тон» - гнедая шуба; «кокт1р» - серый, «солбек» - длиннохвостый и др.

Хонгорцы предпочитали держать дома черных и белых собак. Остерегались собак желтой и мухортой масти. Такое отношение возникло от мифического персонажа по имени Сараадай-хан (букв, царь желтых собак), являющегося главою всего собачьего мира. Он имеет собачье туловище и человеческую голову. Сараадай-хан находится в царстве умерших душ, где вершит суд и карает виновных.

Желтых собак считали оборотнями - слугами собачьего хана. Если убить желтую собаку, то верили, что ее душа отправится к Сараадай- хану. Дабы отвратить от себя всякие напасти, язык убитой желтой собаки разрезали пополам, а ее тело отвозили и бросали в озеро «Сараадай кол» (оз. Собачье в Июсских степях). Если из озера послышится собачий вой, то это плохое предзнаменование, связанное с гибелью людей.

Глава всех волков «Пуур-хан» представал перед фольклорными героями в виде оборотня. Он и его дети отличались от обычных волков белым цветом. Однажды, как рассказывают хакасские легенды, единственный сын Таар-бега погнался за белым волком (хуу пуур), повадившимся к ним таскать скот. В местности «Хыспанах» по р. Чулым удалось настичь белого волка. В момент, когда Торгы-бег натянул лук, белый волк обратился в красную девицу. Она оказалась дочерью Пуур-хана и стала умолять оставить ее в живых и обещала выйти за него замуж. Но Торгы-бег был неумолим. Покончив с оборотнем, он вернулся домой, но заболел и скончался. С тех пор род Таар-бега прекратился.64

Хонгорцы не держали на цепи собак, имеющих над глазами пятна, создававшие видимость четырех глаз. Такие собаки называются «торт харах», т.е. четырехглазки (в русской мифологии - двоеглазка). Данное предубеждение существует с древнейших времен. По сообщениям Гарди- за (X в. н.э.), основоположник кыргызов (т.е. предок современных хакасов) был выкормлен собачьим молоком. «В то время у собаки было четыре глаза... два глаза собаки перешли к этому ребенку и два глаза остались собаке:... следы этого еще остались на морде собаки.^ До сих пор хакасы уверены в особом зрении собаки, которая может видеть народившийся месяц в первый день новолуния или месяц на ущербе в последний день старой луны и другое.

Во время семейных обрядов, посвященных ребенку, собака выполняла охранительные функции. Один из магических ритуалов, связанный с появлением будущих детей, заключался в кормлении собаки ритуальной пищей. На разостланный подол одежды невесты клали семь дощечек (тах- пай), обмазанных обрядовой пищей «поча потхы». Подводили собаку, которую заставляли съесть предложенные яства, внушая ей: «Это детская кака». В такой момент «алгысчыл», т.е. служитель бурханизма, произносил благословление: «Алын идегщер пала пассын, кизін идегінер мал пассын!» - Пусть ваш передний подол топчут дети, пусть ваш задний подол топчет скот!». Точно такой же обряд кормления собаки невестой бытовал у монголов. «После свадьбы - пишет Г. Мэнэс, - невесту оставляли в новой юрте, и мать невесты перед тем, как оставить дочку, приводила в эту юрту собаку свекра. Кусочки кишок, печени и т.п. или чашку с мелко накрошенным мясом, выбранным из свадебного мясного угощения, невеста клала себе на расстеленный подол и кормила собаку».66

После рождения ребенка его первые экскременты (хара тогы) отдавали съесть собаке. При изготовлении колыбели подводили пса и давали ему слизать сметанную кашу (потхы), намазанную на желобок для стока мочи. Перед тем, как поместить ребенка в колыбель, сначала туда укладывали щенка, чтобы он ее обжил. Подобные обычаи существовали и у кыргызов Тянь-Шаня.

Чтобы уберечь мальчиков от злых духов, новорожденных пропускали через растянутое ротовое отверстие шкуры убитого волка, в придачу нарекая их именем «Пуур» - Волк или «Адай!» - Собака. Перед тем, как надеть первую распашонку на малыша, ее сначала напяливали на щенка. Такая рубашка получила название «адай кбгенегі» - собачья рубашка. Повитуха, приглашенная на обряд, благословляла: «Адай кбгенегін кизірчебіс. Адай осхассоохха пик, кулук ползын!» - Мы надеваем на тебя собачью рубашку! Будь таким же крепким и выносливым, как собака!

Малыша, чихнувшего вечером, заклинали: «Сохыр адай кбчиин чалга!» - Лизни зад пестрой собаки! В данном случае собака должна охранять душу ребенка, которая, как считали, вечером выходит из тела. То же самое произносили («адай кодін чалга! - лизни задницу собаке), когда малыш сильно зевал.

Согласно хакасским традициям, выпавшие молочные зубы дети заминают в хлебный мякиш и бросают собаке со словами: «Чабал тісті сагаа, чахсы тісті магаа!» - Плохой зуб тебе, а хороший зуб мне дай! Подобный обычай существует у бурят и монголов. «Когда у ребенка выпадал молочный зуб, - пишет Г. Мэнгэс, - то его обычно заворачивали в кусок овечьего курдюка и давали собаке, ...»67

Подохшего от старости сторожевого пса, по хонгорскому обычаю, требовалось похоронить в земле, вложив в его пасть сало или масло. Собак запрещалось убивать. Исключением служило принесение клятвы. В 1627 г., когда кыргызские князья съехались, чтобы принести шерть русскому царю, они, «убив собаку и выточа кровь тое свежею собачью кровь пили.»68 Полную аналогию представляла собой клятва у бурят и у якутов в XVII в., которые разрубали собаку саблей и облизывали окровавленный клинок.

В том случае, когда собаку плохо кормят, избивают, а после того, как она околеет, не похоронят, то ее душа превращается в злую силу «аан». Она вредит людям, преследует и приносит болезни бывшему хозяину, а также тем, кто наступит на брошенный труп неприкаянной собаки. Чтобы предотвратить разрушительную силу «аана», невидимую душу собаки отгоняли магическим обрядом, обмахивая заболевшего мужской поясной одеждой, т.е. брюками (чагалыг кип). Обряд изгнания сопровождался заклинанием: «Адай ааны сайыннарзар айланзын!» - Собачья душа «аан» пусть вернется к роду сайын!

Если человека покусала бешеная собака, то от бешенства лечили голодом. Пострадавший в сопровождении отца или товарища должен двигаться вверх по реке и посетить сорок юрт. В каждой юрте надо было обойти очаг три раза по движению солнца и со стороны дверей три раза наступить на золу. В каждой юрте ему давали один кусок хлеба. Таким образом, больной собирал сорок кусков хлеба, которые он должен есть по куску в день. В заключение надо было обойти по три раза сорок тополей. Лечение водобоязни при помощи собранных из сорока изб кусков хлеба бытовало у казанских татар. Кыргызы и казахи больного заставЛЯЛИ кусать ушки котлов в сорока кибитках. По всей видимости, возникновение указанного способа лечения относится к древнетюркской эпохе, когда, вероятно, сорок юрт составляли основную форму деления родственных групп. Число сорок считается сакральным. В Кыргызском государстве, так же, как и в общественном быту хакасов XIX в., государственной деятельностью можно было заниматься, начиная с сорокалетнего возраста.

Женщинам, особенно беременным, запрещалось бить собак. Проклятие собаки скажется на детях. Появление монгольского пятна «кок мин» у новорожденного, а также рост щетинки «адай кирезЬ> (букв, собачий образ) на спине младенца связывают с непочтительным обращением к собаке.

Волк, помимо злой души «аан», обладал магической черной силой «харан», благодаря которой он погружал в глубокий сон чабанов отары. Когда пастуха одолевает сон, с которым Он не может справиться, то значит - его давит «харан» волка, желающего забраться в стадо.

Повадки волка могли использоваться в злых целях. Так, например, чтобы направить зверя на своих недругов, существовал обычай «ю тастирга» - букв, бросить след. Выследив нору волка, убивали волчат (пблчек). Обязательно надо было ободрать тушки и расчленить кости по суставам. Затем шли в тот аал и к той усадьбе, хозяину которой хотели навредить, и бросали туда шкуры и кости. Волк, выслеживая разорителя, приходил к указанному месту, где вымещал свою злость. Исследователи XIX в. отмечали, что хонгорцы опасным считали «ловить и увозить волчат живыми, или бить их около норы, потому что волчица или волк будут выслеживать истребителей и непременно задерут у них овец, коров, и коней».69 Подобный обычай встречается у многих тюркских народов и красочно описан в романе Ч. Айтматова «Плаха».

Собака наделялась особыми свойствами, которые использовались при гадании. Обглодав курдюк или позвоночник овцы, отделяли сочленения и поручали почтенному старцу разложить их на полу юрты по порядку. Каждую отдельную косточку называли именем присутствующих на гадании девушек. Затем в юрту заводили собаку, которая хватала какой- нибудь позвонок. Считалось, что девушка, именем которой названа схваченная косточка, раньше всех выйдет замуж. В XIX в. указанный способ гадания проводили в ночь на Рождество Христово (Мылтых хараа). Забавно отметить, что это архаическое гадание проникло в состав христианских праздников на территории Хонгорая и буддийских - в Туве.

Аналогичные гадания были известны в Монголии. «Для этого варили концевые позвонки хвоста крупного рогатого скота и с помощью ножа очищали и съедали мясо. Затем очищенные косточки выстраивали в один ряд и каждой давали имя одной из девушек. Потом в юрту заводили собаку и подводили к выстроенным косточкам. Обычно собака некоторые косточки только обнюхивала или толкала мордочкой, а некоторые съедала. Считалось, что девушку, косточку которой собака съела первой, ожидает в скором будущем замужество.»70

Магическими свойствами обладали волчьи жилы (пуур сиирО, которые применялись как средство для наказания воров. Согласно хакасским поверьям, при сжигании волчьих жил на огне стягиваются жилы рук и ног человека, посягнувшего на чужое имущество. Жилы задних лап действуют на ноги, а передних - на руки.

Сначала, после обнаружения крупной пропажи и решения сжечь жилы, делается всеобщее объявление. Привязывают к палке волчьи жилы и с ними обходят 40 юрт, объявляя о своих намерениях. Затем ждут 40 дней. Через объявленный срок совершают обряд сожжения жил. Он считался жестоким и поэтому выполнялся одиноким человеком, за пределами юрты и даже аала. Подобные обряды были известны среди многих тюркских народов, включая якутов.71

Собачьи и волчьи талисманы применялись для лечения некоторых болезней. Хонгорцы были уверены, что если наступить на расцарапанную лапами собаки или волка землю, то тело человека покроется сыпью, называемой волчанкой - <йт юкш». Для лечения этой болезни использовали собачий или волчий хвост, которым натирали тело. Хакасское название болезни «гг юкш» - букв, волчье царапанье земли, имеет полную аналогию в других тюркских языках. Например, в турецком «курд ешен» - крапивница (букв, волчье царапанье).

При переломе костей и потере крови хакасы пользовались волчьей травой - «пуур оды», известной в русском языке под названием «луговой зверобой». Согласно хакасским легендам, князь Ханза-бег, залечивая раны в тайге после битвы, заметил, как раненый волк выкопал какую-то траву, съел ее и исцелился. Он подполз к этому месту, выкопал то же растение, зажевал его и раны затянулись. «Волчью траву» нельзя показывать на солнце, иначе изменится погода и польет дождь, сопровождаемый громом и молнией. «Волчью траву» надо выкапывать утром, встав лицом на восход солнца. Выкопав'раву надо отблагодарить землю и положить вместо корней белую шер< со словами: «агын ал!» - возьми свою святость. Для лечения необход. ю было выкопать нечетное количество корней «волчьей травы» - три, пять или семь.

Медведь - «аба» среди хакасов являлся одним из самых почитаемых зверей, которого считали далеким братом человека. Он выступал также тотемным животным. Например, хакасский род «аба» вел свое происхождение от него. Согласно хонгорским представлениям, после добычи медведя охотники обязательно устраивали поминки, называемые «аба тойы» - медвежий праздник. Без совершения поминок нельзя употреблять в пищу медвежье мясо, иначе человек поплатится жизнью. Легкие, печень и внутренности медведя не употребляли в пищу, за исключением прямой кишки, из которой делали колбасу «хосханах». В том случае, если человек съест печень, то у него заноет душа, словно погиб близкий родственник. Подобное представление бытовало и у других тюрко-монгольских народов. Например, буряты считали, что «медвежья печень подобна человечьей».72 Несоблюдение обряда «аба тойы» может повлечь оскорбление горных духов, которые считаются хозяевами таежных зверей.

Почитание медведя выражалось прежде всего в том, что хакасы остерегались (особенно в тайге) называть его настоящим именем и применяли иносказания. Древнетюркский термин «азыг» в хакасском языке давно был заменен эвфемизмом «аба» - т.е. отец, а старое название сохранилось в застывших выражениях, типа «азыг айы» - месяц медведя (февраль). В феврале он, якобы, переворачивается в берлоге на другой бок. Такое поверье бытовало даже у сибирских крестьян. С течением времени термин «аба» внедрился настолько глубоко, что стал общим названием медведя, которое ныне заменяется иносказаниями: «аган» - дедушка», «улуг ага» - прадедушка, «абай» - старший брат, дядя, «тайга адазы» - таежный отец, «таг абазы» - горный отец, «апчах» - старик, «хайрахан» - господин, «чир юз1зЬ> - земляной человек, «ухаанчыл» - ясновидец, «чир хулах» - земляное ухо (т.е. слышащий от земли), «чиген частых» - атмосферное изголовье (т.е. слышащий от неба), «тир тон» - потная шуба и т.д.

Согласно одному из представлений, распространенному на севере Хонгорая, происхождение медведя связывают с оборотнем. Один колдун, воткнув нож в бревно, перешагивал его и, превратившись в медведя, уходил в тайгу. Однажды, в его отсутствие, какой-то человек выдернул нож. Колдун после этого не смог принять прежний образ и остался навсегда медведем.73 Подобные поверья распространены среди бурят, башкир и даже русских крестьян, откуда, вероятно, и были заимствованы.74

Медведю приписывается наличие стыда. Женщины при встрече с ним могли обнажиться. Медведь убегал, сгорая от срама. Среди якутов встречается представление о родстве женщины и медведя. При случайной встрече с ним женщина обнажала грудь и говорила: «Я твоя невеста».

Иногда в тайге встречались редкие экземпляры медведей, шкура которых была сцементирована смолой и песком. Естественная броня возникала в результате трения о смоленые деревья и катания по песку. Такие медведи назывались «алдыр аба». Их не пробивали свинцовые пули охотников.

Охотились на медведя зимой, когда он крепко спал в берлоге. Обнаруженное логово охотник метил своей тамгой. По хакасским законам другой человек уже не имел права захватить меченое место. Отправлялись к берлоге артелью. Чтобы разбудить медведя, во вход логова просовывали специальный шест «сыгдаган». В этот момент старший артели обращался к медведю: «Китайское войско идет убивать тебя. Закрывай свои двери «чамас хара» - букв, «черная покорность». Указанными словами снималось подозрение с хакасских звероловов. После того, как медведя убьют, его, вытащив из берлоги, переворачивали вниз пастью и под голову подкладывали подушку из травы. Один из охотников садился на него верхом, гладил голову и причитал:

«О, великий отец! Зимой ты заходишь в зимник.

О, великий отец! Летом ты переходишь в летник.

По горам, треща заросшим борщевиком, ходившие твои лапы.

По горам, хрустя заросшим таволожником, ходившие твои подошвы

С крутой скалы оборвались, о, великий отец!

Уу, если будет лето, то обходи сзади меня,

Уу, если будет зима, то попадайся впереди меня!

Корни таежной травы раздавливающий,

Ты будешь хрустеть на 30 моих зубах!

Верхушки борщевика со смаком жующий,

Ты будешь хрустеть на 40 моих зубах!

О, что случилось с тобой, великий отец?

Не сильно ли выстрелили, не сильно ли попали?

Не упал ли ты навзничь, играя?

Не упал ли ты набок, гуляя?

Не остался ли без тебя лежать твой малыш?

Не остался ли без тебя сидеть твой сирота?

Почему ты вышел в степи Хонгорая без присмотра?

Великий отец! Ты погиб, выпив вино (т.е. получив пулю)

Крупного бая,

Ты гулял по многим местам, ты попал в руки людей,

Траву черной тайги больше не топчи, ложись,

Отдыхай и спи, великий отец!»75

Затем начинали обдирать шкуру. Её обязательно снимали в тот же день, даже при наступлении темноты. Разводили костер и сначала молились богине огня - «От-Ине». Охотник, убивший медведя, причитал: «Наш отец опьянел и уснул». До тех пор, пока не совершат оплакивания, нельзя снимать шкуру. При обдирании приговаривали: «Мы снимаем с тебя теплую шкуру. Не обижайся на нас. Мы раздеваем тебя, ты виноват сам и не сердись на нас». Начинали обдирать с лап. Голову отрезали и с плачем вешали на развилку дерева. Рот открывали, зубы выбивали и поперек вставляли палку. Охотник, убивший зверя, вешал голову в сторону заката солнца со словами: «Дедушка, вышедший из глухой тайги, ты был хорошим человеком!»

После снятия шкуры два охотника становились с двух сторон туши и стегали ее прутьями, приговаривая: «Не мешай нам, не гневайся на детей, не і онись за нами, не появляйся среди аала!». Один из них спрашивал: «В каком государстве ты правишь?» Второй отвечал: «В нашем государстве он правит. Не мы его убили, его убил Китайский хан!»

Когда тушу медведя увозили из тайги, то по дороге три раза крест накрест бросали хвойные ветви, чтобы душа не погналась и задержалась у этих знаков. Дома совершали медвежий праздник «аба тойы». Люди причитали: «Провожаем нашего великого отца! Умер наш отен!» или, если была убита медведица: «Умерла наша мать!» Всю ночь, называемую «аба туні» - букв, медвежья полночь, играли на хомысе, рассказывали сказки, пили вино. Кормили душу медведя (сурун) сжиганием пищи в огне, словно на поминках усопшего. Ночью нельзя было спать, ибо верили, что душа медведя может задавить человека. Кости все собирались и хоронились.

Медвежье сало разрезали на кусочки и делили между всеми жителями аала. Некоторые охотники глотали сырыми глаза. Хакасы верили, что медведь не решится прямо смотреть на такого охотника и будет бояться его взгляда. Некоторые мужчины проглатывали хрящик у основания медвежьего языка со словами: «Если я буду говорить, то понимай мой язык!» Считали, что речь такого человека будет доходчива до медвежьего уха. Кусочки языка давали съесть заике или припадочному, чюбы они избавились от своих болезней. Женщинам предлагали съесть матку медведицы, дабы стали легкими роды. Шкуру медведя не выделывали, ибо у мастерицы ребенок станет злым. Если шкуру потрясти на улице, то появится ветер. Лапу с когтями прикалывали у дверей, чтобы оградить дом от злых сил. Медвежья желчь обладала, якобы, магическими свойствами. Если ее вылить на землю, то будет дождь или снег. Когда осенью поднимался буран и снежные вихри, то хакасы были уверены, что загуляли «аганы» - т.е. медведи, перед залеганием в берлогу.

Медвежий праздник возник под влиянием представления о кровном родстве людей с медведем и их общих предках. Совершение поминок снимало запрет на употребление в пищу его мяса. Сверхъестественная сила медведя породила веру в магические свойства органов его тела.

Среди мелких зверей особое отношение заслужил заяц (хозан). к которому в силу суеверных запретов применяли иносказательные названия «толай» (монгольское название) или «томысхан» (древнетюркский термин). Он отождествлялся с носителем общенародного духа-покровителя, изображение которого в виде фетиша «хозан тбс» (заячий тёсь), находилось при каждом хакасском селении. В долине Абакана на водоразделах между реками Аскиз, База и Есь в честь горных духов приносили в жертву зайцев.76 Данные перевалы с жертвенными грудами камней и заячьих костей получили у хакасов названия: «Хозан тастачан пил» - Седловина, где бросают зайцев.

Заяц, встреченный в пути, служил плохой приметой (алартах). Поэтому в героических сказаниях богатырю, отправляющемуся в поход, желали: «Во время великого пути пусть впереди твоего сказочного коня - «аран-чула» поперек не пробежит белый заяц!». Если заяц пересекал перед путником дорогу, то в качестве охранительной магии надо было взять ветвь дерева, три раза переломить ее пополам и со словами: «Пусть поломаются его ноги», бросить вслед убежавшему зверю. Русский поп и хакасский шаман, встреченные в пути, так же, как и заяц, считались за плохую примету.

Беременным женщинам запрещалось смотреть на зайцев, иначе дети могут родиться с заячьей губой. Убитого степного зайца разделывали вне юрты.

Хонгорцы были уверены, что коленная чашечка правой передней ноги зайца обладает волшебными свойствами. Она использовалась для гадания. Если проглотить коленную чашечку и шишечка от нее появится на голове или руках, то человек разбогатеет, а если на ногах - обеднеет.

Домашние мыши (куске) могли принести вред человеку. Проявлением их злобного намерения (чабал ыраланарга) считалась продырявленная одежда. Мышиную нечисть необходимо было очистить огнем. Для этого изгрызенное место обжигали горящим углем или накаленной железной кочергой, говоря проклятия: «Ахсы-тощ хурузын, обалын-чазиин тар- тына пар! Куске чолы кидер ползын! Юз1 чолы юкер ползын!» - Пусть высохнет твой рот, притяни свой грех! Пусть мышиная дорога уйдет в сторону! Пусть человеческий путь станет счастливым! Затем края дырявого места обрезались и накладывалась заплатка. После такой процедуры человек мог не опасаться за свою жизнь. Однако верили, что жизнь хозяина, одежду которого прогрызла мышь, будет короткой.

Лягушка (пага) использовалась хакасами в любовной магии. Для совершения магического-обряда нужно было поймать пару лягушек - самца и самку. Их помещали в продырявленный берестяной туесок. Затем отправлялись на коне к муравейнику. Распотрошив муравейник, бросали туда туесок с лягушками. После этого быстро вскакивали на коня и во весь опор мчались домой. Существовало поверье, что лягушки от набросившихся на них муравьев страшно кричат. Если человек услышит их крики, то оглохнет.

Через определенное время возвращались к муравейнику. В туеске от съеденных муравьями лягушек оставались две косточки. От самца - крючкообразная косточка, а от самки - лопатообразная. Если хотели приворожить девушку, то незаметно крючкообразной косточкой проводили по ее одежде. Для «отсушки» требовалось другой, лопатообразной косточкой провести по одежде от себя.77 Идентичные магические обряды с лягушками применялись другими народами Сибири, в частности обскими уграми. По рассказам васюганских хантов, «молодой мужчина, якобы, мог «присушить» понравившуюся ему женщину, пришив косточку лягушки к рукаву своей одежды и при первом же удобном случае как бы нечаянно прикоснувшись к женщине».78

В хакасской мифологии среди пресмыкающихся особое внимание заслужили змеи (чьиіан). По отношению к ним применяли иносказания: «узун хурт» - длинный червь, «сойлаас» - извивающийся и др. Хон горцы остерегаются змей. Согласно легендам, когда-то многочисленный хакасский сеок «аара» был истреблен змеями за враждебное отношение к пресмыкающимся. Сумел спастись только один благородный представитель этого рода, который по совету царя змей обтянул свою юрту пестрым арканом. Стех пор для защиты от змей хакасы вокруг юрты натягивали пестрый аркан из белой и черной шерсти.79

Если случайно в юрту заползет змея, то помещение окропляли айраном и читали заговор: «Обалыц-сымылыцтартына пар! Ханга-пиге айла- на пар!» - Притяни свой грех и бесовскую душу! Вернись к своему хану и бегу! Если змея пересекла дорогу справа налево, то это к счастью, но если она переползет путь слева направо, то будет худо.

Согласно хакасским мифам, змеиным царством управляет носящий корону змеиный хан (хан тбреліг Чылан хан), обитающий в своем дворце «чылан орда», где обычно зимуют змеи. Сюжет о битве между змеиным ханом (Чылан хан) и царем лягушек (Пага хан) является одним из самых распространенных в фольклоре хонгорцев. Обычно битва происходит туманным утром на берегу озера. Змеиный царь предстает в виде красного пламени или красной пены, а царь лягушек - в образе белого пламени или белой пены. Змеиному хану помогает победить хонгорский стрелок выстрелом из ружья, заряженного бронзовой пуговицей. В благодарность глава змей «Чылан-хан» вначале угощает охотника у себя во дворце. Он предлагает лизнуть белый камень под названием «чылан арбызы» - букв, змеиное счастье, служащий вечным провиантом. Если лизнуть «чылан арбызы», то всю зиму будешь сытым, а человек, кроме того, узнает язык змей, птиц и зверей. Потом змеиный хан отвез стрелка домой, но попросил никому не говорить о происшествии.

Жена охотника, долго ожидавшая мужа, сообразила перегнать айран на молочную водку - «араку». По прибытии мужа она напоила его ара- кой, в результате чего он проболтался о своих похождениях. Когда змеиный хан - «Чылан-хан» прилетел для расправы с хонгорским стрелком, то последний угостил его аракой так, что змей впал в беспамятство. С тех пор хонгорцы говорят, что даже змеиный хан не может выстоять против вина, изобретенного женщиной.80

Змея меняет кожу весной, на хакасский Новый год - «Чыл пазы». Поэтому, когда наступает время Нового года, хонгорцы говорят: «Чыл пазы айланды, чылан пазы сойылды» - Вернулось начало года, змеиная голова облезла.

Добрым знамением считалось найти змеиный выползок - «чылан кибЬ>, лежащий головой в сторону восхода солнца. Он, якобы, обладал магическими свойствами. Если выползок найден целым, то нашедший будет долгожителем, если оборванным - доживет до средних лет. Цельную шкуру змеи на счастье хранили дома в сундуке. Она способствовала увеличению поголовья скота и благополучию семьи.

Верили, что змеиный выползок помогает от различных болезней. Его привязывали на шею от малярии, а также зашивали в белую материю и держали в детской колыбели как оберег. При тяжелых родах змеиную шкуру набрасывали на спину роженицы. Иногда вместо нее применяли пояс, которым разбили сцепившихся в клубок змей.

Рассказывают, что в долине р. Абакан на горе Ызых водятся белые змеи, под языком которых имеется красный коралл - «чылан суры». Он обладает волшебными свойствами. Если коралловую бусину змеи положить под язык, то станешь невидимкой. Однако ловить «ызыхских» змей опасно. Убиваемая белая змея может выпустить красные утиные ноги и тогда охотнику придется покинуть белый свет.

По мифическим представлениям хакасов, змеи имеют рога - «чылан мууз»>, невидимые для простого человека. Их может различить ясновидец. Он и брал их на счастье. Змеиные рога обладают магическим свойством подавлять в человеке жадность. Если показать мифические змеиные рога скряге, тот, не жалея, отдаст любые свои накопления.

Пернатый мир в хонгорской мифологии неразрывно связан с верховными божествами, а весенние прилеты и осенние отлеты птиц отождествлялись с началом теплых и холодных сезонов земной планеты. Первый прилет птиц весной все радостно встречали приветствием арабского происхождения: «Элем-салам» - т.е. Мир над вами! Данное приветствие произносится по случаю появления чего-либо первого в году, как например: прилет весенних птиц, первые раскаты грома, появление первых съедобных растений (черемши, кандыка), а также при нарождении каждого нового месяца. Навстречу первым птицам открывали двери домов со словами: «Талан юрзш» - Пусть зайдет счастье. К разряду священных птиц - «ызых хус» относится кукушка (к док, кекук). Согласно мифам в древние времена она была девушкой. После внезапной смерти брата она стала безутешно плакать. Суровая мачеха не выдержала и прокляла падчерицу: «Син юзее хозылба, хус полып чор!» -Ты не присоединяйся к людям, а превратись в птицу! Проклятие мачехи исполнилось и девушка, превратившись в кукушку, вылетела сквозь дымовое отверстие юрты. Мачеха ринулась ее спасать и успела схватить за одну ногу. Но в ее руках остался только красный башмачок падчерицы. От упавшего башмачка выросли цветы «кукушкины сапожки» (кекук бдт). С тех пор, якобы, считается, что у кукушки разные лапки, одна - красная (в башмачке), вторая - черная (без башмачка).81

Из-за своего тяжелого прошлого кукушка не вьет гнезда и не высиживает своих яиц. Она откладывает их в гнезде маленькой птички «чых- лаа», которая нанимается к ней в няньки. За оказанную услугу осенью кукушка перевозит няньку на своей спине в теплые страны.

Первое кукование кукушки, как и первые раскаты грома, отождествлялись хонгорцами с началом нового года. Голос кукушки пробуждает природу, начинает расти грава и появляются листья на деревьях. До тех пор, пока не прокукует первая кукушка, нельзя жевать лиственничную серу, иначе будет болеть душа и печень родителей.

Существовала суеверная примета, что если первый раз услышишь кукование кукушки на голодный желудок, то весь год будешь ходить голодным. Поэтому весной с утра надо выпить айран и только затем выходить на улицу. Когда послышится первое кукование, надо произнести: «мин тохпын» - я сытый! При первых звуках кукушки южные хакасы выходили на кладбище, где совершали поминки по тем, кто умер в зимнее время прошлого года.

Плохой приметой считалось появление в человеческом жилище кукушки или удода, бывшего у нее в качестве слуги («кббк хулы» - букв, раб кукушки), которые садились на забор ограды. Чтобы оградить себя от несчастья, на месте, где они находились, привязывали ленточки «чала- ма» и двор окроплялся айраном. Если кто-нибудь ненароком застрелит кукушку, то на этом месте надо было три дня причитать, иначе святая птица может проклясть.

Священной птицей (ызых хус) являлся также «огарь» (аат) или «турпан», как его окрестили местные русские старожилы. Турпанов запрещалось убивать. Если кто-то осмелится застрелить священную птицу, то будет проклят и его жилище разрушится. Яйца турпана разрешалось есть только мужчинам.

Среди хонгорцев бытовало мифическое представление о крылатой собаке Хубай-хус, рожденной из яйца турпана (аат палазы ах ханчых

Хубай хус). Из самого первого снесенного в своей жизни яйца (тунгус нымырха) этой птицы рождается белый щенок с черными ушами и крыльями. Турпан разбивает и съедает свое первое снесенное яйцо. Поэтому на земле не водится крылатых собак Хубай-хус (букв, птица Хубай). Мифическое представление настолько глубоко живет в народе, что нашло отражение даже в пословицах. Дерущимся родственникам говорят: «Аат чти кш чюпецер, адай чши тук чюпецер!» - Не грызите свое потомство как турпан, не поедайте свою шерсть как собака».

Идентичные поверья о борзых щенках «кумай», рожденных от птицы «ала-каз», бытовали среди кыргызов и казахов. Слово «хубай» (кумай) восходит к имени сказочной птицы Хумайун индоиранской мифологии, от которой происходит также Гамаюн русских сказок.82

Ряд священных птиц (ызых хус) замыкает трясогузка - «ызыгас» (букв, священная птичка). Несмотря на свой маленький рост, она считалась очень тяжеловесным созданием. Данное представление родилось от мифа о Всемирном потопе, где трясогузка, сев на бивень мамонта, потопила обессиленного зверя. До сих пор бытует поверье, что если она сядет на плывущую лодку или плот, то случится несчастье. Для такового предотвращения произносили заклинание: «Чахсы минде ползын, чабал синде ползын!» - Пусть хорошее будет у меня, а плохое - у тебя!

В Хонгорай изредка залетают розовые фламинго (хысхылых), ближайшие гнездовья которых располагаются в Казахстане ка озере Балхаш. Они относились к разряду проклинающих птиц «харгысчыл хус», когорта которых в хакасском языке обозначалась под общим названием «хуулар» - лебеди. Например: «хыс хуузы» - фламинго (букв, девичий лебедь), «ат хуузы» - лебедь (букв, конский лебедь); «шек хуузы» - дрофа (букв, коровий лебедь) и «хой хуузы» - журавль (букв, овечий лебедь).

Весной и осенью фламинго пролетают над Саяно-Алтаем. Увидеть их весной почитали за счастье, осенью - к худу. Звуки фламинго напоминали скрип телеги. При осенних криках этих птиц люди забегали в юрты и закрывали головы шубами, дабы избежать несчастья.

Среди хонгорцев существовал древний обычай дарения фламинго - «хысхылых улгузт (букв, закон фламинго), согласно которому стрелок за добытую им птицу мог получить в жены любую девушку. Поездка в гости к сватам для получения девушки взамен убитого фламинго носила название «хысхылых абыры» - долговая обязанность хысхылыха. На птицу надевали красную шелковую рубашку, на шею повязывали красный шелковый платок и с таким подарком появлялись перед родителями девушки. Сваты должны были принять драгоценный подарок, а взамен отдать дочь. Калым не полагался. Свадебный пир с прощанием невесты устраивали родители девушки (хысхылых тойы). Если девушку не отдавали, то хонгорцы были уверены, что птица «хысхылых» проклянет этот дом и дочь умрет.

В данном обычае прослеживается древний культ проклинающих птиц, который очевидно не связан с тотемизмом, как предполагает Л.П. Потапов.83 Подобный вид птиц требовал жертв (толыг) в виде отдаривания.

В то время, когда стреляли по фламинго, как, впрочем, и в других проклинающих птиц - лебедя, журавля и дрофу, произносили заклинание: «Пар, парар ползац, пар халарзьщ! Ч5р, чёрер ползай, ол халарзыц! Учух, учугар ползац, чат халарзыц» - Уходи, если уходишь, иначе пропадешь! Иди, если идешь, иначе умрешь! Лети, если летишь, иначе погибнешь!

Согласно хакасской мифологии, от фламинго произошел счет дней поминок. Однажды в древние времена хонгорский охотник убил одну птицу из супружеской пары. Оставшаяся в живых фламинго до трех дней кружила над местом гибели своего спутника, а затем прилетала сюда на седьмой, сороковой и сотый день и через год после смерти. С тех пор у хонгорцев ведется такой счет поминальным дням.

Следующей птицей, требующей жертв (толыглыг хус), слыл лебедь (хуу). Среди хакасов бытовал древний обычай «хуу улгузЬ) (букв, закон лебедя), согласно которому взамен преподнесенного лебедя дарили коня. Охотник, добывший лебедя, отправлялся с ним в гости к богатому родственнику по жене (торпн). Он надевал на него рубашку, подпоясывал шелковым поясом и повязывал на шею красный шелковый плагок. Поездка в гости к богатому родственнику (по линии жены) для получения в подарок вместо лебедя лошадей именовалась «хуу абыры» - долговая помощь лебедя или «хуу тбрпш» - поездка к «женской родне» лебедя.

Человек, застреливший лебедя, заходил в дом бая, кланялся ему три раза и дарил «проклинающую птицу». Последний обязан был принять необычный подарок и взамен вручить коня. Жалеть отданного подарка нельзя. Считалось, что если не принять лебедя, то выбранный конь умрет. Однако вместо отданной лошади «принятый» лебедь поможет хозяину умножить табуны.

Народной традицией разрешалось передаривать лебедя. Застреленная «птица проклятия» должна побывать в руках трех домохозяев, иначе случится падеж табунов. Первый бай, одарив пришедшего конем, подвязывал к шее лебедя новый шелковый платок и мог уже сам нести подарок дальше. Третий домохозяин, приняв почитаемую птицу с тремя подвязанными платками и отдав положенного коня, вынужден был устроить угощение «хуу гой» - лебединый пир. Отказ был равносилен гибели. Перед тем, как приготовить блюдо из мяса лебедя, глава семьи, взяв его за ноги и голову, отмерял пространство юрты от двери до почетного места «тор» и обратно три раза. Если при последнем измерении у порога оказывалась голова, то хозяин рубил лебедю голову, если хвост, то ноги. Хорошей приметой служило касание порога ногами птицы.

На пиршество «хуу той» приглашались все соседи и обязательно родные братья. Все, кто принимал участие в трапезе, обязаны были преподнести хозяину подарки - теленка, ягненка или даже деньги.

Журавли (турна), согласно суеверным представлениям, имели невидимую связь с душами умерших людей. Осенью, когда они улетали, люди выходили на кладбище совершать поминки по умершим за период летнего сезона, жгли пищу и кормили поминальные души.

Весной, если прилетевшие журавли облетали хакасский аал по солнцу, это считали хорошей приметой. Но если они кружили против часовой стрелки, то это худой знак, связанный с болезнями и падежом скота. В таком случае надо было кричать: «Оцар иб1рщер!» - Кружите правильно.

Когда журавли облетают кладбище, то хонгорцы верят, что они считают новые могилы, дабы вывести такое же количество птенцов. После своей смерти души людей, якобы, превращаются в журавлей.

Согласно обычаю «турна улгузЬ> - т.е. закон журавля, охотник, застреливший эту проклинающую птицу, мог отправиться с ней в гости к баю. Последний взамен преподнесенного журавля должен был одарить охотника овцой или полусуконным кафтаном. Грудинку журавля - «пуксун» использовали в качестве талисмана. Ее вешали к стропилам юрты на счастье (ырыс). Она способствует удаче на охоте.

Круг проклинающих птиц завершали дрофы (тоодах). На них охотились на телегах. Согласно обычаю «тоодах улгузт - т.е. закон дрофы, взамен убитой птицы богатый родственник дарил телку (торбах). Хакасы считали дроф курами древнего народа «ах харах», который погреб себя в курганах. Ныне в Хонгорае дрофы перевелись.

Летучая мышь (чарханат) наделялась сверхъестественными свойствами. Согласно хонгорской мифологии, летучая мышь сумела обмануть царя зверей, доказав, что она птица, а не зверь. С другой стороны, она обвела вокруг пальца царя птиц, доказав, что она зверь, а не птица. С тех пор хонгорцы используют летучую мышь во время суда, дабы так же искусно оправдаться.84

Летучую мышь ловили на закате солнца, вычищали внутренности и сушили. Во время судебных разбирательств ее засовывали в карман или пришивали под воротник. Кроме того, летучую мышь применяли в любовной магии. Если ее подложить под столб ворот дома, где живет красавица, то можно приворожить девушку.

К ясновидящим птицам (кбр1мчш хус) относили зимородка - «аптыг хара» - букв, волшебная чернота, обитающего зимой рядом с незамерзающей полыньей реки. Перья зимородка обладают магическими свойствами, используемыми в любовной магии.

Чтобы обнаружить волшебные перышки (апчыл чуг), ощипывали крылья подстреленного зимородка. Сначала - левое, а потом - правое. Затем, так же отдельно, бросались перышки в проточную воду. Волшебное перышко, в отличие от других, поплывет вверх по течению. Для того, чтобы приворожить любимого человека, надо было незаметно продеть волшебное перышко левого крыла сквозь его одежду. Для «отсушки» нужно то же самое проделать, но с перышком правого крыла.

Точно такие же методы в любовной магии применялись бурятами. Девушку они привораживали перьями зимородка (в переводе с бурятского - волшебная чернота), погладив ими «спину слева направо, а при желании отделаться от нее - погладить наоборот: справа налево».85

Встреча с сорокой (саасхан) не предвещала ничего хорошего. Появление ее около дома, особенно на заборе или на крыше, вызывало негодование хозяев, которые брали три горсти золы из очага и три раза бросали в нее с проклятиями: «Тамааца тас юрзш! хулааца хум голзын!» - Пусть войдет в твою глотку камень! Пусть твои уши наполнятся песком!

Черный дятел (хара mac) в древности, как гласят мифы, был шаманом. Однажды его пригласил хан для лечения своей единственной дочери. После камлания по дороге его встретил Ax-Худай. На вопрос, где он был, шаман ответил, что совершил камлание над больной. «Будет ли польза?» - спросил Ax-Худай. «Теперь это меня не касается, так как за свою работу я получил плату «асты», состоящую из коня, черного суконного кафтана и красной шапки», - промолвил шаман. Ax-Худай его проклял. С тех пор шаман, одетый в черную одежду и красную шапку, стал черным дятлом «харатас» и вечно долбит сухие деревья.

Таким образом, представления тюрков Саяно-Алтая о живом мире возникли в глубокой древности, во времена общности предков тюркомонгольских народов. Вместе с тем в Хонгорае отсутствовал культ орла, присущий для бурят и якутов. 2.4.