Люди издавна создавали картину целостной реальности: и в виде мифов, и в картине божественных деяний, в видимых прорицателями и пророками картины воображаемой и желаемой действительности, вначале неосознанными, а затем всё более сознаваемыми интеллектуальными усилиями исследователей природы. Неолитическая революция каменного века, связанная с необычайным усилением взаимодействия природы и человека, привела к возникновению мифологического (мифопоэтического) знания. Его особенностями являлись: • непременное присутствие борьбы упорядоченного и хаотического, тьмы и света; • описание последовательности сотворения мира (как всё было сделано, зачем, почему); • указание на положение человека в мире; • одухотворённость природных объектов, перенос человеческих качеств на объекты и стихии природы; • единство человека и природы, эквивалентность человеческих законов и законов природы. Эти особенности мифологического знания сыграли значительную роль в последующем генезисе научного знания, они заранее ориентировали исследователя на выявление смысла явлений, причин, устройства, происхождения и развития. Последующей фазой явилась ранняя греческая наука, продемонстрировавшая частичный и полный отказ от мифологических образов и переход к элементам научного мышления. Фундаментом науки античности являлся принцип единства природы и человека: в античных мифах неизменно присутствуют идеи единства мира, родившегося в результате упорядочения первобытного хаоса. Более позднее здравые рассуждения древних исследователей об устройстве мира, не теряя эту великолепную идею, приобретают более рациональную аргументацию и интерпретацию, но всеобщая связь явлений всё равно не доказывается в подробностях, эта всеобщая связь является результатом непосредственного наблюдения. На основе этого принципа на одно из первых мест ставится задача научного осмысления мира, раскрытия сущности природных явлений, изменчивости их в единстве. Зарождение науки связано с переходом от мифологического мышления к логико-теоретическому стилю мышления. Постепенно, нередко в рамках единства философского, религиозного и научного мышления, перетекающих одно в другое, сформировались различные и удивительные научные направления: • атомистическое (Левкипп, Демокрит); • математическое (Пифагор и пифагорейцы, Платон); • континуалистическое (Аристотель). И в них, несмотря на их различия, мир понимался и рассматривался как единое целое, а глубокое единство природы и природных явлений определяло единые пути познания. Попыткой объяснить на основе представлений о дискретном строении сущего все явления и процессы природы был атомизм Левкиппа и Демокрита. Концепция атомизма, между тем, на протяжении многих веков в различных вариантах служила ориентиром в исследовании строения материи - в бесконечном разнообразии мира античными атомистами исследовалось в конкретных формах его фундаментальное единство. Становлению математических концепций в научных исследованиях способствовало логико-теоретическое развитие Платоном учения пифагорейцев о том, что “все есть число”, а мир объясняется едиными законами математики (у Платона - геометрии). И здесь единство природы находило свое отражение в единстве знаний о ней. В построениях Аристотеля, логически обосновавшего соотношение физики, метафизики, математики и логики, нашло отражение зарождающееся дисциплинарное строение науки в близком к его современному пониманию. В период античности научные системы знаний о природе не разрабатывались в деталях, в детализации не было практической необходимости. В этом многие и видят причины распада поздней античной науки. И истоки перехода от первоначальной стадии развития научного познания, от единой науки к периоду анализа, расчленения, следует искать в этот период [34]. *** Однако исторические условия развития феодального общества задержали переход от стадии единой науки. Между периодом единства античной науки и периодом анализа, дробления наук был переходный период, совпавший с началом господства феодальных отношений, с чертами, присущими средневековой науке. И ни на стадии античной науки, ни в период средневековой схоластики не возникло еще собственно естествознания, как специфической отрасли знания, с присущим ему опытным и систематическим характером. Процесс анализа и дробления науки еще не наступил, а опытное и систематическое естествознание могло возникнуть только на основе экспериментального знания. В периоды средневековья и начального постсредневековья происходила трансформация научных направлений античности, что готовило почву для радикальных перемен в науке. В семнадцатом веке, как эффектно утверждает А. Тойнби, западный мир вышел из-под влияния эллинизма [94]. Приблизительно в это время широким фронтом развернулся процесс дифференциации наук. Он привел к вычленению и обособлению отдельных отраслей. С этого времени прежде единое знание стало быстро распадаться на отдельные дисциплины. Вначале от него отпочковалась группа абстрактно-математических наук (математика, механика, астрономия), затем сложились в самостоятельные науки физика и химия, а несколько позже - биология и геология. Началось активное дробление природы как предмета научного исследования на отдельные, независимые, обособленные части, выделение, вычленение ее составных элементов во всех областях. Между возникающими науками не было внутренней связи. Они были сильно разобщены, что соответствовало господствовавшему в то время аналитическому методу исследования. Аналитический метод был возведен в абсолют, и именно с ним связывали будущее науки. В естествознании сложилась такая ситуация, что каждая его отрасль (физика, химия и т.д.) имела свой собственный, обособленный, резко очерченный предмет, которым монопольно занималась только одна наука, и этого предмета не могли касаться никакие другие науки (например, химия имела своим предметом вещество и его превращения, другие науки не могли касаться того, чем занималась химия; биология имела своим предметом живую природу, другие науки к изучению живой природы не допускались; Земля была предметом геологии; небесные тела - астрономии). Названия наук определяли то, чем они занимались, резко очерчивая круг изучаемых объектов и явлений природы. Этот активный процесс отвечал стадии анализа, стадии накопления эмпирического материала, собирания, классифицирования и отбора научных данных. Этот период иногда называют аналитическим. А поскольку наиболее полное развитие в этот период получила механика, то, естественно, она наложила свой отпечаток на все отдельные отрасли знания. Именно поэтому его также называют механическим или механистическим. В это время бурно развивались теоретические и эмпирические методы познания природы. Огромные успехи механики породили весьма характерный для того времени метафизический способ мышления и соответствующий ему взгляд на природу как нечто абсолютное и неизменное, состоящее из час-40- тей и элементов, абсолютно не связанных друг с другом. Поэтому этот же период в истории естествознания можно было бы назвать и метафизическим. Интеграционные процессы универсализации знания были значительно ослаблены. Спустя некоторое время такое длительное одностороннее аналитическое рассмотрение действительности зашло в тупик. *** В середине девятнадцатого века естествознание было подготовлено к переходу на более высокую ступень своего развития, которой уже соответствовали задачи синтеза теоретического знания, и на этом этапе наука не могла продвинуться вперед без какого-либо обобщения, синтеза огромного накопленного разными отраслями науки материала. На изучение и раскрытие закономерностей и связей между различными формами движения материи и науками сильно повлияли такие крупные открытия, как открытия законов сохранения, и, в частности, закона сохранения и превращения энергии. Установление закона сохранения и превращения энергии было революционным шагом в длительном пути развития естествознания. Этот закон связывал воедино все явления природы, ликвидируя перегородки между различными отраслями естествознания [34]. В это время появились такие науки, как термодинамика, физическая химия, разрушавшие барьеры между науками. Открытие спектрального анализа ликвидировало резкие границы между астрономией, физикой и химией, появились астрофизика, астрохимия. Такие пограничные науки (химическая физика и физическая химия, биофизика, геофизика, астрофизика, биохимия, биогеохимия, радиобиология и мн. др.) стали связывать ранее разрозненные отрасли естественнонаучного знания в один комплекс. В результате аналитический метод не сразу, постепенно, но стал уступать методу синтетическому, предполагающему широкое и глубокое взаимодействие самых различных областей знания. Это был непростой этап: естествознание вступило в период кризиса, суть которого заключалась в борьбе нового, революционного со старым, устоявшимся, в ломке старых представлений, старых метафизических понятий. Но пробуждение ощущения единства знания в девятнадцатом веке отличается от тоски по универсальному знанию в двадцатом веке. Эта потребность в единстве и универсальности проявлялась на фоне невероятной раздробленности, разобщённости знания, когда даже синтез и интеграция не могли происходить иначе, чем через дальнейшую и углубляющуюся дифференциацию. Таким образом, наука, будучи изначально единой, в течение нескольких веков оказалась подвержена процессу дифференциации, который проявлялся различным образом: или в виде возникновения новых наук и научных дисциплин, в добавление к существующим ранее; или в виде разделения одной науки на более узкие, более специальные дисциплины. С другой стороны, в науке непрерывно, временами ослабляясь, временами усиливаясь, идут процессы интеграции, под которой обычно понимают сторону процесса развития, связанную с объединением в целое ранее разрозненных частей и элементов. Оба процесса идут и сейчас, диалектически связанные и зависимые друг от друга: современные процессы, идущие в естествознании, характеризуются, с одной стороны, все большей специализацией научного знания, а с другой стороны, взаимным связыванием наук и ранее разобщенных отраслей научного знания. Продолжают появляться промежуточные, пограничные науки. Возникающие науки и научные дисциплины в ходе дифференциации, тем не менее, приводят научное знание к внутреннему единству, и интеграция наук осуществляется через их дальнейшую дифференциацию. Появилось множество новых форм интеграционных взаимодействий между науками: развитие стержневых наук, пронизывающих все отрасли естественно-научного знания (кибернетика, информатика, синергетика, науковедение и др.), интеграция знаний вокруг глобальных проблем (экологические, экономические, продовольственные, сырьевые, социальные и др.), глобальных комплексов (биосфера), в которых проявляется универсальный и всеобщий характер интеграции. И в настоящее время в процессах развития науки интеграция играет ведущую роль, превращаясь в средство получения новых знаний. Кроме того, наука приобретает характер интегрирующего начала в функционировании всех сфер человеческой деятельности, изменяя сложившиеся традиции и обычаи, радикально влияя на человеческие взаимоотношения, изменяя человеческое общение и даже язык, вторгаясь в быт и глубоко в обыденное сознание всех членов общества. *** Во второй половине двадцатого века отчётливо выявились два альтернативных способа понимания окружающего мира: естественно-научный гуманитарный. Естественно-научное знание (и соответствующее понимание) подарило человечеству ощущение абсолютной всесильности, с одной стороны, и вседозволенности с другой: мы можем всё, что захотим, можно решить любую проблему, необходимо только затратить время и средства. Однако в естественных науках бессмысленно искать ответов на вопросы, начинающиеся со слова «зачем». Потому что на самом деле - незачем. Познание ради познания обречено на неудачу. Герой повести братьев Стругацких («Далёкая радуга»), не колеблясь, так прямо и утверждает: «Вместо состояния «хочешь, но не можешь» состояние «можешь, но не хочешь». Это невыносимо тоскливо - мочь и не хотеть» [91, с.476]. Где же выход? Выход - в единстве. Однако решения проблемы единства и универсальности не видно ни в ближайшем, ни в отдалённом будущем, оно не маячит даже на горизонте, хотя жажда его по-прежнему неистребима, а иллюзия универсального знания, кажется, бессмертна. Причины этого феномена, вероятно, лежат глубоко в человеческом сознании: в истории науки мы видим достаточно примеров, кажется, ничем не обоснованной веры в универсальное знание. Эта идея пережила века и даже тысячелетия, хотя нет никаких рациональных оснований для существования столь странного явления - тяги к универсальному знанию. «Мы унаследовали от наших предков острое стремление к цельному, всеобъемлющему знанию. Само название высших институтов познания - университеты - напоминает нам, что с давних пор и на протяжении многих столетий универсальный характер знаний — единственное, к чему может быть полное доверие», пишет Э.Шрёдингер [116, с.9]. На универсальность претендовали авторы всех естественно-научных (и не только) программ, гимны универсальности пели известные исследователи, и бурные эмоциональные сожаления её отсутствия, и обаяние, личностные качества основателей научных парадигм психологически гарантировали исполнимость этой мечты, обоснованность этой надежды. «Изолированные знания, полученные группой специалистов в узкой области, не представляют какой-либо ценности, они представляют ценность только в синтезе со всеми остальными знаниями», - развивает свою мысль Э.Шрёдингер в другой своей книге [115, с.12]. И тогда понятно сумасшедшее многообразие научных, околонаучных и откровенно ненаучных, но обязательно универсальных систем знаний - последователи передают эмоциональное впечатление из поколения в поколение, обеспечивая эффект легендаризации и непогрешимости основателей, своей претензией на универсальность и всеобъятность гарантирующих истину в последней инстанции. Природа огромна, и реальность, конечно, едина. Даже если она едина, то всё равно она настолько огромна, что мечты обозреть её всю, объять и понять могут остаться мечтами. Она настолько сложна и многообразна, что если взять феномен человеческого знания о ней, то мы обнаруживаем, что ни один человек не может за свою краткую жизнь изучить не только всю реальность, с которой он может встретиться, но всё знание о ней, которое накопили его предшественники и его современники. И тогда общая для нас всех и единая реальность на практике способствует скорее разъединению, а не объединению знаний, взглядов, отношений, людей. Сближению и объединению может способствовать лишь ограничение реальности, а не её бесконечность и неисчерпаемость. Можно стремиться к созданию единой картины мира в её целостности, выявляя различные научные сферы и их развитие, это хороший познавательный принцип, часто приносящий великолепные плоды. Но у познаваемой природы есть и другие особенности. Единство желанно, но внутри единства мы должны позволить существование многообразия. Различные части её рассматриваются и отдельно, и во взаимодействии, и нередко устанавливается и доказывается их общность в постановке гносеологических проблем, возможность взаимодействия, взаимопроникновения, постигается смысловое единство, многообразие приводит к желаемой целостности. Реальная наука всегда богаче любой методологической схемы, представляя собой чудовищное переплетение самых разнообразных подходов, принципов, идей, предположений, заблуждений, допущений, интерпрета- vy vy vy ^ vy А ций, открытий, эмоций, веры, обмана, человеческих взаимоотношений. А природа, ею изучаемая, сложнее самой сложной из наук. Логика природы не зависит от человеческих желаний и предпочтений. Природа устроена так, какая она есть, мы лишь узнаём её. Путей познания множество, однако, в науке всегда можно решить, что ближе к истине, а что дальше от неё. Природа не имеет дел ни с верой, ни с гипотезой, ни с нашим миропониманием, возможно, она вообще не замечает нашего присутствия в ней. В конечном итоге мы имеем дело с некоторыми утверждениями, а правильны они или нет, пусть на этот вопрос ответит сама природа, а мы уже будем искать способы понять её ответ.