<<
>>

Глобализм и мультикультурализм

Интенсивное массовое перемещение людей из постколониальных стран на Запад после второй мировой войны сделал западные обще- ства «де факто» мультикультурными, и это обстоятельство позволило «остальному миру» заявить о себе.
На место уверенности в том, что можно построить теорию и картографировать мир из стабильного центра, обычно рассматриваемого как привилегированный пункт более высокого развития в символическом и позитивном планах, постколониализм предлагает теорию как мобильную или как созданную с эксцентрической позиции на границе.577 Причем это смешение культур и пересечение границ не только делает видимой остальную часть мира, но и помогает заметить, что она всегда была частью Запада, а единообразный и когерентный образ модерна был лишь силовой проекцией из западного центра.

Именно обращение к примеру постколониальной теории позволяет понять, что процесс глобализации помещает многие темы, ассоциируемые с постмодернизмом, в более широкий контекст, и «завершение модерна» в глобальной перспективе воспринимается более полно, чем в постмодернистской. Сакраментальный вопрос Лиотара «как возможна культура после Освенцима?» предстает в новом свете, коль скоро мы принимаем во внимание то обстоятельство, что геноцид, осуществленный конкистадорами в Латинской Америке, по масштабу намного превосходил геноцид Освенцима и что рабство было одной из предпосылок модерна/0'

Говоря несколько упрощенно, можно выделить две основные стратегии осмысления глобализации:578 в первой из них глобализация предстает как продолжение модерна (как полная реализация изначально заложенных в нем универсалистских тенденций). Глобализация, таким образом, предстает как сегодняшняя фаза развертывания единого и универсального «проекта модерна».239 В глобализации усматривается процветание всех народов, трансформация всего мира.579 Об этом пишут А. Гидценс, К.

Омаэ, Дж. Розенау, М. Кас- телс, Н. Манн. В рамках альтернативной версии, персонифицированной прежде всего Р. Робертсоном,580 выдвигается тезис о формировании глобалистского измерения человеческого сознания, позволяющего рассматривать социальные процессы в глобальной системе координат и радикально меняющего образ модерна. По Робертсону, не глобализация представляет собой одно из «следствий модерна», а само воз- никновение модерных обществ может быть правильно понято лишь на основе идеи глобального характера социальной жизни, уходящего своими корнями во времена далеко предшествующие модерну. Иными словами, возникновение модерна на Западе должно рассматриваться в первую очередь не как продукт внутренней истории самого Запада (так илииначе трактуемого перехода от «общности» к «обществу»), а как результат взаимодействия (военно-политического, колонизаторского, торгово-технологического, культурно-религиозного и т.п.) Запада с остальным миром.

Как отмечает сторонник позиции Робертсона М. Физерстоун, национальные культуры обычно возникали параллельно процессам образования государства, когда культурные специалисты изобретали заново традиции и восстанавливали этническое ядро народа. По мере того, как нации-государства все больше сплетались в конфигурацию соревнующихся наций, они вставали перед необходимостью развития когерентной культурной идентичности. При этом происходил процесс гомогенизации культуры, стирания и оттеснения на задний план локальных различий. Именно так возникала идеализация гомогенной культуры, выполняющей интегрирующие функции в обществе. Этот процесс формирования национальной культуры никоим образом не может быть понят из сугубо внутренних процессов в нации-государстве, но должен рассматриваться в отношениях к внешним силам: потенциал развития национальной идентичности и культурной когерентности реляционно обусловлен смещающимися дисбалансами сил и взаимозависимостями в той конфигурации наций-государств, в которую включена данная страна. 581

Аналогично возникала и идея «общества» в репрезентации социальной жизни: «общество» понималось как ограниченная сущность с высоким уровне социальной и культурной интеграции, характеризующаяся высоким уровнем функциональных взаимозависимостей между частями, равно как и высоким уровнем единства и независимости от других обществ.

Понятия наподобие «подсистем», «субкультур», «уровней» и «измерений» генерируются в понятийной перспективе общества как интегрированной целостности. Такие категории универсалистской социальной теории, как «социальная структура», «общественная дифференциация» и «примитивность/сложность» представляются применимыми во все времена и ко всем регионам. Этот кажущийся «естественным» акцент на внутрисоциетальных факторах ведет к игнорированию интер- и транссоциетальных процессов: взаимного влияния обществ друг на друга, религиозных, культурных, экономиче- ских процессов, пересекающих границы обществ, потоков мигрантов и беженцев, феноменов военной, культурной и экономической экспансии.

Отсюда глобальная система координат предполагает не только пространственную релятивизацию Запада в мире, который перестает быть его собственной проекцией, но и предоставляет своего рода метаязык для постмодернистской теории: «Для того чтобы понять смысл постмодернизма, недостаточно оставаться на уровне нации-государства... Проблема заключается в теоретическом осмыслении сложности в рамках более комплексной глобальной структуры с меняющимися балансами сил, которая имеет центральное значение для возникновения постмодернизма и для усиливающейся релятивизации как оснований, так и ценностного комплекса западного модерна».582 Из этой перспективы постмодернизм может рассматриваться как та форма, в которой западные интеллектуалы осмысливают смещение в глобальном балансе сил; причем это осмысление осуществлялось в рамках западной культурной традиции, этноцентрический характер которой не объяс-

944

НЯЛСЯ. *

Меняющаяся ситуация как результат интенсификации транснациональных процессов вызвала местную западную реакцию в форме постмодернизма, который поставил под вопрос собственную традицию, рассматриваемой исключительно во внутренних терминах и не определенной пространственным отношением Запада к остальной части мира.583 По-видимому, именно с этим обстоятельством можно связывать многие внутренние противоречия постмодернистских теорий: неявная зависимость от эволюционизма при явном его поношении, притязание на универсальную значимость собственной диагностики времени при провозглашении изжитости любого универсализма и т.п.; тогда провозглашаемый постмодернизмом «конец модерна» может быть рационально понят как завершение символической монополии западного модерна.

В результате культурный кризис «современности» воспринимается уже совсем иначе: речь на самом деле должна идти о коренном, даже радикальном изменении образа модерна, но это изменение никак не вписывается в дилемму «модерн/постмодерн».

Если развитие модерна рассматривать не во внутренней перспективе нации-государства, а в глобальной системе координат, то имеет смысл говорить скорее о «модернах» во множественном числе, нежели об одном-единственном «модерне», обладающем универсальной значимостью для стран и народов. Говоря о «модерне» в единственном числе (и соответственно о его возможном завершении и «постмодерне»), следует четко фиксировать его пространственные координаты: где он находится, о каком именно модерне (и о чьем постмодерне) идет речь? Феномен модерна надлежит определять не только в темпоральных, но в пространственных и реляционных терминах.584

Европейский колониализм сыграл важную роль в пространственной тотализации западного модерна, благодаря чему модерн стал опорной точкой и для исторической тотализации: точкой в которой все прочие общества иерархически упорядочиваются (делятся на «развитые» и «примитивные», «современные» и «традиционные»). Теория модернизации стала продолжением этой логики с той лишь разницей, что на смену европеизации пришла американизация. Глобальная система координат делает зримым многообразие региональных «проектов модерна», существенно отклоняющихся от западных стандартов.585 Не является универсальным и безупречным привычное противопоставление традиции и модерна. Это особенно заметно в случае таких наций- государств, как Япония, которая не вписывается в привычную схему модернизации.586 С предрассудками о том, что модернизация неизбежно влечет за собой закат национальной традиции и культурной идентичности, связаны стереотипы о неуклонном и поступательном возобладании в развертывании «проекта модерна» инструментальной рациональности и «расколдовывания мира» (М. Вебер). Сегодняшняя действительность убедительно свидетельствует о том, что «современность» вовсе не означает утраты опыта сакрального.587

Тяга к внешней рассудочности европейского рационализма — признак вырождения интеллектуальной деятельности. Примечательно, что Р. Генон считал попытки рационального знания достичь предельного пояснения соотношения всевозможных феноменов действительности как недопустимый произвол мысли.

Его интерес к восточной цивилизации и в особенности к исламу в том и состоял, что в нем он видел место подлинной культуры, черпающей свои силы через непрестанное постижение горизонтов религиозного откровения. Он проводит мысль, что Запад остро нуждается в новом синтезе интеллектуального и эмоционального планов бытия.588 Традиционализм Р. Генона —это во многом особый вид неоведантизма, поскольку «Адвайта-Веданта»

Шанкары декларирована им в качестве мировоззренческой базы для своего учения, а основным источником в ряде книг являются «Веды», «Упанишады», «Махабхарата», «Брахма-Сутры» Бадараяна.589 Однако французский философ не принимает принципа последовательного монизма родоначальника Адвайты, для которого Брахман и мир были неотделимы. Во многом Генон близок к Гаудападе. Его ближайший ученик Ю. Эвола видел спасение европейской цивилизации в обращении к языческим древнегерманским культам. Подобный традиционализм в контексте философского знания означает возврат мысли к своим нерациональным истокам, преодоление эксцентрической, эгоцентрической и антропологической парадигм европейской культуры. Это перенос антропологической проблематики в сферу культуры, о чем говорит теория «жизненного мира» Гуссерля и концепция исторического бытия Хайдеггера.

Характер современной стадии глобализации отличается тем, что она представляет экспансию Запада и что основы ее — глобальные структуры — принадлежат развитым странам, в первую очередь США. Глобализация строится в соответствии с интересами развитых стран и по их правилам. Следовательно, глобализация — не угроза культуре и не очередное испытание, с которым мы должны смириться, пережить или даже «снять» в гегелевском смысле; она — следствие того мышления культуры, которое мы практиковали в течение долгого времени своей истории. Идея европейской культуры означает открытую в Древней Греции новую форму жизни человека, жизни, которая строится на основе понятия. С приходом понятия мир приобретает такое измерение, как история, а язык становится «формой жизни» (JI.

Витгенштейн). Понять, значит всегда выразить через иное, трансцендентное себе, и мысль начинает новое существование посредством трансцендентальной плюральное™. Сила самих слов превращается во

о 9^9

власть понятии. z

Глобализация не может игнорировать факт рассогласования трех уровней, которые традиционно выделяют в структуре человеческого бытия — экономики, политики и культуры. Обещаемое смысловое единство этих уровней в результате глобализации выглядит утопичным и едва ли может воплотиться на каком-то метауровне. Характер современного мировидения чаще всего представляется как эконом- глобализм.590 Метафизическая стратегия истолкования всего сущего как совокупности «ценностей», т. е. того, что всегда может быть вменено некоему «субъекту» в качестве отвечающего «его» точке зрения и всегда может быть запущено в оборот и выражено в своей сущности посредством приведения к системе всеобщего кодирования. При этом провозглашается право всех народов на социальное, экономическое и культурное развитие, а при стратегии мультикультурализма среди основных прав человека признается право быть другим. Появляется «рыночная» модель глобального мира, «кибернетическая» и синергетическая модели мироустройства. Последняя модель предполагает активное генерирование горизонтальных связей всевозможного уровня и профиля и глобализирует мир снизу, по инициативе тех, кто заинтересован в разблокировании монополистических структур и открытии возможностей для новых участников принятия решений и взаимопонимания.

Глобализация, т.е. интеграция человеческих ценностей — это социально положительное явление (развитие науки и научных достижений, увеличение общего интеллектуального уровня «человечества» и т.д.), подтвержденное тем, что цивилизационный процесс обнаруживает свою универсальность, но в ходе становления человеческой сущности проявляет себя отрицательно из-за экономической нагрузки социальности. Конфликт ценностей как результат начавшегося диалога цивилизаций, приобретает глобальный характер, ибо ценности западной цивилизации становятся средством подавления других народов, но скоро (будем надеяться) она будет снята общечеловеческой солидарностью. Строя общую теорию глобалистики, необходимо обращать внимание на гносеологическую, мировоззренческую, методологическую, социокультурную значимость имеющихся в науке представлений о взаимодействии систем различных типов.

Иными словами, в ситуации становления мировой (информационной) цивилизации обостряется проблема взаимодействия обществ с различными культурно-философскими стандартами и логиками воспроизводства, что не только инициирует поиск «общих» (универсальных) ценностей и оснований философских культур, но и проблемати- зирует традиционные для определенных обществ способы поддержки и обоснования этих ценностей, толерантности в частности.591 Мораль, религия или право, философия и культура «ригористического» типа не «срабатывают» в условиях полисубъектной социальности, когда разнообразие жизненных укладов и философских культур стало состоявшимся фактом, и тем самым классический просвещенческий ход, апеллирующий к некой идеальной схеме человеческих отношений, «структуре» общества и мироздания, «содержанию» сознания, оказывается несостоятельным. Само социальное пространство (цивилизация), где «должно быть» взаимодействие культур, не может осмысляться в качестве «готового» общего места, куда «входят» культуры, в том числе и философские. Поэтому и толерантность не может быть задана с какой-то абстрактной или «возвышенной» позиции в качестве нормы или гаранта этого взаимодействия (учитывая и точки зрения по проблеме толерантности Г. Маркузе, П. Николсона, С. Мендус, К. Нидермана, Дж. Лорсена, Дж. Грея и других). Если мы отказывается от понимания общего как одинакового, социального как статичного, правил как объективно существующих, т. е. мыслим любое взаимодействие как процесс, взращивающий «свои» нормы; если от «механического» понимания социальной, философской, космической систем мы переходим к «синергетической», от моделей «данной» идентичности к постоянно «переписываемой» (лозунг Ж. Ф. Лиотара и Ж. Л. Нанси «переписать философию»), то в этом контексте и рассуждения о перспективах глобальной философии все больше становятся осознаваемыми.

На этом фоне не прекращаются попытки нового синтеза цивилизаций, культур и философий в мире. Новый стимул для этого поиска дал Всемирный саммит в Йоханнесбурге (2002), который сформулировал основные принципы этики устойчивого развития. Устойчивое развитие предполагает смену цивилизационных ориентиров, изменение «направления развития» современного общества, а именно переход от материальной цивилизации к духовной цивилизации. Последняя ориентируется на высшие «бытийные» ценности и должна стать царством нравственного закона.

Духовная цивилизация предполагает создание философии общих ценностей и интересов, которая могла бы стать основой стратегии Человечества, осознающего себя как Единое Целое. С точки зрения перспектив формирования планетарного ценностного сознания несомненный интерес представляет синтез философских систем Востока и Запада. «То, что мы сегодня называем Востоком, представляет собой единую массу твердой суши: Россия, Китай. Индия — громадный кусок суши, «Срединная Земля», как ее называл великий английский географ сэр Хэл форд Макиндер. То, что мы именуем сегодня Западом, является одним из мировых океанов, полушарием, в котором расположены Атлантический и Тихий океаны».255 Восток и Запад —две противоположные цивилизационные парадигмы, два противоположных социо- культурных мира. Понятие «Запад» коррелируется с парадигмой антропоцентризма, или с либертарианско-конвенциональной культурой, а понятие «Восток» — с парадигмой космоцентризма, или трансцендентальной культурой.

«Глобальный мир, —пишет И. А. Василенко, — необходимо созидать в диалоге цивилизаций как общее пространство многогранной духовности — всегда открытое и вечно совершенствующееся в процессе понимания Другого».592 Если человечество когда-нибудь построит глобальную цивилизацию на Земле, то оно будет результатом синергии коллективного материального опыта и глубинной мудрости человеческого рода.

Китайский философ Чжан Шаохуа полагает, что в нашей современной жизни уже присутствует эмбрион духа глобальной цивилизации. Его образуют философские идеи: а) единства всех вещей; б) единства всего человечества; в) единства Неба и человека.593 Если утверждается единство всех вещей, то мы должны уважать и заботиться об окружающей среде. Если утверждается единство человеческого рода, то мы должны признать справедливость и солидарность между людьми. Если утверждается единство Неба и человека, то мы должны оберегать небесную (духовную) природу человека.

Если все существовавшие до сих пор цивилизации носили региональный характер, то глобальная цивилизация является общечеловеческой цивилизацией. Она выражает, с одной стороны, единство биологической природы всех людей, с другой — социокультурную целостность человечества. Идея глобальной цивилизации исходит из того, что человек и человечество внутренне едины, что они представляют собой взаимоотражения друг друга. До сих пор творческая природа человека была ограничена узкими рамками национальных традиций, религиозных ограничений и государственных границ. Лишь в последние несколько лет люди раскрыли гуманистический потенциал глобальной цивилизации.

<< | >>
Источник: Колесников А. С.. Философская компаративистика: Восток—Запад: Учеб. пособие.— СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та. —390 с.. 2004

Еще по теме Глобализм и мультикультурализм:

  1. 8.2. Теория и практика мультикультурализма в контексте развития гражданского общества
  2. ЭТИКА ГЛОБАЛИЗМА
  3. Образы глобального мира и теории глобализма
  4. К ВОПРОСУ О ХРИСТИАНСКОЙ ГЛОБАЛЬНОСТИ И ГЛОБАЛИЗМЕ «ЗОЛОТОГО МИЛЛИАРДА» Зеленевский В.А.
  5. ПОСТМОДЕРНИЗМ И ДИАЛОГ КУЛЬТУР, поиск ИДЕНТИЧНОСТИ И ПОНИМАНИЕ ДРУГОГО, ПРОБЛЕМЫ ТОЛЕРАНТНОСТИ И ГЛОБАЛИЗМА
  6. Круглы < стол по теме «Социокультурные измерения феномена глобализации» Вопросы для обсуждения 1.
  7. Разнообразие и мулътикультурализм
  8. Спасти Ницше от Хайдеггера (Мюллер-Лаутер)
  9. ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИСЛАМ И РОССИЯ — ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ
  10. Примерный план семинарского занятия Занятие 1. Основные проблемы социальной динамики Вопросы для обсуждения 1.
  11. Американская стратегическая мечта
  12. ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ ФИЛОСОФИЯ и НАУКА НА РУБЕЖЕ XX — XXI ВЕКОВ
  13. Коллоквиум по теме «Междисциплинарные методологии в познании истории: специфика и эвристические возможности» Вопросы для обсуждения 1.