Стимулирующее значение неразрешимых задач

Метаматематика Гёделя, сосредоточивая в себе конфликты, выросшие в рамках Венского кружка, стала своего рода катализатором для нового этапа творчества. Парадокс Рассела был не концом движения логицизма, но началом славы последнего; теорема Гёделя не потушила пламя, а, наоборот, заставила его гореть еще ярче.

Теорема Гёделя не выбила из колеи позднейших логицистов, но дала им новое направление для работы. В отличие от неокантианства, программа и движение, возглавляемые Карнапом, не теряли своих позиций в пространстве внимания, а, наоборот, энергично расширяли свое влияние. Новые фундаментальные затруднения не могли победить программу, напротив, они служили зерном для этой мельницы.

В книге Карнапа 1928 г. «Der Logische Aufbau der Welt» («Логическая конструкция мира») все осмысленные (т. е. эмпирически верифицируемые) утверждения строились на основе расселовской иерархии: знаки для индивидуальных

элементов, классы, классы классов, снабженные знаками эмпирических элементов. В методологическом отношении данная система была солипсистской; только мой индивидуальный опыт является основанием. К 1934 г., благодаря стимулирующему влиянию Тарского и Гёделя, Карнап сместил свою позицию к признанию универсальным образом обоснованного языка с безличным синтаксисом; базовыми элементами стали теперь натуральные числа (целые), из которых последовательно строились действительные числа и четырехмерное пространство- время, являющееся множеством всех точек с численно заданными координатами.

Смещение Карнапа к языку физики отдаляло его от старого феноменализма, поддерживавшегося Шликом, и сближало с позициями соперничавшего лагеря Нейрата. Венский кружок' распадался не только на два, но уже на три главных направления: старая программа Шлика, теперь сведенная к направлению, возглавляемому Витгенштейном,— то, что Нейрат называл «правым крылом»; далее, продолжение развития логицизма Карнапом; и «левое крыло», в котором ведущую роль играл сам Нейрат. Витгенштейн все больше склонялся к вдохновляющей идее открытого противостояния логическому позитивизму; оставляя свой прежний логицизм Карнапу, он резко сместил позицию в направлении к Гёделю и даже превзошел его в расширении радикализма соответствующих следствий на область философии. Деятельность, удерживавшая вместе стойких приверженцев Венского кружка, сместилась теперь к спорным вопросам, располагавшимся между программами Карнапа и Нейрата.

Для Нейрата наука может быть достаточно точным образом отграничена от бессмысленных направлений философии с помощью программы унификации науки, ядром которой являются протокольные предложения в духе Карнапа и законы физики в качестве взаимосвязей.

ремонтируют уже в открытом море. Даже «предложения наблюдения» подлежат пересмотру и ревизии, а все убеждения опровержимы [Coffa, 1991, р. 363]. После смерти Нейрата в 1945 г. Куайн унаследовал его ячейку в ряду противостояний позднего Венского кружка. Куайн долгое время переписывался с Карнапом, но поскольку репутации создаются путем несогласия, Куайн составил свою Интеллектуальную репутациюgt;, продвинувшись к следствиям, удивительным для формалистской программы: к бесконечному приспособлению языков для предотвращения фальсификации в частных эмпирических моментах, к невозможности точного перевода с языка на язык и даже к отрицанию различения между эмпирическими и логико-аналитическими предложениями. Из этих пунктов у первых двух появились аналоги в следующем поколении — в теории Куна о консервативных научных парадигмах и их несоизмеримости.

При этом Венскому кружку предстояло оставить для постпозитивистской философии следующего поколения свое позднейшее наследие. Нейрат всегда был движущим организационным началом в Венском кружке; в 1930-х гг. по мере того, как члены Кружка стали эмигрировать под давлением нацистской угрозы, Нейрат перенаправил все их публикации из «Erkenntnis» («Познания») в «Encyclopedia of Unified Science» («Энциклопедию объединенной науки»). В конце концов, он переместил это издание в Соединенные Штаты, где объединил силы с Чарльзом Моррисом и тем самым — с прагматистской линией Пирса и Мида. Последним значительным действом «Энциклопедии» и организационного ядра

Венского кружка было поручение Томасу Куну — историку, ориентированному

28

на физику,— написать книгу «Структура научных революций» .

Итоги показывают плодоносность жилы головоломок, открытой Венским кружком, даже притом, что каждый пункт его программы фактически был провален. Радикальные следствия, обнаруженные Нейратом и Куайном, могли быть подхвачены и антиформалистами, и антипозитивистами, вот и Куну предстояло стать любимцем марксистов и деконструкционистов. Однако главное внутреннее влияние данного движения относилось скорее к методам философии, чем к ее содержанию. Боевой порядок формальной логики создавался для исследования богатой проблемами жилы; в поколении середины XX в., прежде всего в американских университетах, господствующими стали аналитические техники. Движение логического позитивизма оказалось эффективным в захвате пространства философского внимания благодаря не решениям, но головоломкам, обнаруженным с помощью своих формальных методов. Настоящим открытием Венского кружка стало указание на местоположение глубоких проблем, а головоломки логического формализма явились просто тем, что давало членам Кружка материал для продолжения их работы.