<<
>>

ПОЧЕМУ ФИЛОСОФСКИЕ сети способствуют развитию науки?

Философские сети представляют собой центральное пространство внимания сообщества интеллектуалов, где разрабатываются аргументы, имеющие следствия самого широкого характера. Философия повышает уровень абстракции и рефлексии, периодически дает начало движениям синтеза, проводит осознанное обсуждение методов и, таким образом, устанавливает эпистемологические принципы.

Переходя к математическим темам и наблюдениям в естествознании, философские сети преобразуют эмпирические компиляции в теории, «мирские методы» коммерческой арифметики или практической геометрии — в специальные состязания по решению головоломок, проводимые по все более строгим правилам. Философские сети не только сознательно вводят абстракции, но также дают социальный импульс инновациям. Это происходило в ранний период античной Греции, затем некоторое время в исламских сетях и вновь в Европе после 1500 г. Однако тенденция, внутренне присущая абстрактным философам,— обращать особое внимание на космополитические темы естествознания — сама по себе не ведет к устойчивым научным инновациям или подлинному консенсусу. Были периоды относительно быстрого совершения открытий в Греции и в исламе, но исследовательский фронт в целом не стал «технологизированным», с явным вниманием к усовершенствованию методов для получения новых результатов. Довольно широко распространенный интерес философских «звезд» средневекового христианского мира к темам естествознания не был достаточен для значительного научного продвижения.

Урок прерванных эпизодов, например моистов, оксфордско-парижских номиналистов и астрономии ал-Битруджи и ат-Туси, заключается в том, что философские сети могут самостоятельно обеспечить некоторый временный импульс для научных инноваций. Однако сама философская сеть подлежит действию закона малых чисел, который по своей сути направлен против консенсуса в творческие периоды, причем установление вынужденного консенсуса в виде официальной доктрины или мертвящее воздействие схоластических учебных программ приводит в результате к полной утрате инноваций.

Научный взлет обеспечивается частичным перекрытием сообщества математиков-практиков или других специалистов по эмпирическим исследованиям и наблюдениям с философскими сетями; но устойчивое развитие в математике и естествознании зависит от растущих генеалогических линий технологий быстрых открытий, тех технологий, которые позволяют ученым преодолеть возобновляющееся разделение философов на фракции. Импульс философского состязания и абстракции, заданный греческой и эллинистической науке, был утрачен в связи с превращением астрономии в астрологическую религию, теории чисел — в нумерологию, а их обеих — в не- оплатонистскую космологию. Динамика философских сетей может порождать эпизоды научных открытий, но может и подавлять их.

Развитие научных сетей является особым случаем реализации общего процесса, управляющего всеми интеллектуальными изменениями. Внешние условия реорганизуют материальные основы интеллектуальных занятий, что в свою очередь приводит к переструктуриров'анию сетей, образованию новых альянсов и оппозиций в пространстве внимания. Ключи к разгадке мы видели на примере Китая, где привычное разделение математиков и астрономов на специализированные и низшие группы в составе имперской бюрократии нарушалось именно в творческих эпизодах развития абстрактной математики.

Что касается взлета науки быстрых открытий в Европе, то существует два основных кандидата на роль внешних причин — ранний капитализм и Реформация. Капитализм дает импульс развитию коммерческой математики[322]. Однако практические деятели с низким статусом обычно не привлекают внимания ядра интеллектуальной сети; а само по себе содержание коммерческой арифметики не

ведет автоматически к появлению абстрактных головоломок высшей математики. Капитализм также дает некоторый импульс развитию новой технологии, и мы видели, что некоторая часть такого оборудования — в качестве наиболее известного примера упомянем насосы, применявшиеся в горном деле,— была включена в сеть «философов-механиков» и преобразована в технологию открытий.

Мы должны остерегаться грубого технологического детерминизма и перенесения на более ранние периоды тесных взаимоотношений между технологией, капитализмом и естествознанием, что стало характерным только после 1880-х гг. в результате «второй индустриальной революции». Как показал Вебер [1923/1961, р. 129— 136; Collins, 1986, р. 19-44], рационализированный капитализм, который порождает самоподдерживающийся рост, зависит от сочетания определенных социальных ингредиентов. Исходные условия должны способствовать высвобождению всех факторов производства (земля, труд, капитал), так чтобы они могли способствовать развитию рынка под контролем предпринимателей и под защитой правовой системы, гарантирующей частную собственность и облегчающей заключение сделок посредством организации финансовых инструментов. В ходе данного процесса устойчивые технологические инновации об.ычно появляются достаточно поздно; напротив, в течение первых нескольких столетий капиталистического взлета рационализированные процедуры в сельском хозяйстве вводились, как правило, вообще без каких-либо новых технических механизмов^ . Капитализм в Европе в течение 1500-х и 1600-х гг. сделал возможным некоторые частичные достижения в сфере машинной техники, которые могли быть поставлены философскими сетями на интеллектуальную службу; однако импульс для ускорения их эволюции как компонентов исследовательского оборудования шел со стороны философской сети с ее динамикой состязания за пространство внимания.

Сам по себе капитализм немного сделал для реорганизации интеллектуальных сетей. В качестве внешнего условия большую значимость имеет Реформация или, точнее, борьба по поводу церковной политики, кульминацией которой стали Реформация и Контрреформация. Попробуем избежать любой аргументации, связанной с «отражением». Наука не отражает дух ни протестантизма, ни католичества, ни секуляризма, появившегося вследствие усталости от религиозных раздоров. В своих известных аргументах Вебер и Мертон слишком сильно полагались на весьма поздний эпизод реорганизации сетей — совпадение деятельности британского «Невидимого колледжа» с пуританской революцией; католическая часть данной сети была старше и во многих отношениях ближе к центру.

Важнее то, что средневековая церковь в течение столетий продолжала разделяться на части. Притязания папы на теократическую власть в христианской Европе достигли максимума в середине 1200-х гг.; после этого консолидирующиеся национальные государства, главным образом Франция и Испания, боролись за то, чтобы сделать папство орудием могущества своих стран; в ответ на это другие государства отходили от папства, все больше смещаясь к организации национальных церквей. Движение примирения в начале 1400-х гг., в котором столь значимую роль сыграл Николай Кузанский, было одной из многих организационных схем для децентрализации и демократизации церкви. Реформация является всего лишь одним ярким эпизодом в долгом ряду конфликтов и реорганизаций политической и религиозной власти.

Католическая сторона ни в коей мере не была строем реакционеров, как утверждалось протестантской пропагандой; продолжали распространяться реформаторские движения, которые предшествовали самой Реформации. Некоторые из этих движений, такие как иезуиты, янсенисты и ораторианцы, весьма широко представленные в нашем описании сетей, занимались возрождением единства католической церкви изнутри. Отдельные знаменитые личности, такие как Бруно, были своего рода «вольными стрелками» между протестантским и католическим лагерями и разрабатывали планы окончания религиозного раздора и воссоединения христианского мира с помощью еще более радикальной реформы lt;ре- лигиозногоgt; учения; они часто обращались к либеральному папе, внушавшему больше надежд и менее фанатичному, чем воинственные протестантские правители. Немногие протестанты были вытеснены космополитами, составившими центр нового религиозного объединения, как, например, в движении розенкрейцеров начала 1600-х гг., причем надежды возлагались на Дворец выборщиков [Yates, 1972].

Здесь у нас имеется внешняя основа для грандиозной реорганизации сети. Все материальные основы интеллектуальной жизни располагались между церковью и соперничавшими дворами: старые университеты как центры церковной подготовки, новые протестантские университеты, альтернативные образовательные схемы, ставшие протестантскими академиями или иезуитскими школами, папство, церковные политики и светские дворы как покровители и гуманистов и вольных интеллектуалов.

Так называемая стагнация философии в конце Средних веков была, говоря социологически, хаотической фрагментацией сетей в этом многостороннем пространстве внимания. Рост поляризации между Реформацией и Контрреформацией приводил к упрощению Интеллектуальной ситуацииgt; и фокусировал внимание на нескольких ключевых линиях противоречия, вместе с тем чрезвычайно повышая уровень эмоциональной энергии. Именно поэтому в тот период мы видим пересечение между теологией и некоторыми естественнонаучными темами, такими как астрономия. Дело не в том, что астрономия «отражала» теологические позиции, поскольку отнюдь не только протестанты находились в поиске инноваций того типа, образцами которого служат работы Ко

перника и Кеплера; смешение традиционалистов и новаторов имеется на обеих сторонах. Церковная политика периода Реформации вновь повысила значение теологов в пространстве внимания. Теологи-интеллектуалы в тот период столкнулись с медленно развивавшимися достижениями на космополитической сцене науки. Внимание росло постепенно, по мере перенесения инноваций, например введенных Коперником, из узкой сферы технических специалистов на более широкую арену, где они стали символизировать проблемы традиции или изменения. Астрономия, а также математика благодаря своим предыдущим связям теперь стали фокусом внимания всего интеллектуального сообщества. Была выработана огромная эмоциональная энергия; росла состязательность; отовсюду рекрутировались и притягивались как магнитом образованные люди. Состязания технического характера в области математики и стремительный натиск в поисках открытий в естествознании стали общественным явлением; ставкой в них были бурные аплодисменты и шумные приветствия больших аудиторий. Результатом же явился взлет быстрых открытий в математике и естественных науках. 

<< | >>
Источник: РЭНДАЛЛ КОЛЛИНЗ. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. 2002

Еще по теме ПОЧЕМУ ФИЛОСОФСКИЕ сети способствуют развитию науки?:

  1. ФИЛОСОФСКО-ЭТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РАЗВИТИЯ НАУКИ В УСЛОВИЯХ ДИНАМИЧЕСКОЙ СОВРЕМЕННОСТИ Юлия Середа
  2. Почему интеллектуальные сети долЖны подрывать сами себя?
  3. II Философские принципы толкования Писания, способствующие улаживанию спора
  4. ПОЧЕМУ АМЕРИКАНЦЫ БОЛЬШЕ ИНТЕРЕСУЮТСЯ ПРАКТИЧЕСКИМ ПРИМЕНЕНИЕМ НАУКИ, А НЕ ЕЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИМИ АСПЕКТАМИ
  5. Почему после факультета ты пошел в социологическую аспирантуру, а не в философскую?
  6. Почему феноменологический метод Гуссерля был востребован в различных областях философского знания XX в.?
  7. РАЗДЕЛ* 2. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ НАУКИ
  8. РАЗДЕЛ 2. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ НАУКИ
  9. РАЗДЕЛ 2. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ НАУКИ
  10. РАЗДЕЛ 3. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ДИСЦИПЛИНАРНО-ОРГАНИЗОВАННОЙ НАУКИ
  11. РАЗДЕЛ 3. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ДИСЦИПЛИНАРНО-ОРГАНИЗОВАННО.-НАУКИ
  12. РАЗДЕЛ 3. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ДИСЦИПЛИНАРНО-ОРГАНИЗОВАННОЙ НАУКИ
  13. 67. Почему художественная литература явилась более адекватной формой выражения философии экзистенциалистов, чем их философские трактаты?
  14. 2. Проблематика экзистологии как философской науки
  15. РАЗДЕЛ 3. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ДИСЦИПЛИНАРНО-ОРГАНИЗОВАННОЙ НАУКИ
  16. ОТНОШЕНИЕ НАУКИ К ФИЛОСОФСКИМ ИНТЕРПРЕТАЦИЯМ КУЛЬТУРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ Алма Мирзабекова
  17. Иммануил Кант. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ФИЛОСОФИИ. Курс лекций включающий все философские науки, 2010
  18. 2. РАЗВИТИЕ СОЦИОЛОГИИ КАК НАУКИ