Перекрытия сетей: сравнение мировых традиций

Как же случилась эта революция? Почему образовалась генеалогия исследовательских технологий, способствовавшая быстрым открытиям вначале в математике, а затем в естествознании? Для получения социологического ответа на данные вопросы обратимся к рассмотрению сетей.

В 1600-е гг. научно-математические и философские сети в значительной степени пересекаются между собой, так что происходит скорее одна революция, а не две. Из шести первостепенных философов этого столетия пятеро являются активными учеными; двое из них — Декарт и Лейбниц — математики первой величины. Если мы перейдем к второстепенным философам 1600-х гг., трое из четырнадцати являются учеными, но эти трое включают другую математическую «звезду» — Паскаля, а двое других, Гассенди и Мерсенн, находятся в центре сети корреспонденции, посредством которой организуется движение с коллективным

самосознанием; в следующем поколении это движение будет преобразовано в lt;Британскоеgt; Королевское общество и lt;французскуюgt; Academie des Sciences[313].

В 1700-е и 1800-е гг. европейская философия продолжает поддерживать связи с наукой, хотя не в такой степени, как во времена золотого века[314]. Первостепенные философы Запада, по-видимому, восприняли нечто для своего выдающегося творчества от науки, связь с которой у них была гораздо более тесной, чем у второстепенных. Даже философы, известные своей критикой науки, такие как Беркли, Юм и Руссо, были в тесном контакте с научными сетями.

Хотя эти взаимосвязи достигли расцвета во время научной революции, связь между сетями науки и философии на Западе была долговременной тенденцией. В античной Греции математическая сеть переплеталась с философской на всем протяжении классических периодов творчества[315]. Все три наиболее ранние линии преемственности философов были начаты признанными математиками — Фалесом, Пифагором и Левкиппом.

На протяжении 300-х гг. до н. э. сеть математиков и астрономов (показанная на рис. 10.2) широко перекрывается с ^философской сетью, включающей взаимосвязанные школы Платона, Евдокса и Аристотеля; существует также некоторое научное состязание между линиями Демокрита и стоиков. Каждый глава Акаде-

alt="" /> 600 г. ДО 1L Э.

100 г.

1 i: н. а.

Никомах />

Александрия

alt="" />

[101]

[106)

400 г.

500 г.

600 г.

ВСЕ ЗАГЛАВНЫЕ = первостепенный математик

Строчные = второстепенный математик

Номер = третьестепенный математик (клйэч в Приложении 3)

Подчеркнутое имя = первостепенный или второстепенный математик, обозначенный в философской сети [ ] = третьестепенный математик, обозначенный в философской сети () = нематематик, обозначенный в философской сети

мии от Платона до Аркесилая (исключая только Полемона) известен как математик (пусть даже третьестепенный); то же самое верно для школы Аристотеля вплоть до Стратона, чьим учеником был великий астроном Аристарх, сторонник гелиоцентрической системы. Аристотель, хотя и был критически настроен по отношению к математической философии платонических Форм, тем не менее сделал значительный вклад, явным образом обосновав формальные процедуры математического доказательства. Когда около 300 г. до н. э. был основан александрийский Музей как научный центр, его работниками стали главным образом представители поздних поколений указанных сетей. Мы обнаруживаем, что после 200 г. до н. э. творчество философской и математической сетей истощается; далее значимая деятельность в этих областях, как правило, осуществляется обособленно. Однако в поздней античности после формального восстановления Академии около 400 г. н. э. вновь возобновились занятия математикой, хотя и без особых творческих достижений.

Сама специфика греческой философии и творческий характер греческой математики классического периода являются, по-видимому, следствиями их взаимосвязи. Античная медицинская наука также процветала в среде почти тех же самых сетей афинских и александрийских ученых-математиков; причем новаторство медицинских исследований также имело тенденцию к упадку почти в тот же период — около 200 г. до н. э. В более поздние столетия самыми знаменитыми врачами были врачи, связанные с философией,— от скептиков и медиков-практи- ков вплоть до поколения Секста Эмпирика и Галена[316].

Средневековый ислам не только воспринял греческий культурный капитал, но в еще большей степени установил сетевую взаимосвязь между философией, математикой и естествознанием.

Большинство исламских ученых (показанных на рис. 8.1-8.5) составляют

единую сеть, начатую в Багдаде переводчиками Дома мудрости и позже транс-

18

плантированную в Иран, Каир и Испанию . Эта сеть имела две lt;организацион- ныеgt; основы — поддержку астрономов и астрологов со стороны двора, а также благотворительные лечебницы как независимый опорный пункт для врачей. Сети астрономов и медиков переплетались в Багдаде, входили в контакт и соперничали с местной сетью исламских богословов; в результате возникла гибридная роль ориентированных на Грецию фаласифа («арабских философов», самых известных в Европе), а также появились богословские гибриды как итог смешения с шиитскими и другими сектами. Чисто мусульманские интеллектуалы имели ясно определенные и в конечном счете более мощные lt;организационныеgt; основы — богословы в мечетях, суфийское движение среди всех слоев населения. В конце концов медресе объединили в своих учебных программах содержание большинства упомянутых сетей, хотя и исключая значительную часть традиции греческого естествознания. Но наиболее известные мыслители из этих богословски ориентированных сетей также, как правило, удалены только на несколько сетевых шагов от ученых.

Почему контакты с научной сетью должны быть настолько значимы для философов? Здесь дело не в передаче специфического культурного капитала, поскольку философские учения ал-Фараби, Ибн Сины, Аверроэса и других ничем не обязаны успешным прорывам математиков в сфере алгебры; в лучшем случае эти доктрины включают в свои иерархические космологии астрономическое вй- дение. Ал-Газали и Сухраварди были еще меньше заинтересованы в содержании науки. Однако существует некий социологический паттерн: в исламских сетях, как и везде, первостепенные философы оказываются ближе к научным сетям, чем второстепенные. Многие первостепенные философы сами были активны в науке, хотя обычно лишь на уровне третьестепенных успехов.

Ведущие философы были заинтересованы в науке из-за совпадения космополитических ориентаций. Математика, астрономия и другие науки являются космополитическими предметами, не связанными с конкретными элементами богословия и теории ценностей. Сеть ученых, собиравших в Багдаде научные тексты, а затем на протяжении почти 20 поколений мигрировавших из одного места в другое, начиналась с объединения различных сект христиан, вавилонских почитателей звезд, зороастрийцев и мусульманских путешественников в Индию и Византию. В более поздний период после подавления большинства немусульманских религий стержневую сеть посредничества составили космополиты из числа иудеев. Соответственно первостепенным философом был именно тот, кто обладал самым общим идейным кругозором; последнее достигалось через объединение связей из самых разных сетей. Контакты с космополитической научной сетью становились интеллектуальной основой для всех исламских философов с универсалистской направленностью. И поскольку творчество проистекает как из отрицания, так и из синтеза, даже противники ученых и космополитов обретали наибольшую оригинальность, когда формировали свои идеи через конфликт с космополитичными учеными или сетями, находившимися с последними в контакте; это верно, даже если результатом было продвижение какой-либо альтернативной мистической или партикуляристской позиции, к примеру среди наиболее именитых мусульманских и иудейских консерваторов.

Сам по себе интерес философов к науке не гарантирует высокого уровня . научного творчества. Мы видим это из сравнения со средневековым христианским миром (рис. 9.3-9.5). Данный период не был особенно примечателен с точки зрения научных инноваций, однако научные и основные философские сети в значительной степени совпадали. В 1200-е гг. Гроссетест и его линия преемственности (Адам Марш, Роджер Бэкон) поставили науку в центр своих философских учений; так же поступил и великий современник и соперник Бэкона Альберт Великий. Аквинат, только на периферии своей деятельности занимавшийся наукой, был близок к сети научных переводчиков и исследователей. Ученик Бонавентуры Иоанн Пекхэм (который тоже был учеником Р. Бэкона) наиболее известен как противник Сигера и аверроистов, но вместе с тем он был подлинным ученым и внес свой вклад в оптику и космологию. Средневековая христианская философия имела не меньше сетевых взаимосвязей с наукой, чем философия в любой иной период западной традиции,— на

самом деле больше, если мы примем во внимание весьма слабый интерес, который проявляло к науке подавляющее большинство наиболее значимых философов[317].

Однако в средневековом христианском мире не было научных «звезд»[318]. Каким же образом в подобный период взаимосвязь с философами ядра может продвинуть развитие науки? Ключ дан в одном из прерванных эпизодов. Поколение философов середины 1300-х гг. в Баллиоле и Мертоне представляет наивысший уровень творческих достижений средневековой математики, кинематики и механики; в тот же период участники парижского кружка во главе с Бу- риданом и его ученики отвергли аристотелианскую теорию импетуса, предложили геометрию с системой координат, а также изучали движение Земли. В тот период не существовала отдельная сеть ученых или переводчиков текстов; как оксфордская, так и парижская группы были ответвлениями основных сетей, вовлеченных в теологические споры (Брадвардин, Уиклиф) наряду с обсуждением передовых для того времени вопросов метафизики и эпистемологии (От- рекур, Мирекур, Буридан; см. рис. 9.6). Динамика философской сети, развитие номиналистского движения и смещение интереса к программам факультета свободных искусств переключили внимание на научные темы; боевая энергия и стремление к абстракции в философии на короткий период усилились и вызвали поток научных инноваций. То, что живет посредством философской сети, умирает вместе с этой сетью. Когда в конце 1300-х гг. вся данная интеллектуальная арена оказалась в состоянии кризиса, технические достижения как в фи

лософии, так и в науке были погребены во фракционализме и утрате фокуса внимания. Достижения Свайнсхеда, Буридана и Орема, а также их кружков были забыты, как только пространство внимания утратило фокус в хаосе децентрализации, истоки которой мы рассматривали в гл. 9.

Подобный анализ может быть проведен и для поздних мусульманских научных «звезд», включая ат-Туси (середина 1200-х гг.), чья астрономия в математическом смысле эквивалентна коперниковской. Тем не менее для исламской сети вокруг ат-Туси не характерны ни быстрые открытия, ни консенсус [Huff, 1993]. Здесь также ученые находятся в основном потоке развития философской сети; ат-Туси и аш-Ширази известны как авторы синтеза неоплатонизма Ибн Сины с выдающимся в то время учением о свете (иллюминатством) суфиев [DSB, 1981, vol. 11, р. 249]. Наука этих авторов оказалась погребенной в схоластике медресе, господствовавшей впоследствии в исламской интеллектуальной жизни. В обоих случаях, христианском и исламском, прерванного научного продвижения утрата фокуса всей философской сетью-устраняла возможность кумулятивности, основанной на высоких достижениях научного творчества, или даже стирала воспоминания о них.

Рассмотрим теперь случай, когда научные и философские сети достигали устойчивого взаимодействия, действительно все крепче сплетаясь друг с другом и накапливая результаты такого уровня развития, о котором еще долго помнили последующие поколения. В Греции с самого начала философской деятельности, с 600 примерно до 200 г. до н. э., сеть математиков практически совпадает с основным сегментом философской сети. Какие же отличительные черты это придавало математике? В качестве повседневной практической деятельности — подсчета или измерения чего-либо — математика обычно не обнаруживает тенденции к формулированию абстрактных теорем или к быстрым инновациям. Именно интеллектуальные сети подхватили математику, толкуя ее как ключ к космологии в состязании с остальными космологиями (Пифагор) или превращая ее в вызов — постановку парадоксальных задач (софисты). Именно философская сеть вовлекала греческих математиков в соперничество и ориентировала на введение новшеств, а также на обобщение и абстракцию. По мере накопления результатов философские школы, наиболее заинтересованные в синтезе и упорядочении, разрабатывали аксиоматический метод формального вывода; данные сети, идущие от Демокрита, платоников и аристотелианцев, вели к Евклиду, Эратосфену и Архимеду. Астрономы, а еще в одной ветви также практики-врачеватели становились частью главной сети и были вынуждены строить обобщенные и абстрактные системы в сфере философской космологии. Греческая наука создала модель для обобщенной науки, поскольку она больше уже не представляла собой ряд практик, осуществляемых частным образом профессионалами с низким социальным статусом, но, скорее, знаменовала соперничество в философском пространстве внимания.