А может ли быть имперское государство многонациональным?

Любая империя всегда является полиэтнической. Это касается и Российской Федерации, Но когда мы говорим «нация», мы имеем в виду нечто имеющее государственность. Не бывает нации без государства. Нация предполагает административный, политический, территориальный суверенитет. Нация это и есть государство-нация в классическом определении. Соответственно, в империи не может быть несколько наций. Я считаю, что более точно и корректно говорить о полиэтнической империи или о полиэтническом союзе. Причем я подчеркиваю, что империя — это не значит, что есть император. Император — совершенно не обязательный элемент империи. Империя может быть советской, может быть американской. Империя предполагает сочетание стратегической вертикали и культурно-этнического плюрализма. Поэтому я бы предпочел говорить о полиэтнической федерации или о полиэтнической федеральной империи с большим количеством свободы, основанной на принципе субсидиарности по федеральному принципу. Такая федеральная империя, демократическая империя, полиэтническая империя оптимальна для России.

С Вашей точки зрения, национальная идея, я бы лучше сказал, национальная идеология, должна базироваться на коллективном бессознательном.

Александр Дугин: Термин «коллективное бессознательное» я использую в определенном контексте. Понятие ввел Карл Густав Юнг, основатель психологии глубин. Тот курс, который я сейчас веду в МГУ, — курс «Структурной социологии» имеет подзаголовок — «социология глубин, или социология воображения». Он основан на сочетании модели юнгианского психоанализа с классической социологией Сорокина, Дюркгейма, Мосса, Вебера и т. д. «Социология глубин» использует термин «коллективное бессознательное» и социологическом ключе. В начале XX века доктор Фррид вскрыл новую психоаналитическую топику, где показал, что помимо того, что человек есть разумное существо, он еще имеет теневую часть, которая влияет на его рациональную деятельность. По Фрейду, подсознание — это совокупность детских первичных ощущений наслаждения и боли, которые остались с младенчества и сформировали бессознательные индивидуальные системы ассоциаций. У каждого они разные. И поэтому, чтобы излечиться {а по Фрейду, все больны), необходимо вспомнить разные ситуации раннего детства и размотать клубок личных комплексов, которые сформировались в младенчестве. Юнг в своем знаменитом путешествии сдоктором Фрейдом через Атлантику увидел сон, а в нем — новую психоаналитическую топику, когда под пластом индивидуального бессознательного он обнаружил некое пространство, которое назвал «коллективным бессознательным» (пространством великих сновидений). Оно населено архетипами, которые неизменны и не понятно, каким образом передаются. Сам Юнг не смог этого описать, он и не занимался этиологией коллективного бессознательного, он просто его феноменологически описал и структурно изучил. Результаты его исследований коллективного бессознательного поражают своей достоверностью. Он показал, каким образом в разных точках мира совершенно разные народы, явно не имеющие никакой связи между собой, видят одни и те же сновидения, имеют очень сходные мифологические сюжеты. Юнг их расшифровал, выделил целый ряд символических материков этого коллективного бессознательного.

Дальше идет исследование русских сказок В. Проппа — это попытки объяснить русское научным способом в рамках марксистской историографии, но со множеством великолепно систематизированного материала.

Последователь Юнга, социолог Жильбер Дюран, выявил связи архетипов и мифологических сюжетов с доминантными рефлексами. Эта методология показывает, что русское бессознательное ориентировано на так называемый нутритивный, или дигестивный, рефлекс, оно матри- архально, глишроидно', если использовать психоаналитический термин, и экзотимично. Это — ноктюрн и ческое (ночное) бессознательное. В нем довольно мало светлых солярных небесных иерархических персонажей. Основные действующие лица и фигуры рождаются откуда-то из тьмы, появляются из животного мира. Очень специфична оценка королевского начала. Обычно короли в русских сказках выступают идиотами. Основным же героем является какой- то балбес, который появляется из сомнительных мест (иногда рождается из отрубленного пальца или каким-то совсем неприличным способом), но потом оказывается самым главным молодцом — например, мальчик-с-пальчик, мужичок-с-ноготок, покати-горошек и т. д. Или, например, Иван-дурак, или младший сын-лентяй, у которого ничего нет, который лежит на печи и в ус не дует. Потом он выходит победителем, совершая серию глупых, но приносящих удачу поступков. Это классические ноктюрнические сюжеты (важное свойство нашего бессознательного).

Описать топику коллективного бессознательного у русского — колоссально трудная задача. Самым показательным периодом в подъеме русского бессознательного, на мой взгляд, была эпоха Серебряного века и начало XX века.

Славянофилы и западники также рассматривали эту проблематику. Одни (славянофилы) говорили, что русская, социокультурная типология является оригинальной и мы должны измерять русское явление русским аршином. А Чаадаев, ранний Герцен и другие западники возражали, что цивилизация — только одна: либо она есть, либо ее нет (имея в виду западную цивилизацию). Позже некоторые западники скорректировали свою точку зрения в сторону славянофилов -г- поздний Герцен, например, и особенно народники и эсеры. Честные русские люди понимают, что Россия, конечно, не Запад. Если мы — Запад, то это какой-то ужасный, карикатурный Запад. И вот из этого можно сделать два вывода, что, собственно говоря, и еде- лали славянофилы и западники. Либо, если Россия — это Запад, то это кошмар, и Запад надо быстро привести в порядок. Хотя ни одна из линий русской культуры не соответствует западным ортогональным линиям. Славянофилы предложили просто изменить систему координат. Может быть, другая система координат русских является более адекватной для понимания нашей жизни?

Нас так часто упрекали и тыкали в лицо, мол, «смотрите, что вы делаете, все холмы набрасывают, а вы яму роете!».

Смотрите, с каким рвением западные страны осуществляли колонизацию. Колонизаторы приходили, хватали рабов, перевозили черных отловленных мужчин и женщин для того, чтобы они и все их потомки на них пахали бесплатно. За века американцы грубо позахватывали многие земли. Но никто *едь им ежедневно это в вину не ставит, не напоминает. А мы просто копали, а нас постоянно в этом упрекают. Мы, правда, таким образом откопали самую большую империю в мире, но это уже наше дело.

Мне кажется, у каждого народа есть свои способы осваивать, строить империи, строить цивилизацию. Мы это делали спокойно. Мы никого не захватывали, никого не порабощали. Просто внезапно тот или иной народ оказывался среди русских, внутри нашей русскости, и либо радовался, либо печалился. Это разные способы создания культурных ансамблей, которые, мне кажется, вытекают из особенностей народа и из структуры его бессознательного.

Я считаю, что славянофилы были полностью правы. Славянофильская линия не утратила своей актуальности. Я думаю, что наиболее последовательными славянофилами в XX веке были евразийцы. Это самая логичная линия развития славянофильского направления. Поэтому русский консерватизм глубокими корнями уходит именно в славянофильство и евразийство,

Я еще обратил бы внимание на старообрядчество. У нас есть направление в русской культуре, в русской церковной традиции, которое явно недооценено, — старообрядчество, — потому что старообрядцы представляют собой отнюдь не русских протестантов, не «сектантов». Это направление наиболее аутентичных аспектов русской религиозной, православной традиции, которую Никон попытался сделать надрусской, всеобщей, универсальной (в православном контексте, естественно). Старообрядчество вместе со славянофильством, на мой взгляд, представляют собой очень, важный источник современного — постоянного, вечного — консерватизма.