ГЛАВА XXX ФАКТЫ. ПОДТВЕРЖДАЮЩИЕ ПРИТЯЗАНИЯ ЦЕРКВИ

Разве дело католиков читать Священное писание и цитировать его? Неужели они претендуют на то, чтобы по примеру протестантов и квакеров проникнуть в смысл его и толковать его таким образом, что буква убивает и только дух животворит?

Пусть по примеру святых католик, смиренный почитатель решений церкви, признает ее власть над светской властью государей. Даже Фома Кентерберийский этот, говорят, неблагодарный и дерзкий священник, этот интриган, был ярым защитником прав духовенства, и его рвение дало ему место среди святых. Пусть жалкие миряне, пусть эти пресмыкающиеся во мраке насекомые смиряют свой разум перед непостижимостью Священного писания; пусть они молча ожидают его истолкования; с них достаточно знать, что всякая власть — от бога, всякая власть подчинена его наместнику и что нет власти, независимой от папы. Тщетно католические государи пытались освободиться от этого священного ига; даже они не сумели до сих пор установить точные и ясные границы 80 между обоими видами власти. В чем могут они упрекнуть церковь? Если они признают ее непогрешимость, то, значит, у нее нет честолюбия. Достоверней- шие свидетельства ее собственной истории не могут дать никаких показаний против нее. Наконец, чтобы уличить ее в преступлениях, недостаточно и самых ясных доказательств.

В настоящее время Европа отрицает непогрешимость церкви. Но Европа не сомневалась в ней тогда, когда духовенство вручило испанцам корону Монтесумы, когда оно вооружило Запад против Востока, когда оно пору- пало своим святым проповедовать крестовые походы, когда, наконец, оно распоряжалось по своему усмотрению тронами Азии.

Кроме того, каких прав требует духовенство? Тех самых прав, которыми пользовались попы всех религий.

Разве во времена язычества наиболее пышные дары не приносились в Швеции в знаменитый Упсальский храм? Разве наиболее богатые приношения, говорит г. Малле81*, не приносились во времена всеобщих или частных бедствий друидам? И с того момента, когда католические попы унаследовали богатство и власть этих друидов, они, подобно им, стали принимать участие во всех переворотах Швеции.

Сколько мятежей вызвали упсальские архиепископы! Сколько изменений внесли они в форму управления государством! Трон не находился тогда в безопасности от всесилия этих грозных прелатов. Когда они требовали крови государей, народ спешил пролить ее. Таковы были в Швеции права церкви.

В Германии церковь требовала, чтобы императоры отправлялись босыми и с обнаженной головой к папе признать эту власть.

Во Франции она приказывала, чтобы служители культа, сняв одежды с королей, привязывали их к алтарям и секли их розгами, заставляя их таким образом искупить преступления, в которых обвиняла их церковь.

В Португалии инквизиция вырыла из земли прах короля Дон Жуана IVа, чтобы освободить его от отлучения, которое он ничем на себя не навлек.

Во время ссоры Павла V с Венецианской республикой церковь предала анафеме ученого, защищавшего своим пером республику. Мало того, она убила фра Паоло82*, и никто не оспаривал у нее права на это83; Европа, узнав об этом преступлении, хранила почтительное молчание.

Рапным образом Рим предал анафеме миланского сепьораа; он объявил его еретиком и провозгласил крестовые походы против Малатесты, Ордолафеев и Мапфре- довб5*. Европейские державы тогда молчали, и их молчание являлось молчаливым признанием права, которого требует теперь церковь, права, которым она пользовалась во все времена и которое покоится на непоколебимой основе ее непогрешимости.

Что можно ответить на эту массу примеров и рассуждений, на которых духовенство основывает свои претензии? Если признавать непогрешимость церкви, признавать, что она является единственным толкователем Священного писания25, то всякое право, на какое она претендует, является тем самым ее приобретенным правом.

Если признать непогрешимой какую-нибудь корпорацию, сколь бы жестокой нетерпимостью она ни отличалась, то этим теряется право судить о ней. Выражать в этом случае сомнение насчет ее справедливости — это значит отрицать непосредственный и ясный вывод из принятого ею принципа. Я не стану распространяться по этому вопросу. Я ограничусь одним замечанием. Признаем, что верно, как я сказал выше, что всякий человек или по крайней мере всякая корпорация честолюбивы; что честолюбие является в них добродетелью или пороком в зависимости от различия средств, при помощи которых они удовлетворяют его; что средства, употребляемые церковью, всегда пагубны для блага народов; что величие, основывающееся на нетерпимости, должно дове- сти народы до нищеты, унизить правителей, угрожать жизни государей и что, наконец, никогда интересы духовенства не могут совпасть с общественным интересом.

Если все это верно, то из этих различных фактов следует заключить, что религия (не та, что установлена Иисусом Христом, — религия кротости и терпимости, а религия попов), та религия, во имя которой они объявляют себя мстителями за божество и требуют для себя права сжигать и преследовать людей, есть религия кровавых раздорова, религия цареубийц. На основе подобной религии честолюбивое духовенство всегда сможет воздвигнуть здание тех чудовищных прав, которыми оно так часто пользовалось.

Но что могут сделать короли против честолюбия церкви? Онп могут отказать ей, как это делают некоторые христианские вероисповедания: 1)

в непогрешимости; 2)

в исключительном праве толковать Священное писание; 3)

в звании божественного мстителя.