ГЛАВА XXVI О СРЕДСТВАХ, КОТОРЫЕ УПОТРЕБЛЯЛА ЦЕРКОВЬ ДЛЯ ПОРАБОЩЕНИЯ НАРОДОВ

Чтобы ему повиновались более, чем королям, его должны были считать боговдохновенным.

Чтобы оно могло подчинить себе человеческий разум, бог должен был говорить его устами. Оно заявило об этом — ему поверили.

Следовательно, начало добавлять духовенство, если я назову себя непогрешимым, то я и буду таким.

Следовательно, еслп я назову себя мстителем за божество, то я и стану им.

Но раз мне поручена эта священная обязанность, то мой враг — тот, кого непогрешимая церковь объявляет еретиком, — враг всевышнего.

Кем бы ни был еретик, государем пли нет, каково бы ни было его звание, церковь имеет право заключать его в тюрьму, пытать егоа, сжечь его. Что такое какой-нибудь король перед лицом всевышнего? Все люди в глазах последнего равны, таковы же они в глазах церкви.

Основываясь на этпх принципах и на догмате о своей непогрешимости, церковь присвоила себе право преследования и, воспользовавшись им, стала страшной для всех граждан; все должны были смириться перед ней, все должны были пасть к ногам попов. Так как, наконец, все люди (независимо от своего положения) стали подсудными духовенству, то онп должны были признать в нем власть, стоящую выше монархов и правителей.

Таковы были средства, при помощи которых попы подчинили себе народы и заставили дрожать королей. Поэтому повсюду, где церковь учредила инквизиционный трибунал, ее трон оказался выше трона государей.

Но путем каких хитростей церковь восторжествовала над государями в тех странах, где она не смогла опереться на инквизицию? Убедив государей, как это она сделала в Австрии и во Франции, что они царствуют благодаря религии, что служители церкви, столь часто игравшие роковую роль для королей, являются их защитой и, наконец, что алтарь есть опора трона.

Но известно, что в Китае, Индии и на всем Востоке троны опираются на собственные силы.

Эти горделивые притязания в конце концов раскрыли бы, несомненно, глаза государям, если бы церковь в зависимости от обстоятельств и времени последовательно не создавала видимости, что она изменяет свой взгляд по этому вопросу.

а Если попы, как правило, так Ячестокп, то это потому, что онп некогда закалывали жертвы, т. е. были мясниками, и до сих пор сохранили еще дух своей первоначальной профессии.

ГЛАВА XXV11

О ТЕХ ПЕРИОДАХ. КОГДА КАТОЛИЧЕСКАЯ ЦЕРКОВЬ МОЛЧИТ О СВОИХ ПРИТЯЗАНИЯХ

Бывают периоды, когда дух века мало благоприятен планам духовенства, свет философии проник во все сословия граждан, военные, став более образованными, более привязаны к государю, чем к духовенству, государь, тоже более просвещенный, сумел заставить церковь более уважать себя. Тогда она смягчает свою свирепость и умеряет свое рвение. Она провозглашает вслух независимость государя. Но искреннее ли это признание? Является ли оно следствием вынужденности, благоразумия пли действительного убеждения духовенства? Однако, умолкнув, церковь не отказывается от своих притязаний; это доказывается тем фактом, что в Риме она продолжает учпть тому же самому. Духовенство, несомненно, афиширует величайшее уважение к королевской власти. Оно требует, чтобы почитали даже обличенных ею тиранов22. Но выдвигаемые им по этому вопросу положения говорят не столько о его любви к государям, сколько о его равнодушии и презрении к благу людей и народов.

Какое дело церкви до тирании дурных королей, лишь бы она разделяла с ними их власть!

Когда ангел тьмы поднял сына человеческого на гору, он сказал ему: ты видишь отсюда все земные царства; поклонись мне, и я сделаю тебя пх господином. Церковь также говорит государю: будь моим рабом, будь выполни- телем моих жестокостей, поклонись мне, внуши народам страх перед священниками, пусть они коснеют в невежестве п в .тупости — этой ценой я даю тебе безграничную власть над твоими подданными, ты можешь быть тираном.

Как чудовищен этот договор между духовенством и деспотизмом!

Церковь, говорят, учит уважать государей и правителей.

а В католических странах тщательно справляются о том, не является ли такой-то крестьянин кальвинистом, посещает ли он

Поручать государям подобные функцпп — это значит унижать их; приказывать пародам подчиняться самым бесчеловечным тиранам — это значит ненавидеть их. Кроме того, показывает лп им сама церковь пример, смиряется ли она перед государями, которых она называет еретиками?

Скрытый враг светской властп, духовенство в зависимости от обстоятельств временп и характера королей то щадит их, то оскорбляет. С того момента, когда государь перестает быть его рабом, ему угрожает предание анафеме. Если государь проявляет слабость, анафема обрушивается на него, и он становится игрушкой духовенства. Если государь просвещен п тверд, духовенство уважает его.

Когда папа отказался удовлетворить требования датского короля Вольдемара, этот король наппсал ему следующееа: «Бог дал мне жизнь, датчане — королевство, мои отцы — богатство, твои предшественники — веру, которую я возвращаю тебе с настоящим письмом, еслп ты не удовлетворишь моего требования».

Таков должен быть церемониал обращения всякого просвещенного государя с римским двором. Еслп ему бросить вызов, то он перестанет быть страшным.

Благодаря изнеженности своего воспитания священники малодушны. У них борода мужчины и характер женщины. Властные с теми, кто боится их, они трусливы с теми, кто сопротивляется им. Подтверждение этого — Генрих VIII.

При таком государе неудачное покушение было бы сигналом к полному истреблению попов. Они знают это, и страх удерживает в этих случаях их руку. На кого поднимают они ее? На боязливых или добродушных государей. Если бы Генрих IV был менее мягок с духовенством, он не стал бы его жертвой. Тот, кто страшится духовенства, сам делает его страшным. Но если власть его основывается на мнении, то почему же она не ослабевает, когда слабеет это мнение? Она остается полностью, отвечу я, пока она не уничтожена.

по воскресеньям церковь, но нисколько не интересуются тем, имеется ли у него кусок сала в его горшке.

а Vitam hamebus a Deo, Regnum ab incolis, divitias a pa- rentibus, fidem a tuis predecessoribus, quam, si nobis non saves, remittimus per presentes.

от государя людей просвещенных. В противоположность духовенству эти последние являются невидимой опорой трона и властей. Раз они изгнаны из государства, народы, руководимые попами, впадают в свое прежнее невежество, а государи — в свое прежнее рабство.

Возможно, что дух народов теперь мало благоприятен для духовенства. Но такая бессмертная корпорация не должна никогда отчаиваться в возможности оказывать влияние. Пока она существует, она ничего не потеряла; она только подстерегает случай, чтобы вернуть себе прежнее могущество и, воспользовавшись им, неизменно двигаться к своей цели. Остальное — дело времени.

Тот, кто, подобно духовенству, обладает несметными богатствами, может терпеливо ждать. Оно не может больше проповедовать крестовых походов против государей и открыто бороться с ними. Но у него остается еще в резерве рука фанатика, которую оно может направить против всякого государя, если он слишком робок, чтобы решиться издать закон о веротерпимости а.