ГЛАВА XXIX О РАБСТВЕ II СПОСОБНОСТИ К АЛЛЕГОРИЯМ У ВОСТОЧНЫХ НАРОДОВ

Их предположения опровергаются опытом и историей: известно, что Азия вскормила очень воинственные народы; что любовь не ослабляет мужества что наиболее любящие наслаждения народы часто оказывались, как замечают Плутарх и Платон, самыми храбрыми и мужественными; что страстное влечение азиатов к женщинам никогда не может служить доказательством слабости их темперамента2; что, наконец, задолго до Магомета Один установил у самых северных народов религию, совершенно схожую с религией восточного пророка3.

Вынужденные отказаться от этого взгляда и вернуть, если можно так выразиться, душу и тело народам Азии, ученые стали искать причину пх рабства в географическом положении; в силу этого Юг начали рассматривать как обширную равнину, размеры которой доставляли Tit- ранам средства держать пароды в рабстве. Но такое предположение не подтверждается географией: известно, что весь Юг усеян горамп и что, наоборот, Север можно рассматривать как обширную равнину, пустынную и покрытую лесами, какими, по всей вероятности, были покрыты некогда равнины Азии,

После того как мы напрасно исчерпали физические причины, ища в них основание восточного деспотизма, нам остается прибегнуть к причинам духовного порядка п, следовательно, к истории. Она учит нас, что, делаясь культурнее, нации незаметно утрачивают свое мужество, добродетель и даже любовь к свободе, что каждое общество немедленно после своего образования и соответственно тем обстоятельствам, в которых оно находится, всегда более или менее быстро идет к рабству.

Но каким же образом, возразят мне те, кто считает мир более древним, чем мы думаем, на земле еще существуют республики? Если всякое общество, отвечу я им, цивилизуясь, стремится к деспотизму, то всякая деспотическая власть влечет за собой уменьшение населения. Страны, подчиненные ей, оставаясь невозделанными и обезлюденными, через несколько веков превращаются в пустыни; равнины, по которым были разбросаны громадные города с величественными зданиями, со временем зарастают лесами, в которых укрываются несколько семейств, дающих мало-помалу начало новым дпкпм народностям; эта смена цивилизаций и сохраняет на земле республики.

К сказанному мной я прпбавлю только то, что если южные народы были уже рабами в древнейшие времена и если народы европейские, за исключением московитов, могут считаться свободными, то потому, что этп народы позднее цивилизовались. В эпоху Тацита германцы п галлы были еще подобны дикарям; и еслп только не заключить силой оружия в оковы целый народ, то тираны должны незаметно, но упорно, в течение целого ряда веков подавлять в сердцах людей доблестную п природную лю- бовь к свободе, принижая, такпм образом, души, чтобы обратить пх в рабство. А однажды дойдя до такого предела, народ становится неспособным нп к какому благородному деянию4. Еслп народы Азпп вызывают презрение Европы, то потому, что время подчинило их деспотизму, несовместимому с душевной высотой. Этот же самый деспотизм, пагубный для ума и талантов, заставляет считать тупоумие некоторых восточных народов следствием недостатка в пх организации. Одпако нетрудно заметить, что внешнее различие, существующее, например, между физиономией китайца и шведа, не может иметь никакого влияния на их ум. И еслп все наши идеи входят в нас, как это доказал Локк, через внешние чувства, то и северные народы, не имея большего количества внешних чувств, чем народы восточные, обладают в силу своего физического сходству и равными с ними умственными способностями.

Следовательно, все различие в уме и характере народов следует приписывать различию государственного устройства и, значит, причинам духовного порядка. Так, например, своим талантом к аллегориям, придающим столь своеобразный характер их творчеству, восточные народы обязаны форме своего правления.

Я мог бы привести множество других примеров той аллегорической формы, в какую индусы облекали своп мысли; мне кажется ясным, что та форма правления, которой восточные народы обязаны столькими остроумными аллегориями, является и прпчипой весьма малого количества историков у нпх. Действительно, писание истории, требующее от историка ума, предполагает его все же не больше, чем для всякого иного литературного труда. Почему же среди писателей так редки хорошие псторикп? Потому что для достижения известности в этой области необходимо не только родиться прп благоприятном стечении обстоятельств, но также и в стране, где можно безнаказанно быть добродетельным и говорить правду. Деспотизм же противится этому и закрывает уста историкам если только власть его в этом отношении не скована каким-либо предрассудком, суеверием или некпм особенным институтом. Таков в Китае институт Исторического трибунала — трибунала, остающегося доныне глухим как к просьбам, так и к угрозам монархов7.

То, что я сказал об истории, я могу сказать и об искусстве красноречия. Еслп Италия была столь богата ораторами, то вовсе не потому, что почва Рима, как это утверждали в своей ученой глупости некоторые академические педанты, была благоприятна для создания великих ораторов, чем почва Лиссабона пли Константинополя.

Рассмотрите, почему грекп, римляне и все европейцы всегда обвиняли в варварстве и тупоумии восточные народы. Вы увидите, что все народы называли умом только совокупность полезных ІІМ идей и что деспотизм почти во всей Азии запрещал изучение морали, метафизики, юрпс- пруденцпи, политики — одним словом, всех наук, полезных для человечества; поэтому восточные народы прослыли варварами и глупцами у просвещенных народов Европы ц сделались навеки презренными в глазах свободных наций ц их потомства.