ГЛАВА XXIII О ТОМ, ЧТО ГОСУДАРСТВА БЕДНЫЕ ВСЕГДА БОЛЬШЕ ЛЮБИЛИ СЛАВУ И БЫЛИ БОГАЧЕ ВЕЛИКИМИ ЛЮДЬМИ, ЧЕМ ГОСУДАРСТВА БОГАТЫЕ

Добродетельное мужество встречается лишь у бедных народов. Из всех народов скпфы, по-видимому, были единственным певшим гимны в честь богов, никогда ниче- го не прося у нпх прп этом, так как они были уверены, что человеку мужественному ничего не нужно. Они подчинялись вождям, чья власть была довольно велика, но были независимы, потому что отказывались повиноваться вождю, как только он сам отказывался повиноваться законам. У народов богатых дело обстоит иначе, чем у этих скифов, не желавших ничего, кроме славы. Повсюду, где процветает торговля, богатство предпочитают славе, ибо его можно обменять на всевозможные наслаждения да и достигать его легче.

Следствием такого предпочтения должен быть сильный недостаток в добродетелях и в талантах. Так как слава присуждается только общественной благодарностью, то приобретение ее всегда бывает наградой за услуги, оказанные отечеству; желание славы предполагает всегда желание быть полезным своему народу.

Иначе обстоит дело с желанием обогатиться. Богатство часто приобретается ценой ажиотажа, низости, шпионства и часто преступления; оно редко бывает уделом людей возвышенных и добродетельных. Таким образом, любовь к богатству не влечет за собой любви к добродетели.

Словом, не на почве роскоши и богатства, а на почве* бедности процветают прекрасные добродетели1; крайне редко можно встретить в богатых государствах души возвышенные2; граждане имеют там слишком много потребностей. Кто умножает свои потребности, дает тем самым в руки тирании залог низости и трусости. Только добродетель, довольствующаяся малым, не поддается испорченности. Такая добродетель продиктовала ответ одного уважаемого за своп заслуги вельможи английскому министру. В интересах двора было привлечь его на свою сторону, и г-н Уолпол1* отправился к нему: «Я прихожу к вам от лица короля, — сказал он, — чтобы уверить вас в его расположении, выразить сожаление, что для вас еще ничего не было сделано, и предложить вам место, более достойное вас». — «Милорд, — ответил ему английский вельможа, — прежде чем ответить на ваше предложение, разрешите, чтобы мне принесли мой ужин в вашем присутствии». Ему немедленно подали рубленую баранину, оставшуюся от обеда. Тогда, обратившись к Уолполу, он прибавил: «Милорд, неужели вы думаете, Что двору легко привлечь на свою сторону человека, довольствующегося подобной трапезой?» «Передайте королю то, что вы видели, — вот единственный ответ, который я могу вам дать». Такие слова может произносить только человек, ограничивший свои потребности; а много ли в богатой стране людей, борющихся с постоянным искушением иметь излишнее? Как много бедность дарит своему отечеству добродетельных людей, людей, которых роскошь испортила бы! «О, философы! — восклицал часто Сократ, — вы, представители богов на земле, умейте, как они, довольствоваться собой, обходиться малым; в особенности не досаждайте властелинам и монархам, пресмыкаясь перед нимиї» «Не было ничего более твердого и более добродетельного, — говорит Цицерон, — чем характер первых греческих мудрецов. Никакая опасность не пугала пх, никакое препятствие не обескураживало, никакое соображение не удерживало и не заставляло их жертвовать истиной ради абсолютной воли государя».

Это восклицание Плутарха, без сомнения, прекрасно, но оно свидетельствует больше о любви к добродетели, чем о зпании человека. То же самое относится к восклицанию Пифагора: «Я отказываю, — говорит он, — в звании философа людям, уступающим соблазнам двора; этого имени достойны только те, кто готов перед лицом монарха пожертвовать жизнью, богатством, положением, семьей и даже репутацией. Лишь с подобной любовью к исти- не, — прибавляет Пифагор, — можно стать причастным божеству и слиться с ним наиболее благородным и тесным образом».

Такие люди не рождаются во всех государствах без разбора; подобная добродетель есть следствие или философского фанатизма, который быстро гаснет, или исключительного воспитания, или же превосходного законодательства. Философы, о которых говорят Плутарх и Пифагор, почти все родились среди народов бедных и страстно любящих славу.

Это не значит, что я смотрю на бедность как на источник добродетели; у всех народов появлением великих людей мы обязаны более или менее мудрому распределению почестей и наград. Но что довольно трудно представить себе, так это то, что добродетели и таланты нигде не награждаются более лестным образом, чем в бедных и воинственных республиках.

ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ XXIII 1

И счастье, прибавлю я.

Из всех народов Германии, по словам Тацита, одни свевы, подобно римлянам, придавали значение богатству и, как они, подчинились деспотической власти. 3

Конечно, было некогда время, когда люди мудрые пользовались правом беседовать с государем лишь для того, чтобы говорить ему вещи действительно полезные. Поэтому индийские философы выходили из своих убежищ только раз в год — для того, чтобы отправиться во дворец царя. Там каждый из них громогласно сообщал свои политические соображения относительно государственного управления и о тех изменениях и преобразованиях, которые нужно было произвести в законах. Те, чьи соображения три раза подряд отвергались как ошибочные или малозначительные, теряли право говорить с царем («Histoire critique de la philosophie», t. II).