ГЛАВА XVIII О РАЗЛИЧНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ, КОТОРЫЕ РАЗНЫЕ НАРОДЫ СОСТАВИЛИ СЕБЕ О ДОБРОДЕТЕЛИ

Мудрый афинский законодатель Солон не придавал особенного значения монашескому целомудрию18. Если, говорит Плутарх, в своих законах он прямо запретил рабам умащаться маслами и добиваться любви молодых людей, то при всем том, прибавляет этот историк, в самой греческой любви Солон не видел ничего постыдного. Но эти гордые республиканцы, которые предавались без стеснения всем видам любви, никогда не унизились бы до презренного ремесла шппонов и доносчиков; они не могли бы предать интересы отечества и посягнуть на собственность и свободу сограждан. Грек или римлянин не мог бы допустить без краски стыда, чтобы на него наложили оковы рабства. Истый римлянин не способен был даже выносить без отвращения вида какого-нибудь азиатского деспота.

Во времена Катона Цензора в Рим прпбыл царь Эвмен. При его прибытии вся молодежь толпилась вокруг него, и один Катон избегал его 19. Почему, спросили Катона, он избегает общества государя, желающего встретиться с ним, избегает столь доброго, столь дружески настроенного к римлянам царя? Как бы хорош он ни был, ответил Катон, всякий деспотический монарх — пожиратель человеческой плоти 20 и его должен избегать всякий добродетельный человек.

Напрасно было бы пытаться перечислить различные идеи о добродетели, которые имели разные народы21 и частные лица22. Одно бесспорно: католик, который чувствует более почтения к основателю какого-нибудь ордена бездельников, чем к таким людям, как Минос, Меркурии, Ликург и др., безусловно, не имеет правильных идей о добродетели.

Вот молодая девушка, воспитываемая тупоумной и набожной матерью. Эта девушка слышит, как слово добродетель применяется лишь в значении, приданном ему святошами, которые бичуют себя, постятся и повторяют свои молитвы. Поэтому слово добродетель будет вызывать в ней лишь представление о монашеской дисциплине, власянице и молитвах.

Вот, наоборот, другая девушка, воспитанная образованными и патриотическими родителями. Они всегда называли при ней добродетелью лишь поступки, полезные отечеству; они прославляли таких женщин, как Ария, Порция 1* и т. д. Эта девушка будет неизбежно иметь иные идеи о добродетели, чем первая. Одна будет восхищаться в Арин силой добродетели и примером супружеской любви; другая увидит в той же Арии лишь язычницу, светскую женщину, покончившую самоубийством и осужденную на муки, женщину, которой следует избегать и к которой следует чувствовать отвращение.

Пусть повторят на двух молодых людях опыт, проделанный над двумя девушками. Положим, что один из них усердно читает жития святых и, будучи, так сказать, свидетелем мук, которые заставляет их испытывать демон плоти, ВИДИТ, как они всегда бичуют себя, валяются на шипах, делают себе женщин из снега и т. д. Его представления о добродетели будут отличны от идей другого юноши, который, предаваясь более почтенным и полезным занятиям, возьмет себе в качестве образцов таких людей, как Сократ, Сципион, Аристид, Тимолеон или, беря деятелей более близких к нашему времени, Мирон, Гарле, Цибрак, Барильон23:2*. «Это были почтенные государственные деятели, — говорит кардинал де Ретц, — славные жертвы своей любви к отечеству, которые уничтожили с помощью своих здравых и мудрых правил больше противогосударственных групп (factions), чем их могло создать все золото Испании п Англии». Следовательно, слово добродетель не может не вызывать в нас различные идеи24 в зависимости от того, читаем ли мы Плутарха пли «Золотую легенду»3*.

У язычников воздавали божеские почести Геркулесу, Кастору, Церере, Вакху, Ромулу; а у мусульман, как и у католиков, те же почести воздают неизвестным дервишам или презренным монахам, какому-нибудь Доминику или Антонию.

Древние герои открывали себе врата Олимпа благодаря своему мужеству, талантам, совершенным им благодеяниям и гуманности, укрощая чудовищ и карая тиранов. В наше же время монах открывает себе врата в царство небесное постом, соблюдением дисциплины, трусостью, слепой покорностью и самым подлым послушанием.

Этот переворот в умах ирпвлек к себе, несомненно, внимание Макпавеллп. Он говорит в своем четвертом рас- сужденпп: «Всякая релпгия, вменяющая в обязанность страдания и унижения, внушает гражданам лишь пассивное мужество; она расслабляет их дух, принижает его и приготовляет к рабству». Результаты, несомненно, вскоре оправдали бы это предсказание, если бы, как замечает Юм, нравы и законы обществ не видоизменяли характера и духа религии.

В последних двух главах мы показали, сколь мало отчетливые идеи соединялись до сих пор со словами хороший, интересу добродетель. Я показал, что слова эти, употребляемые всегда произвольно, вызывают п должны вызывать различные идеи в зависимости от общества, в котором живут, и от их приложения. Поэтому тот, кто желает исследовать подобного рода вопрос, должен сперва условиться насчет значения слов. Без этого предварительного соглашения всякий спор этого рода грозит затянуться до бесконечности. Поэтому люди понимают друг друга почти во всех нравственных, политических и метафизических вопросах тем меньше, чем больше они рассуждают о них.

После того как значение слов определено, всякий вопрос решается почти тотчас же, как его выдвигают. Это доказывает, что все умы здравы, что все замечают однп и те же отношения между предметами; это доказывает, что в нравственности, политике и метафизике25 различие мнений является исключительно результатом неопределенного значения слова, злоупотребления пм п, быть может, несовершенства языков. Но как избежать этого зла?