ГЛАВА XVII ЛЕСТЬ ПРИЯТНА НАРОДАМ НЕ МЕНЬШЕ, ЧЕМ ГОСУДАРЯМ

Тот, кто хвалит меня, пробуждает во мне представление о власти, с которым связывается представление о счастье.

Тот, кто противоречит мне, наоборот, вызывает в моей памяти представление о моей слабости, с которым всегда соединяется представление о несчастье. Желание похвалы обще всем; но народы, будучи слишком чувствительными к этой похвале, иногда называли хорошими патриотами самых низких льстецов. Пусть восторженно прославляются добродетели своего народа, но не нужно быть слепым к его порокам. Подлинно любимый ученик это не тот, кого больше всего хвалят. Истинный друг — не льстец.

Отдельные люди слишком склонны прославлять добродетели своих сограждан: онп действуют заодно с ними. Заискивание перед нашими согражданами вовсе не есть мера нашей любви к отечеству. Вообще нет человека, который не любит своего народа. Любовь французов направлена естественным образом на французов. Я могу стать дурным гражданином лишь в том случае, если законы, отделяя мои личные интересы от общественных интересов, сделают меня таковым.

Добродетельного человека можно узнать по его желанию сделать своих сограждан, еслп это возможно, более знаменитыми и счастливыми. В Англии истинными патриотами являются те, кто с особенной силой обрушивается на злоупотребления правительства. А в Португалии патриотами называют тех, кто особенно раболепно прославляет людей, занимающих видное положение. Однако что это за граждане, что за патриоты!

Только такое углубленное знание причин нашей любви к лести и нашей ненависти к противоречию может дать нам решение множества нравственных проблем, иным путем необъяснимых.

Монах Косьма усовершенствовал инструмент для произведения операции камнесечения. Он оперирует новым способом, менее опасным и в то же время менее болезненным. Но разве это важно? Гордость знаменитых хирургов этим уязвлена; они начинают преследовать его, требуют изгнания его из Франции, добиваются королевского указа об его аресте и только благодаря случайности им отказывают.

Если почти повсюду гениального человека преследуют больше, чем убийцу, то это потому, что врагами одного являются лишь родные им убитого, врагами же другого — все его сограждане.

Я имел случай наблюдать, как одна ханжа добивалась у министра помилования для одного вора и одновременно заключения в тюрьму каких-то янсениста и деиста. Каким мотивом руководствовалась она при этом? Своей гордостью. Какое мне дело, могла бы она сказать, что людей обкрадывают и убивают; лишь бы это не касалось ни меня, ни моего духовника! Сама я хочу одного: чтобы люди были благочестивы и чтобы деист не оскорблял своими рассуждениями моего тщеславия.

Если нас просвещают, то тем самым нас унижают. Свет, внесенный в гнездо совят, раздражает их своим блеском, и они начинают кричать. Посредственные люди — это те же совята. Если им представляют некоторые ясные и очевидные идеи, они начинают кричать, что они опасны, ложны 60 и заслуживают наказания.

При каком государе и в какой стране можно безнаказанно быть великим человеком? В Англии пли в царствование таких государей, как Траян или Фридрих. При всякой другой форме правления или при всяком другом государе наградой талантов является преследование. Смелые и великие идеи почти повсюду запрещены. Особенной популярностью пользуются те авторы, которые излагают новым и блестящим образом общепринятые идеи.

Никто из государей и даже пз простых людей не ставит пределов своей власти. Им недостаточно царствовать над народом, повелевать идеями своих сограждан, они желают еще повелевать их вкусами. Руссо не любит французской музыки. В этом пункте его взгляды сходятся со взглядами всех европейских народов. Он заявляет об этом в одном из своих сочинений. Против него поднимаются тысячи голосов, его хотят сгноить в темнице. Для этого добиваются тайного королевского приказа об его аресте. Но, к счастью, министр был слишком мудр, чтобы согласиться на это; он не желал выставить французский народ на всеобщее посмешище.

Нет такого преступления, до которого не доходила бы человеческая нетерпимость. Рассчитывать исправить в этом отношении человека —все равно что желать, чтобы он предпочитал других самому себе, а это значит желать изменить его природу. Умный человек не должен желать невозможного; его задача не уничтожить нетерпимость, но обезоружить ее; но что может обуздать ее? Взаимный страх. Если два равных по силе человека расходятся во взглядах, то ни один пз них не станет наносить оскорбление другому, ибо редко оскорбляют того, кого — как думают — нельзя безнаказанно оскорбить.

Чем объяснить вежливый характер споров, происходящих между военными? Боязнью дуэли.

а Слуга Карла V, входя неосторожно в его келью, опрокинул столик и разбил 30 пар часов, лежавших на нем. Карл расхохотался. «Ты счастливее меня, — сказал он слуге, — ты нашел наконец способ установить между НИМИ согласие».

двух примеров можно судить о том, какое благотворное влияние оказал бы на граждан еще более действенный страх перед законами.

Суровые законы могут пресечь нетерпимость точно так же, как воровство. Если я свободен в моих вкусах и взглядах, но закон запрещает мне оскорблять вкусы и взгляды других людей, то нетерпимость моя, связанная положениями закона, не дойдет до насилий. Но если бы правительство по неблагоразумию освободило меня от страха перед дуэлью, перед возможностью оказаться в смешном положении и перед законами, то нетерпимость моя, ничем не сдерживаемая, сделала бы меня снова жестоким варваром.

Доказательством этого является свирепая ярость, с какой преследуют друг друга различные религиозные вероисповедания.