ГЛАВА XVII ИНТЕРЕС ЗАСТАВЛЯЕТ УВАЖАТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

16*

467

Как ни несовершенно представление людей о добродетели, среди них найдется немного таких, которые питают уважение к воровству, убийству, отравлению, отцеубийству.

Что касается дикого Хлодвпга, то он убил своих родственников, братьев Регнакария и Ришмера. Но так как он был щедр по отношению к церкви, то Саварон2* доказывал в особой книге святость Хлодвига.

Правда, церковь не причислила к лику святых ни его, ни Константина, но все же она почитала этих двух людей, запятнавших себя величайшими преступлениями.

Тот, кто увеличивает владения церкви, всегда невинен в ее глазах. Доказательством этого служит Ппппн3*. По его просьбе папа прибыл из Италии во Францию, где он помазал Пипина и короновал этого узурпатора, запершего своего законного короля в монастыре св. Мартина, а сына своего повелителя — в монастыре Фонтенель, в Нормандии.

Но, скажут, это коронование было преступлением папы, а не церкви. Однако молчание духовных сановников явилось тайным одобрением поведения первосвященника. Без этого молчаливого согласия папа не осмелился бы в собрании пз первых лиц нации узаконить узурпаторство Пипина. Он не запретил бы под страхом отлучения избрать короля из другого рода.

Но разве все духовные сановники искренне почитали всех этих Пипинов, Хлодвпгов, Константинов? Несомненно, некоторые из них краснели внутренне от стыда за эти гнусные канонизации, но большинство не замечало преступления, обогащавшего их преступника.

Чего только мы не способны сделать под влиянием интереса!

ГЛАВА XVIII

ИНТЕРЕС ДЕЛАЕТ СВЯТЫХ

В виде примера я возьму Карла Великого.

Так же повезло множеству других злодеев. Так, святой Гриль, еппскоп александрийский, убийца прекрасной Гппатии, был тоже канонизирован.

По этому поводу Филипп де Коммин рассказывает следующее. Когда, будучи в Павии, он зашел в монастырь кармелитов, ему показали тело графа д'Ивертю, который, убив своего дядю Бернабо и завладев благодаря этому миланским княжеством, первый стал носить звание герцога. «Как, — сказал Коммин сопровождавшему его монаху, — вы канонизировали такое чудовище?» «Нам нужны благодетели, — возразил кармелит, — и, чтобы увеличить их число, мы обыкновенно причисляем их к святым. Благодаря нам глупцы и негодяи становятся святыми, а благодаря им мы богатеем».

Сколько наследств было украдено монахами! Но они крали для церкви, и церковь сделала из них святых.

История папизма представляет колоссальное собрание подобных фактов. Раскрывая жития католических святых, мы прочтем здесь имена тысяч канонизированных злодеев, но зато напрасно стали бы мы искать здесь имя Альфреда Великого, надолго осчастливившего Англию, или имя Генриха IV '*, стремившегося осчастливить Францию, пли, наконец, имена тех гениальных людей, которые благодаря своим открытиям в области искусства и наук былп славой своего времени и своей страны.

Церковь, всегда жадно стремящаяся к богатствам, всегда распоряжалась райскими чинами в пользу тех, кто был ее благодетелем на земле.

Чтобы избегнуть их, следует мыслить, но люди не любят этого, предпочитая верить, а не исследовать. Как часто наша доверчивость вводит нас в заблуждение относительно наших истинных интересов! Человека определили как разумное животное, я же определяю его как легковерное животноеб. Во что только не заставляют его верить!

Лицемер выдает себя за добродетельного человека. И его считают таким. II в результате к нему относятся с большим уважением, чем к подлинно добродетельному

а Наши верования не зависят, по мнению некоторых философов, от наших интересов. Философы эти правы или не правы в зависимости от того, что они понимают под словом верить. Понимают ли они под ним ясную идею о той вещи, в которую верят, и возможность, подобно математикам, доказать себе истинность ее? Тогда несомненно, что не следует верить ни в одно заблуждение, что ни одно заблуждение не выдерживает критического исследования, что о нем не составляют себе ясной идеи и что в этом смысле имеется мало верующих. Но возьмем это слово в его обычном значении; под словом верующий понимают поклонника бога Аписа — человека, который, не имея ясных идей о том, во что он верит, верит из подражания; который, если угодно, верит, что верит, и который готов защищать истину своей веры с опасностью для своей жизни; в этом смысле имеется много верующих. Не знаю, почему католическая церковь постоянно так прославляет своих мучеников. У всякой религии есть свои мученики. «Кто утверждает, что он обладает откровением, тот должен умереть, защищая свои слова; это единственно возможное для него доказательство его утверждения».

Впрочем, вера фанатиков, основывающаяся всегда на пустых, но захватывающих ожиданиях небесных наград, всегда импонирует толпе, и этих-то фанатиков следует считать основоположниками почти всех общепринятых взглядов.

6 Нравы и действия животных доказывают, что они производят сравнения, выносят суждения. В этом отношении они более или менее разумны, более плп менее похожи на человека. Но есть ли какая-нибудь разница между их доверчивостью и его доверчивостью? Никакой. Они отличаются между собою только размерами своего легковерия, и это, может быть, больше всего отличает человека от животного.

человеку. Духовенство утверждает, что оно лишено честолюбия. II ему верят даже тогда, когда оно объявляет себя первым сословием государства а.

Епископы и кардиналы называют себя смиренными. Им верят на слово, хотя в то же время они сами дают себе звания монсеньоров, высокопреосвященств и преосвященств и хотя кардиналы претендуют на равенство с королями.

Монахи называют себя бедными. И их считают нуждающимися даже тогда, когда они захватывают большую часть владений в государстве. В результате эти монахи получают еще милостыню от бесчисленного множества одураченных ими людей.

Впрочем, не приходится удивляться человеческой глупости. Так как люди получают, как правило, плохое воспитание, то они должны быть такими, каковы они есть. Их чрезмерное легковерие редко дает им возможность пользоваться своим разумом; поэтому они выносят ложные суждения, и поэтому онп несчастны. Как же быть? Ведь либо относишься равнодушно к вещи, о которой судишь72, и в таком случае нет ни внимания, ни ума, чтобы о ней правильно судить; либо относишься с живым интересом к этой вещи, и тогда наше суждение почти всегда продиктовано минутным интересом.

Для правильного решения требуются равнодушное отношение к вещи, о которой судят а, и сильное желание составить о ней правильное суждение. Но при теперешнем состоянии общества лишь немногие люди испытывают это двойное чувство желания и беспристрастия и находятся в благоприятном для этого положении.

Слишком рабски повинуясь минутному интересу, человек почти всегда жертвует ради него будущим интересом и судит вопреки самой очевидности. Г. де ла Ри- вьер73* ожидал, может быть, слитком многого от этой очевидности. На ней он основывает будущее счастье народов, а между тем это основание не так прочно, как он думает.