ГЛАВА XVI ПРИЧИНА РАЗЛИЧИЯ ВЗГЛЯДОВ В НРАВСТВЕННОСТИ, ПОЛИТИКЕ И МЕТАФИЗИКЕ

потому, что они равнодушны к истине пли ложности этих доказательств;

потому, что они связывают не только отчетливые идеи, но и одни и те же идеи со словами, употребляемыми в этой науке;

наконец, потому, что они составили себе одно и то же представление о круге, квадрате, треугольнике и т. д.

Если, наоборот, в нравственности, политике и метафизике взгляды людей очень отличаются друг от друга, то это

потому, что в этой области они не всегда заинтересованы в том, чтобы видеть вещи такими, каковы они в действительности;

потому, что у них имеются часто лишь смутные п путаные представления о вопросах, которые они трактуют;

потому, что они чаще думают, следуя чужим взглядам, чем своим собственным;

наконец, потому, что они не связывают с одними и теми же словами одних и тех же идей.

Я разберу в качестве примеров слова: хороший, интерес и добродетель.

О слове хороший

Возьмем это слово во всей полноте его значения. Чтобы убедиться в том, могут ли люди составить себе о нем одно и то же представление, нужно знать, как приобретает его ребенок.

Чтобы фиксировать внимание ребенка на этом слове, его произносят, показывая ему какую-нибудь сладость пли то, что называют конфетами. Слово это, взятое в его наипростейшем значении, первоначально применяется лишь к тому, что приходится по вкусу ребенку п вызывает приятное ощущение в его нёбе.

Затем хотят придать этому слову несколько более широкое значение.

Наконец, возьмем это слово в еще более широком смысле и применим его к нравственности и к человеческим поступкам. Можно заметить, что в этом случае данное выражение необходимо должно заключать в себе представление о какой-нибудь общей пользе, и для того, чтобы согласиться в этой области насчет того, что является хорошим, надо предварительно условиться насчет того, что полезно. Но большинство людей не знает даже того, что общая польза является мерилом доброты человеческих поступков.

Из-за отсутствия здорового воспитания люди имеют лишь смутные идеи о моральной доброте. Это слово доброта, произвольно употребляемое ими, вызывает в их

а От этого прилагательного добрый образовали существительное доброта, принимаемое столь многими людьми за реальное существо или по крайней мере за какое-то качество, присущее некоторым предметам. Неужели .можно еще не знать, что в природе нет существа, называемого добротой? Эта доброта есть лишь название, даваемое людьми тому, что каждый из них считает «добрым» для себя; иначе, это слово доброта, подобно слову величина, есть одно из тех туманных и лишенных смысла выражений, которые представляют собою отчетливые идеи лишь в тот момент, когда люди, вопреки себе и не замечая этого, применяют пх к ка- кому-нибудь отдельному предмету.

памяти лишь воспоминание о различных приложениях его, о которых они слышали3, — приложениях, всегда различных и противоречивых в зависимости от разнообразия интересов и положепия тех, с которыми онп живут вместе. Чтобы прийти к всеобщему соглашению насчет значения слова хороший в применении к нравственности, нужен был бы отличный словарь, который определил бы точный его смысл.

Интерес

Среди людей встречается мало честных, и поэтому слово интерес должно вызывать у большинства представление о денежном интересе илп же q каком-либо столь же низком и презренном предмете. Имеет лп такое же представление о нем благородный п возвышенный человек? Нет, это слово напоминает ему только о чувстве себялюбия. Добродетельный человек впдпт в интересе могущественный и всеобщий стимул, который, двигая всеми людьми, влечет их то к пороку, то к добродетели. Я не знаю, связывали ли иезуиты с этим словом столь широкое значение, когда они выступили против моих взглядов1*. Но я знаю, что, будучи банкирами, купцами, банкротами, они должны были тогда утратить пз виду всякое представление о благородном интересе, — это слово должно было вызывать у них лпшь представление об интригах и денежных интересах.

Руководствуясь столь низким интересом, они должны были преследовать п без того преследуемого человека. Возможно, что втайне они придерживались его взглядов. Доказательством этого является балет, поставленный в 1750 г. в Руане, целью которого было показать, что удовольствие подготовляет молодежь к истинным добродетелям: первый акт — к гражданским добродетелям; второй — к воинским добродетелям; третий — к религиозным добродетелям. Названную истину онп доказывали в этом балете при помощи танцев. Олицетворенная Религия танцевала здесь танец вдвоем с Удовольствием, а чтобы сделать удовольствие более пикантным — как говорили тогда янсенисты, — иезуиты надели на него штаныа. Но a Надо отдать справедливость иезуитам; обвинение это ложно. Они редко ведут себя распущенно. Иезуит, сдерживаемый правилами своего ордена п равнодушный к удовольствию, цели- еслп удовольствие может, по их мнению, сделать решительно все с человеком, то чего не может сделать с ним интерес? Разве всякий интерес не сводится в нас к поискам удовольствия? а

Удовольствие и страдание являются движущими силами мира.

ком поглощен честолюбием. Он желает лишь одного — подчинить себе сплои или хитростью богачей и сильных мира сего. Так как он рожден для власти, то вельможи являются в его глазах марионетками, которых он приводит в движение через посредство нитей духовного руководства п псповедп. Его внутреннее презрение к ним скрыто под маской уважения. Вельможи довольствуются этим и, сами не сознавая того, становятся марионетками в его руках. То, чего иезуит не может добиться хитростью, он осуществляет силой. Еслп заглянуть в летописи истории, то в них можно прочесть, как иезуиты разжигали пламя восстания в Китае, Японии, Эфиопии и во всех странах, где они проповедуют евангелие мира. Известно, что в Англии они устроили подкоп, чтобы взорвать парламент; что в Голландии они руководили убийством принца Оранского, а во Франции — Генриха IV; в Женеве они дали сигналы к штурму; что их рука, часто вооруженная кинжалом, редко срывала цветы удовольствия; наконец, что их грехи — это не просто слабости, а преступления.

а Почему же иезуиты выступили с такой яростью против меня? Почему во всех больших домах они обличали книгу «Об уме», запрещали ее чтение и повторяли без конца, как отец Ка- ней маршалу Гокпнкуру: «Только не ум, господа, только не ум!» Потому, что, исключительно ревнивые к власти, иезуиты всегда добивались духовной слепоты народа. Действительно, допустим, что люди познакомятся с движущими их принципами; они узнают, что, руководясь всегда в своем поведении каким-нибудь низким пли благородным интересом, они всегда подчиняются этому интересу; что своим гением и своей добродетелью они обязаны своим законам, а не религиозным догмам; что при форме правления римского пли спартанского типа можно будет создать н теперь римлян и спартанцев и что, наконец, при помощи мудрой системы распределения наград и наказаний, славы и бесчестья можно всегда связать частный интерес с общим интересом и побудить граждан к добродетели.

господствовало убеждение, что человек, движимый чувством себялюбия, постоянно подчиняется закону своего интереса а.

Что же доказывает по этому вопросу разнообразие взглядов? Ровно ничего или же то, что люди не понимают друг друга. Они понимают друг друга не лучше, когда речь заходит о добродетели.

Добродетель

Это слово вызывает часто весьма различные представления у каждого в зависимости от его положения и состояния, от того общества, в котором он живет, от страны и времени его рождения. Если бы в Нормандии какой- нпбудь младший сын воспользовался, подобно библейскому Иакову, голодом или жаждой своего брата и похитил у него право его первородства, то его признали бы негодяем во всех решительно судах. Если бы кто-нибудь приказал по примеру царя Давида убить мужа своей любовницы, то его причислили бы не к добродетельным людям, а к злодеям. Можно было бы говорить сколько угодно, что он имел в виду благую цель; убийцы иногда поступают так же, и все же их не называют образцами добродетели.

Таким образом, до тех пор пока со словом добродетель не станут связывать отчетливых идей, о ней придется говорить то, что последователи Пиррона говорили об истине: «Она, как восток, различна в зависимости от точки зрения, с какой па нее смотрят».

В первые века существования церкви христиане были предметом отвращения для всех народов, они боялись за свое существование. Что проповедовали они тогда? Кротость и любовь к ближнему. Слово добродетель вызывало тогда в их памяти представление о гуманности п кротости. Поведение их учителя укрепляло их в этой идее.

а Если воин хочет выдвинуться, он желает войны. Но что означает желание войны у младшего офицера? Оно означает его желание, чтобы его жалованье увеличилось на 600 или 700 франков, желание опустошать государства, желание смерти друзей и знакомых, с которыми у него общая жизнь и которые старше его чином.

бенно настапвал на мплосердпп. Наблюдается лн то же самое в настоящее время? Нет, ненависть к ближнему, варварство под названием рвения и гражданского порядка (zele de police) включаются теперь во Франции, Исиании и Португалии в идею добродетели.

Первоначальная церковь почитала честность в человеке, каковой бы ни была его вера, и мало интересовалась его религией. «Тот, — говорит святой Юстин, — христианин, кто добродетелен, хотя бы он был атеистом» (Et quicumque secundum ratiouem et verbum vixere, christiani sunt, quamvis athei).

Иисус предпочитал в своих притчах неверующего самаритянина набожному фарисею. Апостол Павел отличался не меньшей терпимостью, чем Иисус и святой Юстин. В гл. X, ст. 2 Деяний апостольских Корнелий назван религиозным человеком, потому что он был честным человеком 5; между тем он не был еще христианином. Точно так же в гл. XVI, ст. 14 тех же Деяний говорится о некоей Лидии, что она служила богу; между тем она еще не слышала апостола Павла и не обратилась в христианство.

Во времена Ипсуса честолюбие и тщеславие не считались еще добродетелями. Царство божье было не от мира сего. Иисус не добивался ни богатств, ни титулов, ни кредита в Иудее. Он приказал своим ученикам оставить свое имущество, чтобы следовать за ним. А какие идеи имеются сейчас о добродетели? Нет такого католического прелата, который не гнался бы за почестями и титулами. Нет такого религиозного ордена, который не занимался бы интригами при дворах, не вел бы торговли, не обогащался бы при помощи банков. Иисус и его апостолы не имели такого представления о честности.

Во времена последних преследование не называлось еще милосердием. Апостолы не подстрекали Тиберия к заточению в темницы язычников или неверующих. Тот, кто в эту эпоху захотел бы силой навязать свои взгляды другим, править при помощи террора, создавать инквизиционные суды, сжигать себе подобных пли своих ближних и завладевать их богатством, был бы объявлен негодяем. Тогда не могли бы читать без ужаса приговоры, продиктованные гордостью, жадностью и жестокостью духовенства. В настоящее время гордость, жадность и жестокость возведены в ранг добродетелей в странах, где царит инквизиция.

Иисус ненавидел ложь. Он не заставил бы Галилея, так как это сделала церковь, явиться и с факелом в руке отречься перед алтарем бога истины от открытых им истин. Церковь перестала быть врагом лжи, она освящает благочестивый обман6.

Иисус, сын божий, был скромен7, а надменный наместник апостольского престола стремится повелевать государями, узаконивать по своему произволу преступления, превращать убийство в подвиги. Он причислил к сонму блаженных Клемана 2*. Его добродетель не есть добродетель Иисуса.

Дружба, почитавшаяся как добродетель у скифов, ныне не признается таковой в монастырях. Монастырские правила объявляют ее даже преступной8. Больному и томящемуся в своей келье старику отказано здесь в дружбе и гуманности. Если бы монахам дали заповедь взаимной ненависти, то, наверное, она выполнялась бы — и очень строго — в монастырях.

Иисус хотел, чтобы цезарю отдали то, что принадлежит Цезарю; он запрещал завладевать хитростью или силой имуществом другого человека. Слово добродетель вызывало тогда в памяти представление о справедливости. Но оно уже перестало его вызывать во времена св. Бернарда, когда, находясь во главе крестоносцев, он призвал европейские пароды покинуть своп страны, чтобы опустошить Азию, лишить султанов трона и разрушить государства, на которые эти народы не имели никакого права.

Еслп этот святой в целях обогащения своего ордена обещал 100 арпанов на небе тому, кто даст ему 10 арпанов на земле; если благодаря этому нелепому и лживому обещанию он присвоил себе имущество множества законных наследников, то очевидно, что представление о воровстве и несправедливости входило тогда в понятие добродетели 9.

Могли ли создать себе пное представление о добродетели испанцы, когда церковь позволила им напасть на Монтезуму и инков3*, отнять у них их богатства и завладеть мексиканским и перуанским государствами? Монахи, бывшие тогда хозяевами Испании, могли бы ее заставить вернуть мексиканцам и перуанцам10 пх золото, пх свободу, их страну и пх государя; во всяком случае онп могли во всеуслышание осудить поведение испанцев. Как же поступили тогда богословы? Они молчали. Обнару- жпвалп лп они больше справедливости в другие времена? Нет. Францисканец о. Геннепен постоянно повторяет, что есть только одно средство обратить в христианство дикарей, — это обратить их в рабство. Пришло ли бы в голову такое несправедливое, такое варварское средство отцу Ген- непену, если бы современные богословы имели те же представления о добродетели, что и Иисус? Апостол Павел определенно заявляет, что убеждение — единственное оружие, которым можно пользоваться для обращения язычников. Кто прибегнул бы к насилию для доказательства математических истин? Кто не знает, что добродетель сама говорит за себя? В каком же случае можно прибегать к темнпцам, пыткам и кострам? Когда проповедуют преступление, заблуждение и нелепости.

С оружием в руках Магомет доказывал истинность своего вероучения; христиане тогда говорили, что религия, позволяющая навязывать силой веру другому человеку, — ложная религия. Они осуждали Магомета в своих речах, но оправдывали его собственным поведением. То, что у него они называли пороком, у себя они называли добродетелью. Неужели можно требовать, чтобы ^суль- манин, столь суровый в своих принципах, был по своему нраву более кротким, чем католик? Возможно ли, чтобы турок был терпим по отношению к христианину11, неверующему, еврею, язычнику, а монахи, которым их религия вменяет в обязанность человечность, в Испании сжигали своих ближних, а во Франции гноили в темницах янсенистов и деистов?

Совершили лп бы христиане столько гнусностей, если бы они имели те же самые представления о добродетели, что и сын божий, и еслп бы священники, послушные лишь голосу своего честолюбия, не были глухи к голосу Евангелия? Еслп бы со словом добродетель 12 связывалась ясная, точная и неизменная идея, люди не имели бы о ней постоянно столь различных и противоположных идей.