ГЛАВА XII ПОЧЕМУ УДОВОЛЬСТВИЕ ТАК ЧАСТО УСКОЛЬЗАЕТ ОТ ЧЕСТОЛЮБЦА, ЕСЛИ ОН ИЩЕТ ВЫСОКОГО ПОЛОЖЕНИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СТРАДАНИИ, ИЛИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ НАСЛАЖДАТЬСЯ ФИЗИЧЕСКИМИ УДОВОЛЬСТВИЯМИ

Честолюбцев можно разделить на два вида. Существуют несчастные от рождения люди, которые, относясь враждебно к счастью других людей, стремятся к высокому положению не для того, чтобы наслаждаться предоставляемыми им преимуществами, а для того, чтобы пользоваться единственным доступным им удовольствием — мучить людей и наслаждаться их несчастьем.

Характер этих честолюбцев весьма сходен с характером ханжей, которые обыкновенно считаются злыми не потому, что исповедуемый ими закон не есть закон любви и милосердия, а потому, что люди, особенно склонные к суровому благочестию \ суть обыкновенные люди, недовольные этим низменным миром, надеющиеся на счастье только в другом мире, и потому, угрюмые, застенчивые, несчастные, они хотят с помощью зрелища чужого несчастья отвлечься от своего собственного. Этот вид честолюбцев немногочислен, в их душах нет ничего великого и благородного, они встречаются только среди тиранов, и по самой природе своего честолюбия они лишены всякого наслаждения. Существуют честолюбцы другого рода, и к этому виду принадлежат почти все; это те, кто, занимая высокие должности, стремится воспользоваться связанными с ними преимуществами. Среди них находятся, во-первых, те, кто по рождению или по положению получает высокие должности; они иногда способны соединять удовольствие с честолюбивыми помыслами; они, так сказать, уже при самом рождении прошли половину пути2, ведущего к их цели. Но нельзя того же сказать о человеке, который, будучи самого низкого положения, хочет, подобно Кромвелю, подняться до самого высокого. Первые шаги на пути честолюбия обыкновенно самые трудные, и человеку приходится сильно интриговать, искать дружбы многих людей, одновременно составлять большие проекты п заботиться о частностях их выполнения. Чтобы понять, каким образом эти люди, жадно стремящиеся ко всякого рода наслаждениям, одушевленные одним этим желанием, в то же время часто бывают лишены наслаждений, предположим, что какой-нибудь человек, жадный до наслаждений, видя, с какой готовностью предупреждаются желания высокопоставленных людей, пожелает подняться до высокого положения; одно из двух: или этот человек родился в стране, где народ раздает эти блага, где народное расположение может быть приобретено только заслугами, оказанными отечеству, где, следовательно, необходимо иметь заслуги, плп он родился в каком-нибудь государстве с абсолютно деспотическим правлением вроде государства Моголов, в котором почести достигаются интригами, но и в том и в другом случае, утверждаю я, он может достигнуть высокого положения, только не отдавая почти ничего из своего времени на удовольствия.

Чтобы доказать это, возьму для примера любовные наслаждения — не только потому, что они самые сильные, но и потому, что они составляют почти единственную пружину цивилизованных обществ. Замечу, между прочим, что для каждого народа существует некоторая физическая потребность, которую можно рассматривать как общий двигатель этого народа: у диких народов Севера, часто подвергающихся голодовкам и постоянно занятых охотой и рыбной ловлей, все идеи порождаются голодом, а не любовью; эта потребность является зародышем всех их мыслей, поэтому почтп вся работа пх ума вращается вокруг ухищрений, необходимых при охоте и рыбной ловле, и изысканий средств к предотвращению голода. Напротив, у цивилизованных народов любовь к женщинам является почти единственным двигателем3. В этих странах любовь все изобретает, все производит: пышность, создание предметов роскоши — все это необходимые последствия любви к женщинам и желанпя нравиться им; даже желание у мужчин импонировать богатством пли высоким положением есть только новое средство для обольщения женщин. Итак, предположим, что человек, бедный от рождения, но жаждущий любовных наслаждений, заметил, что женщины тем легче уступают желаниям любовника, чем выше положение этого любовника и чем больше уважения, которым он пользуется, отражается на них; тогда, побуждаемый к честолюбию любовью к женщинам, этот человек станет добиваться места полководца или министра, а чтобы добиться этих мест, он должен целиком посвятить свое время приобретению соответственных талантов или ведению интриг. Но образ жизни, необходимый для того, чтобы сделаться ловким интриганом или выдающимся человеком, совершенно противоположен тому, при котором можно понравиться женщинам, любящим, чтобы за ними усердно ухаживали, что несовместимо с жизнью честолюбца. Ясно, что в молодости и вообще до того времени, пока он не достигнет высокого положения, когда женщины готовы будут обменять свою благосклонность на его влияние, этот человек должен отказаться от всех своих вкусов и почти всегда жертвовать настоящими удовольствиями ради надежды на предстоящие.

Я говорю — почти всегда, так как путь честолюбия обыкновенно весьма долог. Уж не говоря о тех людях, честолюбие которых растет по мере удовлетворения и постоянно ставит на место исполнившегося желания новое, — так что министры хотели бы быть государями, государи мечтают, подобно Александру, о всемирной монархии и хотят занимать такой трон, на котором уважение всего мира было бы для них залогом того, что об их счастье заботится весь мир, — не говоря, значит, об этих исключительных людях, а предположив даже умеренное честолюбие, мы видим, что человек, ставший честолюбивым из любви к женщинам, достигнет высокого положения только в возрасте, когда его желания уже погаснут.

Но хотя его желания и охладели, однако, едва этот человек достигнет цели своих честолюбивых стремлений, он поймет, что находится на крутой и скользкой скале, что он со всех сторон является добычей для завистников, держащих наготове против него натянутые луки; тогда он с ужасом увидит разверзающуюся перед ним пропасть: он поймет, что в своем падении будет несчастен, но никто не будет его жалеть, — таков грустный удел величия; что его будут оскорблять те, кого оскорбляла его гордость, и презирать соперники, что будет для него еще невыносимее, чем оскорбления; что он станет посмешищем для людей, стоящих ниже его, и они перестанут платить ему дань уважения, которое могло иногда быть ему несносным, но лишение которого для него невыносимо, так как привычка обратила его в потребность. И он увидит, что, лишенный единственного удовольствия, которым когда- либо наслаждался, и свергнутый с занимаемой им высоты, он уже не будет наслаждаться при созерцании своего ве- личпя возможностью всех наслаждений, которые оно может доставить, как это делает скупец при созерцании своего богатства.

Итак, страх перед скукой п страданиями заставит этого честолюбца продолжать ту карьеру, к которой его привела любовь к наслаждениям; за желанием приобретения в его сердце приходит желание сохранить приобретенное. А так как заботы о сохранении высокого положения отнимают почти столько же времени, как заботы о достижении его, то очевидно, что этот человек будет проводить почти все время своего юного и зрелого возраста в том, что будет добиваться пли охранять то положение, к которому он стремился единственно как к средству доставить себе удовольствия, в коих он себе постоянно отказывал.

И таким образом, достигнув возраста, когда люди становятся уже неспособными к изменению своего образа жизни, он отдастся и должен вполне отдаться своим прежним занятиям, ибо душа, непрестанно волнуемая сильными страхами и надеждами и находящаяся постоянно во власти бурных страстей, всегда предпочитает тревоги, доставляемые честолюбием, пресной безмятежности спокойной ЖИЗНИ. Подобно кораблям, которых волны все еще гонят к южным берегам, когда северный ветер уже перестал пх вздымать, люди и в старости следуют направлению, определенному страстями их молодости.

Я указал, каким образом честолюбец, стремясь к высокому положению под влиянием страсти к женщинам, вступает на безрадостный путь. Если он случайно и встретит на нем какие-нибудь удовольствия, то к ним всегда будет примешана горечь: он будет наслаждаться ими только потому, что они весьма редки и разбросаны наподобие деревьев, встречающихся время от времени в ливийской пустыне, иссохшая зелень которых приятна только обожженному солнцем африканцу, отдыхающему под их тенью.

Следовательно, противоречие, которое мы замечаем между поведением честолюбца и мотивами его, только кажущееся, и честолюбце зажигается в нас только любовью к наслаждениям и страхом перед страданиями. Но, возразят мне, если скупость и честолюбие суть следствия физической чувствительности, то гордость во всяком случае не имеет того же источника.

<< | >>

↑

Источник: КЛОД Адриан ГЕЛЬВЕЦИЙ. Сочинения в 2-х томах. Том 1. 1975

Еще по теме ГЛАВА XII ПОЧЕМУ УДОВОЛЬСТВИЕ ТАК ЧАСТО УСКОЛЬЗАЕТ ОТ ЧЕСТОЛЮБЦА, ЕСЛИ ОН ИЩЕТ ВЫСОКОГО ПОЛОЖЕНИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СТРАДАНИИ, ИЛИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ НАСЛАЖДАТЬСЯ ФИЗИЧЕСКИМИ УДОВОЛЬСТВИЯМИ:

- Адвайта - Диалектика - Избранные философские труды и речи - История философии - Логика - Неклассическая философия - Общая философия - Онтология и теория познания - Основы философии - Первоисточники по философии - Периодика по философии - Проблемы философии - Социальная философия - Теология, богословие - Теория эволюции - Философия истории - Философия культуры - Философия науки - Философия религии - Философия языка - Хрестоматии по философии - Эстетика - Этика -

- Безопасность жизнедеятельности и охрана труда - Химические науки - Бизнес и заработок - Горно-геологическая отрасль - Домашнему мастеру - Естественные науки‎ - Зарубежная литература - Информатика, вычислительная техника и управление - Искусство. Культура - История - Литературоведение. Фольклор - Международные отношения и политические дисциплины - Науки о Земле - Общеобразовательные дисциплины - Педагогика, образование, воспитание - Промышленность - Психология - Религиоведение - Социология - Строительство - Техника - Транспорт - Филология - Философские науки - Экология - Экономика - Юридические дисциплины -