Глава XI. ВУЛЬГАРНОЕ МЫШЛЕНИЕ И ИСТИННАЯ МЫСЛЬ

Философ восстает против многих вульгаризмов в разных проявлениях, однако немало вульгарных мыслей остается и освободиться от них не так-то просто. Было бы слишком много счастья, если бы ошибки не оставались, а мы бы не добавляли к ним новые.

Необходимо, следовательно, прекратить рассуждать в расхожих терминах родов, видов и классов, правильно называемых эмпирическими, ибо они сформированы при соучастии воображения. Лучше придерживаться только дистинкций, рождаемых универсальным. Именно в категориях дана конкретная форма универсальности. В них совпадает философ и человек здравого смысла: первый наделен осознанием во всей полноте и непрерывности, второй осознает прерывным образом.

Что касается меня, то эта мысль долго и безотчетно мучила меня. Начиная думать, я стал осознавать, что нельзя философствовать о том, чем мы не обладаем как историки - о самой неповторимости уникального. Первой философской попыткой стала моя "Эстетика", куда вошли мои размышления по поводу практически всех значительных явлений итальянской литературы и наиболее важной части мировой. Партикулярный характер проблемы позволял мне верно поставить и решить ее в универсальном аспекте. Так моя эстетика росла вместе с моей критикой и литературной историографией. Продолжая в том же направлении, я пришел к практическим и моральным формам духа. Все части философии я оснастил историческими чертами, написав ряд монографий о некоторых философах, этико-политические истории народов разных эпох. Границы моей компетенции не позволяли мне вторгаться в естественные науки, все же я понял, что их основание формируют проблемы очевидно духовного плана - экономики и грамматики.

Поскольку я склонен говорить о себе, мой способ философствования обязан успехом в немалой степени своей конкретности и отказу от философского жаргона, прикрывавшего путаные мысли. Я предпочел использовать, насколько было возможно, обычный повседневный язык. Против возражений общего характера я выставлял укрепления из фактических доказательств, подорвать которые никому не удавалось простой болтовней. Другие не принимали принцип неотделимости общего от частного и начинали идеализировать чистый акт мышления, из которого высшая логика выводила мир отдельных частностей уже по правилам низшей логики, объявленной вначале ложной. Получавшийся в итоге вялый мистицизм оставлял все недостойное его внимания на откуп приспособленческому вульгарному мышлению. Эта философия мертва, ибо живой никогда и не была. Однако я бы сохранил ее в назидание и предостережение философам не поддаваться ее влиянию.

Как нередко случается в литературном мире, новый способ мышления притягивал к себе молодые души, ведь олухи охотно следуют моде. Те, кто не знал, как противостоять мне, изображали из себя "школяров", образованных учителем, "непорочным отцом испорченных детей". Маэстро наблюдал спектакль с легкой иронией и отшучивался в ответ на условные порицания школярства, ведь первое молоко, говорил он, всегда получается нежирное, дескать, нужно терпение. Комплекс философской работы все время увеличивался, бывшие школяры после перипетий двух мировых войн стали исследователями и оригинальными мыслителями. В философии, об источниках которой я только что говорил, появились новые весьма странные черты. Говорят, неизвестно, как с ней бороться, и все же как неудовлетворительную ее необходимо заменить. Ничего не зная о причинах болезни, мы ждем, когда просветление снизойдет свыше, наступит избавление, все станет понятным. Другое возражение еще более сурово корит наши предостережения Италии от благ так называемой "марксистской культуры", ее враждебности по отношению к прогрессу и истине. Двусмысленна сама попытка моих критиков называть "марксистской культурой" невежество и упорное нежелание считаться с веками развития философии. Почему-то философией они называют поведенческую максиму, согласно которой "мир надо не познавать, а изменять".

Не отрицая факт, что и перемены могут случаться, подчеркнем, что лозунг, требующий подчинения, даже не сумев уничто- 78

жить философию насовсем, все же может внедриться в человеческое общество, что повлечет за собой чудовищное умственное оболванивание. Тем не менее истину никакая сила не может уничтожить, ее стоит защищать до конца, просто сохраняя молодые ростки. Обдуманная в прошлом, истина притягивает к себе новые мысли. 1950