Глава VII. МИФ ОБ ОЩУЩЕНИИ

Как же так, куда подевалось то, что торчало сначала у дверей духа? Похоже, что подразумеваемый духовный акт не существует, поэтому его нельзя отловить мыслью и тем более трактовать как реальность. Можно лишь пытаться искать неуловимое и немыслимое понятие как само по себе возникшее.

Такой изыск рано или поздно обнаруживает свой мифический характер. Этот миф составляет часть другого - мифа о дуализме духа и природы, внешнего и внутреннего, души и тела, а также возможных отношений между ними. Когда дуализированные термины входят в контакт и начинают общую жизнь, первый контакт обретает конфигурацию стимула и реакции. Природа, тело, внешнее как стимулирующее - активное начало, объект реакции - пассивное. Дух, душа, внутреннее, все, принимающее стимул, -пассивно. Сохраняя себя, отталкивая стимул, душа проявляет

53

активность, меняет себя. У древних греков этот взаимообмен представлен даже как истечение вещей, частички которых проникают в органы чувств, а с ними в душу попадают и образы. Схоластами облюбована эта теория species sensibilis а образы поэтически обрисованы как маленькие духи, исходящие от некоей донны.

Доказывает нереальность ощущения тот факт, что всякий раз, как только взято за принцип нечто реально действующее, теоретический процесс заканчивается приведением к очевидности того, что речь идет уже не об ощущении, а о чем-то другом. Аристотелем (и не только им) замечено, что в чувственном есть двойной аспект - теоретический и практический элементы - познавательное и целенаправленное. Иммагинативное и интеллектуальное, воспоминания и предчувствия равно включены в ощущение. Сознательно или нет, но ощущение было заменено духовной активностью, взятой в сжатой, но нагруженной смыслом форме, пусть временами несовершенной. Когда от сенситивного отсекают начальный пункт и основание (хотя нельзя отрицать исторической действенности идей сенсистов и сенсуалистов), то становится понятнее, что речь все-таки шла не о несуществующем ощущении, а о вполне реальной форме и силе человеческого духа. Сенсисты, с точки зрения логической структуры их теории, не слишком отличаются от интуиционистов, эстетов и тому подобных. Все они ссылаются и опираются на ощущение, подразумевая при этом интуицию. Даже бедная и чахлая интуиция весьма отличается от восприятия простого чистого цвета и пустой абстракции, о чем складывают басни в книгах по психологии. Любое реальное и конкретное ощущение есть целостный интуитивный организм. Отсюда ясна ошибка, на которую обречены философские опровержения интуиционистов. Это претензия вывести из ощущения процесс познания, который есть не повторение, обособление или очищение интуиции, а критика и преобразование ее в субъект и предикат, то есть суждение. Ясна также и причина столь эффективной роли сенсизма в истории философии. Тот же протест интуиционизма против рационализма и математического интеллектуализма: стискивая реальность своими бледными схемами, он пытается разогреть ее и заставить взлететь. Поэтому задачей интуиционизма всегда было достижение не более устойчивого осознания и критического мышления, а интуитивного смысла фантазии, поэзии, живописи и всего эстетического мира.

Со своей стороны, сенсуалисты, теоретики практической сферы придерживаются уже не "ощущений" (ибо не знают, что это такое), а иного понятия, называемого то "удовольствием" (гедонисты), то "полезного" (утилитаристы). Понятна их взаимо- 55

обратимость, ведь нравится обычно то, что полезно, и наоборот. Постоянно допускаемая при этом ошибка состоит в том, что за приятным и полезным они не замечают изначальности морального сознания, воли к действию. Именно моральная воля регулирует, обращает и направляет приятно- полезное к необходимо высшей цели. Как и в предыдущем случае, позитивность гедонизма и

утилитаризма заключена в том, что они не дают абсурдному аскетизму подавить витальную чувственность, словами и формулами задушить моральную жизнь.

Везде, где бы мы ни встретили понятие ощущения, при первом же прикосновении оно рассеивается, как туман. Значит, эффективно действует лишь духовное, проявляясь то как теоретическое, то как практическое, оно то эстетично, то логично. Все остальное - это миф, источник которого теперь уже ясен. 1942