ГЛАВА VII ФИЗИЧЕСКАЯ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ ЕСТЬ ЕДИНСТВЕННАЯ ПРИЧИНА НАШИХ ДЕЙСТВИЙ, НАШИХ МЫСЛЕЙ, НАШИХ СТРАСТЕЙ И НАШЕЙ ОБЩИТЕЛЬНОСТИ

Ремесленник и крестьянин размышляют, воображают, трудятся для того, чтобы одеться, чтобы нарядить свою любовницу пли свою жену, доставить им развлечения, прокормить себя и свою семью, наконец, испытывать наслаждение, связанное с удовлетворением физической потребности.

Страдание

Я знаю два рода страданий: действительное страдание и страдание, связанное с предвидением. Когда я умираю от голода, то я испытываю действительное страдание. Когда я предвижу, что я вскоре умру от голода, то я испытываю страдание от этого предвпденпя, впечатление от которого тем спльнее, чем более блпзкпм и сильным должно быть это страдание. Преступник, идущий на эшафот, не испытывает еще никакого мучения; однако предвидение, приближающее казнь, является уже его началом а.

Угрызенпя совести

Угрызения, совести суть не что иное, как предвидение фпзических страданий, которым подвергает нас преступление. Следовательно, угрызенпя совестп в нас суть результат физической чувствительности. Я дрожу при виде огня, колес, бичей, которые зажигает, сгибает и сплетает воображение живописца илп поэта, изображающее Тартар. Если человек лишен страха, еслп он стоит выше законов, то он совершает без раскаяния бесчестный, но выгодный для него поступок, по крайней мере до тех пор, пока он еще не приобрел добродетельных привычек. Раз эти привычки усвоены, то им нельзя изменить, не испытывая неприятного тайного чувства и беспокойства, которое тоже называют угрызением совести. Опыт показывает, что всякий поступок, не влекущий для нас наказания по закону и не наказываемый бесчестием", совершается вообще всегда без угрызений совести.

Дружба

Равным образом физической чувствительностью объясняются слезы, которые я проливаю над урной друга. Смерть отняла его у меня; я оплакиваю в нем человека, беседа с которым избавляла бы меня от скуки — этого душевного недомогания, являющегося в действительности физическим страданием; я оплакиваю того, кто рискнул бы своей жизнью и состоянием, чтобы спасти меня от смерти и от страданий, и кто, занятый непрерывно мыслью о моем счастье, желал бесконечно продлить его при помощи всяческих удовольствий. Если погрузиться в глубины своей души и покопаться в них, то во всех этих чувствах можно заметить лишь дальнейшее развитие физического удовольствия пли страдания. На что только не способно это страдание! С его помощью правитель обуздывает пороки и обезоруживает убийц.

Удовольствие

Есть два рода удовольствий, подобно тому как есть два рода страданий: одно — это физическое удовольствие, другое — удовольствие от предвидения. Если человек любит прекрасных рабынь и красивые картины, то, найдя сокровище, он прпходпт в восторг. Скажут, он, однако, не испытывает еще никакого физического удовольствия. Это верно. Но в этот момент он приобретает средства доставить себе предметы своих желаний. Одно это предвидение близкого удовольствия есть уже удовольствие. Если бы он не любил прекрасных рабынь и прекрасные картины, он был бы равнодушен к находке этих сокровищ.

Следовательно, удовольствие от предвидения всегда предполагает существование удовольствий, испытываемых чувствами.

Власть

Люди любят самих себя. Все желают быть счастливыми и думают, что они были бы совершенно счастливы, если бы обладали властью, необходимой, чтобы доставить им всякого рода удовольствия. Желание власти имеет, стало быть, своим источником любовь к удовольствиям.

Предположим абсолютно бесчувственного человека. Но, скажут, такой человек был бы лишен идей и, следовательно, был бы просто статуей. Согласен. Допустим, однако, что он мог бы существовать и даже размышлять. Какое значение придавал бы он королевской власти и короне? Никакого. Действительно, что могла бы прибавить эта огромная власть к счастью бесчувственного человека?

Если честолюбец так добивается власти, то это потому, что он видит в ней средство приобрести удовольствия. Власть, подобно деньгам, является ходячей монетой. Действие власти и банковских чеков одно и то же. Если я имею подобный чек, то по предъявлении его я получаю в Лондоне или Париже 100 тысяч экю, а следовательно, и все те удовольствия, которые представляет эта сумма. Если я имею приказ, предоставляющий мне командование пли власть, то я таким же образом получаю по предъявлении его от своих сограждан известное количество продуктов или удовольствий. Результаты богатства и власти почти одинаковы, ибо богатство есть тоже власть.

Каким образом взимали бы налоги в стране, в которой были бы неизвестны деньги? Натурой, т. е. в виде хлеба, вина, скота, фуража, зерна, дичи и т. д. Каким образом там торговали бы? Путем обмена. Деньги, таким образом, следует рассматривать как портативный товар, на который условились для облегчения торговли обменивать все другие товары.

a Ha острове Рампни никто не может жениться, если он не убьет неприятеля п не принесет его голову. Человек, победивший

Какая была у скандинавов, саксов, скифов, кельтов, самнитов, арабов а награда за мужество, таланты и добродетели? То подаренная героям прекрасная женщина, то приглашение на пиршество, где вопны, угощаемые тонкими яствами и приятными напитками, слушали с восхищением песни бардов.

Очевидно, что если у большинства цивилизованных народов наградой за добродетельные поступки являются деньги и почести, то это потому, что они представляют те же блага п удовольствия, которые бедные и свободные народы доставляли своим героям в натуре и для приобретения которых эти герои подвергались величайшим опасностям. Предположим, что эти должности и почестп не представляют этих продуктов и удовольствий; допустим, что эти почести являются лишь пустыми титуламиб, тогда титулы эти, оцениваемые по их настоящей стоимости, скоро перестали бы быть предметом желаний. Чтобы солдат шел на приступ, экю его жалования должно представлять пинту водки и ночь маркитантки. Солдаты прежних времен и современные солдаты — одни и те же а. Человек не пзменплся, и за одно и то же вознаграждение он во все времена будет совершать те же приблизительно поступки. Предположим, что он равнодушен к удовольствию и страданию: он не станет ничего делать; он не будет способен ни к угрызениям совести, ни к дружбе, будет нечувствителен, наконец, к любви, богатству и власти. Действительно, человек, нечувствительный к самому удовольствию, неизбежно будет нечувствителен к средствам приобрести его. В богатстве и власти люди ищут средства избавиться от физических страданий и доставить себе физические удовольствия. Еслп приобретение денег и власти всегда представляет удовольствие, то это потому, что предвидение и память превращают в реальное удовольствие все средства получить его.

Общий вывод пз этой главы: все в человеке есть ощущение. Но я приведу еще одно доказательство этой истины, показав, что результатом той же чувствительности является и общительность человека.