Глава 2 УЧЕНИЕ О СОЗЕРЦАЮЩЕМ ИЛИ РАССУДОЧНОМ ПОЗНАНИИ

Без применения закона причинности невозможно было бы созерцание объективного мира, ибо это созерцание, как я часто разъяснял, по своей сущности интеллектуально, а не только чувственно. Органы чувств дают только ощущение, которое еще отнюдь не есть созерцание. Участие чувственного ощущения в созерцании выделил под названием вторичных качеств Локк, справедливо отрицая их наличие в вещах в себе. Но Кант, продолжая метод Локка, обособил также и отрицал наличие в вещах в себе того, что относится к переработке этого материала (чувственного ощущения) мозгом, и тогда оказалось, что сюда относится все то, что Локк оставил в качестве первичных качеств вещам в себе, а именно протяженность, форма, плотность и т.д.; вследствие этого у Канта вещь в себе превратилась в нечто совершенно неизвестное = X.

Чувство недостаточности чисто сенсуалистического объяснения созерцания проявляется также в высказанном незадолго до появления кантовской философии утверждении, что мы имеем не только возбужденные чувственным ощущением представления о вещах, но непосредственно воспринимаем и сами вещи, хотя они находятся вне нас, что, впрочем, непонятно. И здесь имелось в виду не идеалистическое понимание, а высказано оно было с обычной, реалистической точки зрения. Ясно и убедительно выражает это утверждение знаменитый Эйлер в своих "Письмах к немецкой принцессе", т. 2, с. 68: "Поэтому я полагаю, что в ощущениях (чувств) содержится несколько больше, чем воображают философы. Ощущения - не пустые восприятия известных отпечатавшихся в мозгу впечатлений: они дают душе не только идеи вещей, а действительно представляют ей предметы, существующие вне ее, хотя понять, как это, собственно говоря, происходит, и невозможно". Это мнение объясняется следующим образом. Хотя, как я в достаточной степени доказал, созерцание создается посредством применения a priori сознаваемого нами закона причинности, тем не менее при зрении акт рассудка, посредством которого мы переходим от действия к причине, сознается отнюдь не отчетливо; поэтому чувственное ощущение не отделяется от созданного рассудком из него как из сырого материала представления. И уж тем более не может сознаваться вообще несуществующее различие между предметом и представлением; мы совершенно непосредственно воспринимаем сами вещи, причем как находящиеся вне насу хотя совершенно несомненно, что непосредственным может быть только ощущение, а оно ограничено областью под нашей кожей. Это объясняется тем, что вне нас - исключительно пространственное определение, а само пространство - форма нашей созерцательной способности, т.е. функция нашего мозга: поэтому такое вне нас, куда мы под воздействием зрительного ощущения перемещаем вещи, само находится внутри нашей головы, и это - вся его арена. Примерно так же мы в театре видим горы, лес и море, но bee они остаются в помещении.

Но одно замечание эстетического характера здесь привести уместно. Вследствие доказанной интеллектуальности созерцания лицезрение прекрасных предметов, например, прекрасного пейзажа, тоже феномен мозга. Поэтому его чистота и совершенство зависят не только от объекта, но и от структуры мозга, а именно от его формы и величины, от тонкости его ткани и от оживления его деятельности пульсирующей энергией сосудов мозга. Поэтому картины одного и того же пейзажа будут у различных людей даже при одинаковой остроте зрения столь же отличаться друг от друга, как первый и последний оттиск многократно использованной медной гравировальной доски. На этом основано большое различие способности наслаждаться красотой природы, а следовательно, и способности к ее воспроизведению, т.е. к созданию такого же мозгового феномена посредством совершенно другой причины, т.е. посредством красочных пятен на полотне.

Впрочем, мнимая непосредственность созерцания, основанная на его интеллектуальности, благодаря которой мы, как говорит Эйлер, схватываем сами вещи как находящиеся вне нас, аналогична непосредственности ощущения частей нашего тела, особенно если они болят, - обычно мы тогда их и ощущаем. Так же, как мы полагаем, будто воспринимаем непосредственно вещи там, где они находятся, тогда как в действительности это происходит в мозгу, мы полагаем, что чувствуем боль в самом члене, тогда как эта боль также ощущается в мозгу, куда ее ведет нерв аффицированного члена. Поэтому мы ощущаем состояния только тех членов, нервы которых идут в мозг, а не тех, чьи нервы относятся к системе ганглиев, разве что очень сильное воздействие на эти нервы окольным путем проникает в мозг, где оно большей частью ощущается как смутное недомогание и всегда без точного определения места. Поэтому поражение члена, нервный ствол которого перерезан или перевязан, не ощущается. И, наконец, поэтому человек, потерявший какой-либо член, все-таки иногда ощущает в нем боль, ибо нервы, идущие в мозг, еще существуют. - Таким образом, в обоих сравниваемых здесь феноменах то, что происходит в мозгу, схватывается как происходящее вне его: при созерцании - вследствие опосредствования рассудком, простирающим свои щупальца во внешний мир; при ощущении членов - через посредство нервов.