Творчество как свобода без трансценденции.

Такую свободу Ницше отвергает. Он заявляет о своей приверженности Спинозе, поскольку тот, дескать, отрицал свободу воли, нравственный миропорядок и зло (Овербеку, 30.7.80). Свобода, которую признает и утверждает Ницше, это бестрансцендентная основанность на самом себе и жизнь самим собой. Такая свобода и негативна и позитивна. Негативен путь свободы — в той мере, в какой она ниспровергает, ломает, отрицает то, что было и имело какое-то значение: «Отрезать от себя свое прошлое (родину, веру, родителей, товарищей); — общение с изгоями (в истории и обществе); — низвержение почтеннейшего, одобрение за- претнейшего...» (13, 41). Позитивна свобода созидания, имеющего характер «творчества». Позитивное не может осуществляться без негативного, потому что позитивное достигается лишь на пути, ведущем через отрицание. Такой путь демонстрирует диалектика первой речи Заратустры: от служения через низвержение служения к творчеству (ТГЗ, 18—19). В свою очередь негативное, которое отделилось бы от позитивного и потому осталось бы только лишь негативным, было бы свободой неподлинной, потому что она пус- та. Всякое отрицание оправдывается лишь с позиции творчества, результатом, условием или этапом которого оно является.

Так как негативной свободы совершенно недостаточно, все дело в том, чтобы отрицание осуществлялось именно из свободы позитивной, созидающей. Если бы подлинным основанием отрицания имеющихся обязательств, причем основанием не логическим, но экзистенциальным, не было позитивно созидающее, то приходилось бы опасаться: «Твои дикие псы хотят на свободу» (ТГЗ, 31). Но и одного только обуздания своих разыгравшихся импульсов тоже мало, если его влечет за собой не позитивно воплощаемое содержание творчества, но само по себе еще пустое отрицание того, что существует в виде инстинктов: «Ты одолел самого себя, но почему ты ведешь себя только как побежденный? Я хочу видеть победителя.» (12, 283). Таковым будет созидающий.

Таким образом, ницшева бестрансцендентная свобода устремлена отнюдь не обратно, не просто в жизнь, но вверх, в жизнь подлинно созидательную. Как отрицание морали означает не устранение всякой моральности, но охватыва- ние чего-то большего, чем мораль, так и возведение человека на определенный уровень составляет единственную цель и смысл свободы без трансценденции. Правда, кажется, что без Бога замысел Ницше ведет к радикальной необязательности — пусть жизнь остается, какова она есть,— позволяет ей идти, как она идет. Но таким образом идея Ницше искажается до своей противоположности. Ее задача неслыханна: все бремя ложится на отдельных людей. Требуется новый путь — опасный, потому что неизвестный — путь одиночки, которого еще не существует в иерархически организованном обществе. Такой человек должен обязывать самого себя исходя из собственного первоистока. От человека, отрекающегося от морали, Ницше требует более высокого и строгого обязательства перед самим собой.

В пользу такого смысла его учения говорит одно решающее обстоятельство: в какой-то несомненно ключевой момент финального, одинокого этапа своей жизни перед лицом человека, с которым, как ему думалось, он разделял умонастроение своей философии, живущей творчеством по ту сторону морали, он не вынес смешения своего «имморализма» с чем-то „меньшим, нежели мораль": «В вас,— писал он,— есть та жажда святого эгоизма, которая есть жажда послушания высшему. Но, пожалуй, каким-то роковым образом вы спутали ее с тем, что ей противоположно, с эгоизмом и охотничей страстью кошки, не алчущей ничего, кроме жизни...» Смысл же этой просто жизни есть «ощущение жизни-в-ничто ... для меня совершенно отвратительное в человеке» (черновик письма Лу, 11.82). Упомянутую противоположность Ницше описывает еще лапидарнее: «Вы сами говорили мне, что у Вас нет никакой морали — а я думал, что у Вас, как и у меня, она более строгая, чем у кого-либо» (черновикписьма Ре, 1882). Хотя высокая претензия Ницше, которой никто не может соответствовать, в отличие от морали не существует в виде какого-то фиксируемого долженствования, не может быть реализована путем действий по определенным законам, но воплощение этой новой моральности явно требует от той аморальной просто жизни чего-то диаметрально противоположного.

Однако что есть эта новая, более высокая, еще совершенно неопределенная мораль — «мораль созидающего» (12, 410) — это Ницше высказывает формально, но не содержательно. Эта новая «мораль» порождена творческой переоценкой всех ценностей: «Кто создаст цель, которая будет стоять превыше человечества и даже превыше отдельного человека?» Ее путь уже не может быть путем прежней морали, которая стремилась лишь «сохранять»; теперь, когда цели для всех не существует, необходима «мораль ищущая: создать себе цель» (ВВ, 92; перевод данного фрагмента исправлен — пер.).

Эти величественные притязания на какой-то более глубокий, еще не достигнутый первоисток Ницше выдвигает в том смысле, что достигнут он может быть только без Бога. «Господствовать, и уже не быть холопом какого бы то ни было Бога — вот средство облагородить человека» (12,282).

В то время как Ницше хотел бы каким-то образом обозначить, очертить, прокомментировать этот творческий первоисток без трансценденции, он, несмотря на его волю к чему-то большему, чем жизнь, постоянно сталкивается только с природой в смысле биологически познаваемого, или же ему достается исключительно какая-нибудь психологическая или социологическая действительность. Новая мораль должна быть моралью «естественной» и несмотря на все идеи, которые затем отменят это требование, приветствуется уже только за это: «Всякий натурализм в морали, т. е. всякая здоровая мораль, подчиняется инстинкту жизни» (СИ, 575). То, как Ницше, апеллируя к экзистенциальному первоистоку, невольно приходит в своих формулировках просто к утверждению естественной фактичности, т. е. некоего поддающегося частному исследованию вот-бытия в мире, можно пояснить на примере требования «Стань тем, кто ты есть!» На первый взгляд повторяя этот тезис, но теперь уже не выражая требования, а констатируя сущность такого рода бытия — становящегося бытия, Ницше может сказать: «Мы делаемся порядочными людьми, потому что мы суть порядочные люди, т. е. потому что мы рождены с капиталом хороших инстинктов и в благоприятных условиях ... Мы в настоящее время не можем более мыслить моральную дегенерацию отдельно от физио- логической» (ВВ, 129).