ГЛАВА I О ТРУДНОСТИ НАЧЕРТАТЬ ПРАВИЛЬНЫЙ ПЛАН ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА

По вопросу о нравственности и законодательстве писало незначительное число знаменитых людей. Чем объяснить их молчание? Величием ли и важностью темы, необходимостью ли иметь множество идей и обширный ум для правильного рассмотрения этого вопроса? Нет, их молчание есть результат равнодушия публики к сочинениям такого рода.

Если в этой области появляется хорошее сочинение, то на него в лучшем случае смотрят как на фантазию добродетельного человека, и оно становится поводом для бесчисленных дискуссий, источником бесчисленных споров, которые благодаря невежеству одних и недобросовестности других затягиваются до бесконечности.

Во всяком цивилизованном государстве, имеющем уже известные законы, нравы, предрассудки, правильный план законодательства окажется почти всегда несовместимым с бесчисленным множеством частных интересов, укоренившихся злоупотреблений и уже принятых планов; он будет поэтому всегда казаться нелепым. Пусть докажут его превосходство — все равно оно долго будет оспариваться.

Предположим, однако, что человек возвышенного и твердого характера, желая просветить народы по важному для их счастья вопросу, захотел пренебречь этими насмешками. Тогда я позволил бы себе предупредить его, что публика неохотно занимается исследованием сложных вопросов: единственное средство привлечь ее внимание к проблеме идеального законодательства — это упростить проблему и свести ее к двум следующим положениям.

Первая задача заключается в том, чтобы открыть законы, способные делать людей максимально счастливыми и поэтому доставить пм все удовольствия и развлечения, совместимые с общим благом.

Вторая задача — открыть средства, при помощи которых можно незаметно перевести народ из состояния несчастья, в котором он находится, в состояние счастья, которым он может наслаждаться.

Для решения первой пз этих задач надо брать пример с математиков.

Чтобы решить первую часть вопроса об идеальном законодательстве, надо было бы равным образом не считаться ни с сопротивлением предрассудков, ни с трением частных противоречащих интересов, ни с нравами и с установившимися уже законами и обычаями. Надо было бы смотреть на себя, как на основателя религиозного ордена, который, устанавливая свой монашеский устав, не считается с привычками и предрассудками своих будущих подчиненных.

Иное приходится сказать о второй части той же проблемы. Средства пзменпть постепенно нравы, эти законы и путем пезаметных переходов перевестп народ от его теперешнего законодательства к возможно наилучшему законодательству можно определить не на основании только своих личных взглядов, но лишь на основании знаний действующих законов и нравов народа.

Между этими двумя задачами имеется существенное и заметное различие: в случае решения первой задачи это решение (если не говорить о некоторых различиях, вызываемых особенным положением страны) носит общий характер и одинаково для всех народов.

Наоборот, решение второй задачи должно быть различным в зависимости от различной формы каждого государства. Ясно, что турецкая, швейцарская, испанская или португальская формы правления неизбежно находятся на неодинаковом расстоянии от совершенного законодательства.

Для решения первой из этих задач требуется только природное дарование. Для решения второй надо к природному дарованию присоединить знание нравов и главных законов того народа, законодательство которого желают незаметно изменить.

Вообще, чтобы правильно исследовать подобный вопрос, необходимо изучить по крайней мере в общих чертах обычаи и предрассудки народов всех времен и всех стран. Людей можно убедить только фактами и научить только примерами. Тот, на кого не действуют лучшие аргументы, сдается перед лицом фактов, хотя последние часто весьма спорны.

Но допустим, что эти факты установлены. Каковы же те вопросы, исследование которых могло бы дать решение проблемы о наилучшем законодательстве? Я укажу то, что прежде всего мне прпходит в голову.