<<
>>

ГЛАВА ТРЕТЬЯ АНТИКАББАЛА. ФРАГМЕНТ ОБЫЧНОЙ ФИЛОСОФИИ, ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ПРЕКРАТИТЬ ОБЩЕНИЕ С МИРОМ ДУХОВ

Аристотель где-то говорит 8: «Когда мы бодрствуем, мы имеем общий для всех мир, а когда грезим, каждый имеет свой собственный мир». Мне кажется, что вторую половину этого высказывания можно перевернуть так: если различные люди имеют каждый свой собственный мир, то есть основание предполагать, что они грезят.
Если мы с этой точки зрения взглянем на строителей различных воздушных миров идей, из которых каждый спокойно обитает в своем собственном мире, не допуская туда других, и остановимся, например, на том из них, кто отдает предпочтение порядку вещей, по- строенному Вольфом не столько из эмпирического материала, сколько из хитростью приобретенных понятий 9 или созданному Крузием из ничего магической силой нескольких изречений о мыслимом и немыслимом 10,— то при [явном] расхождении между их видениями нам останется только терпеливо ждать, пока эти господа не перестанут грезить. Когда они наконец с божьей помощью окончательно проснутся, т. е. когда откроют глаза и взгляд их покажет, что они могут уже понимать других людей, то никто из них не увидит ничего такого, что наглядно и убедительно в свете их доказательств не являлось бы и всякому другому, и философы к этому времени очутятся в мире, общем для всех, подобном тому, в котором давно уже живут математики,— важное событие, которое не заставит себя долго ждать, если верить кое-каким приметам и предзнаменованиям, с некоторого времени появившимся на горизонте наук. В некотором родстве с сновидцами ума находятся сновидцы чувства, и к этим последним обычно причисляют тех, кто иногда вступает в сношения с духами, и притом на тех же основаниях, что и первые, так как они видят то, что не видит ни один другой здоровый человек, и имеют общение с существами, которые никому другому себя не открывают, какими бы острыми чувствами он ни обладал. Подобные явления, если предположить, что они сводятся к чистой игре воображения, можно назвать грезами, поскольку и то и другое — субъективно измышленные (selbstausgeheckte) образы, которые обманывают чувства, представляясь как бы действительными предметами.
Однако было бы большим заблуждением вообразить, будто оба обмана по характеру своего происхождения до такой степени сходны между собой, что источник одного можно считать достаточным для объяснения другого. Тот, кто, бодрствуя, настолько углубляется в вымыслы и химеры своего богатого воображения, что мало обращает внимания на свои чувственные восприятия, которые для него в данный момент наиболее важны, справедливо называется бодрствующим сновидцем. В самом деле, стоит только чувственным восприятиям немного ослабеть, и человек засыпает, а прежние химеры превращаются уже в настоящие сны. Причина, по которой эти химеры не превращаются в сны еще в состоянии бодрствования, состоит в том, что человек в этот момент представляет себе их внутри себя, другие же ощущаемые им предметы =— вовне себя, поэтому он первые считает продуктом своей собственной деятельности, а вторые он относит к тому, что он воспринимает и испытывает извне. Тут все дело в том, как мыслится отношение между вещами и им самим как человеком, а стало быть, и его телом. Вот почему те же образы в состоянии бодрствования могут очень интересовать его, но не обмануть, какими бы яркими они ни были. Хотя он и имеет тогда в своем мозгу представление о себе самом и своем теле, с которым он сравнивает образы своей фантазии, но действительное ощущение своего тела через органы внешних чувств составляет такой контраст всем его химерам, что он должен разобраться в том, что им сочинено и что им [действительно] воспринято. Если он при этом заснет, то воспринимаемое его телом представление исчезнет и останется лишь представление, которое он сам сочинил и по сравнению с которым остальные химеры мыслятся как внешние и обманывают спящего, поскольку в нем нет ощущения, которое позволяло бы ему путем сравнения с представлением отличить прообраз от призрака, внешнее = от внутреннего. От бодрствующих сновидцев, таким образом, совершенно отличаются духовидцы — не только по степени, но и по характеру: духовидцы наяву и часто при исключительной яркости других ощущений относят те или иные предметы в места, занимаемые другими внешними вещами, которые они действительно воспринимают, и вопрос здесь только в том, каким это образом они обман своего воображения перемещают вовне себя, а именно по отношению к собственному телу, которое они также ощущают внешними чувствами.
Это нельзя объяснить исключительной ясностью их видений, потому что здесь все зависит от того, в какое место они как некий предмет помещены, и потому я желал бы, чтобы было показано, каким путем душа ставит свои образы, которые она должна представлять как внутренние, в совершенно другое отношение, а именно перемещает их куда-то вне человека, среди предметов, возбуждающих в ней действительные ощущения. Не могу я также удовлетвориться, ссылкой на другие случаи, имеющие некоторое сходство с таким обманом и происходящие, скажем, при лихорадочном состоянии; ведь независимо от того, здоров или болен человек, впадающий, в обман, важно знать не то, бывает ли вообще нечто подобное, а как возможен этот обман.

Но когда пользуемся внешними чувствами, мы находим, что, кроме ясности, с которой представляются предметы, мы имеем еще и представление об их местонахождении, не всегда, быть может, одинаково верное, но как необходимое условие ощущения, без которого невозможно было бы представить себе вещи вне нас. При этом весьма вероятно следующее: душа наша помещает в своем представлении воспринятый предмет в том месте, где сходятся различные направляющие линии впечатления от него, если продолжить эти линии. Поэтому лучеиспускающая точка видна на том месте, где пересекаются линии, идущие от глаза в направлении падения световых лучей. Эта точка, которая называется зрительной точкой (Sehpunkt), в действительности есть точка расхождения лучей, но в представлении она есть точка слияния тех линий направления, по которым сообщается впечатление (focus imaginarius [мнимый фокус]). Так, можно даже одним глазом определить место видимого предмета, как это, между прочим, бывает, когда спектр тела при помощи вогнутого зеркала виден в воздухе именно там, где лучи, исходящие из какой-нибудь точки предмета, пересекаются, прежде чем достигают глаза52.

Быть может, и при восприятии звуков (потому что вибрация их также происходит по прямым линиям) допустимо, что ощущение их сопровождается представлением о focus imaginarius, помещаемом там, где сходятся продолженные прямые линии, идущие от вибрирующих нервных клеток мозга.

В самом деле, мы некоторым образом замечаем местоположение звучащего предмета и расстояние до него, даже когда звук тихий и раздается позади нас, хотя прямые линии, которые можно было бы провести оттуда, попадают не в отверстие уха, а в другие части головы, так что надо предположить, что в представлении нашей души эти направляющие линии сотрясения продолжены от мозга в пространство и звучащий предмет переносится в точку их схождения. То же самое, как мне кажется, можно сказать и об остальных трех чувствах, которые от зрения и слуха отличаются тем, что воспринимаемый ими предмет приходит в непосредственное соприкосновение с их органами и линии направления чувственного возбуждения имеют поэтому свою точку соединения в самих этих органах.

Чтобы применить это к образам фантазии, да позволено будет мне исходить из того, что сказал Кар- тезий и с чем после него согласилось большинство философов, а именно: все представления силы воображения сопровождаются определенными движениями в нервной ткани, или в нервном духе, нашего мозга которые мы называем ideas materiales [материальными идеями], т. е. сопровождаются, вероятно, сотрясением, или вибрацией, отделяющегося от них тонкого элемента, похожим на движение, производимое чувственным впечатлением, копию которого оно составляет. Так пусть со мной согласятся, что основное различие между движением нервов при игре воображения и при ощущениях заключается в том, что линии направления движения в первом случае пересекаются внутри мозга, а во втором — вне его. А так как при ясных ощущениях наяву focus imaginarius, в котором представляется предмет, находится вне меня, а игрой моего воображения, которая в это же время имеет место, он переносится внутрь меня, то я не могу, пока я бодрствую, безошибочно отличить плод моего собственного воображения от чувственных впечатлений.

Если согласиться с этим, то я мог бы, пожалуй, указать в качестве причины нечто всем понятное относительно того рода расстройства ума, которое именуется умопомешательством, а в более сильной степени — безумием.

Особенность этой болезни заключается в том, что сбившийся с толку человек принимает предметы своего воображения за нечто внешнее, действительно находящееся перед ним. Я уже заметил, что обычно линии направления движения, которые в мозгу сопровождают игру воображения как материальные вспомогательные средства, пересекаются внутри мозга и потому место, в котором мозг сознает свой образ, во время бодрствования мыслится находящимся в нем самом. Стало быть, если предположить, что случайно или из-за болезни некоторые органы мозга так изменены и выведены из своего надлежащего равновесия, что движение нервов, вибрирующих согласованно с некоторыми фантазиями, совершается по направлению таких линий, которые, будучи продолжены, пересекаются вне мозга, то в таком случае focus imaginarius будет перенесен вне мыслящего субъекта 53 и образ, чистейший плод воображения, будет казаться предметом, доступным нашим внешним чувствам. Как ни слаб вначале подобный призрак фантазии, смущение, вызываемое мнимым видением вещи, которая по естественному порядку не должна была бы находиться перед человеком, немедленно возбудит внимание и придаст обманчивому ощущению такую живость, что введенный в заблуждение человек не усомнится в его действительности. Такому обману подвержено любое внешнее чувство, потому что от каждого из них мы имеем воспроизведенные образы в воображении и нарушение нервной ткани может вызвать перемещение focus imaginarius туда, откуда должно явиться чувственное впечатление действительно существующего физического предмета. Не удивительно поэтому, если фантазеру кажется, что он очень ясно видит или слышит многое такое, чего никто, кроме него, не замечает. Не удивительно также и то, что эти химеры появляются и внезапно исчезают или же, обманывая одно чувство, например зрение, не воспринимаются другими, например осязанием, и потому кажутся проницаемыми. Обычные рассказы о духах в значительной степени сводятся к определениям такого рода и вполне подтверждают предположение, что они могут, пожалуй, возникнуть из подобного источника.
И таким образом то ходячее понятие о духовных существах, которое мы выше позаимствовали из общепринятого словоупотребления, вполне соответствует этому обману и нисколько не скрывает своего происхождения: существенным признаком этого понятия должна ведь быть проницаемость предмета в пространстве (die Eigenschaft einer durchdringlichen Gegenwart im Raume).

Весьма вероятно также, что привитые воспитанием понятия о духах дают больной голове материал для создания их обманчивых образов и что мозг, свободный от подобных предрассудков, если бы даже на него нашла какая-то причуда, вряд ли так легко стал бы измышлять такого рода образы. Далее, отсюда видно, что болезнь фантазера поражает, собственно, не рассудок, а коренится в обмане чувств и что, стало быть, никакое резонерство не избавит несчастного от его видений, потому что действительное или мнимое чувственное восприятие предшествует всякому суждению рассудка и обладает непосредственной очевидностью, которая далеко превосходит всякое другое убеждение.

Вывод, вытекающий из этих рассуждений, имеет то неудобство, что он делает излишними все глубокомысленные предположения предыдущей главы и что читатель, даже склонный согласиться с некоторыми высказанными там идеальными соображениями, предпочтет, однако, придерживаться понятия, которое, приводя более удобным и коротким путем к тому или другому решению, может рассчитывать на всеобщее одобрение. В самом деле, помимо того, что разумному мышлению, по-видимому, более приличествует заимствовать доводы из материала, даваемого нам опытом, чем теряться в неустойчивых понятиях наполовину измышляющего, наполовину умозаключающего разума, вы здесь рискуете подвергаться насмешкам, а насмешки — обоснованны они или нет — сильнее всех других средств способны удержать от бесплодных исследований. Уже само желание серьезно объяснять игру воображения фантазеров послужило бы поводом для плохих предположений, и философия, очутившаяся в столь дурном обществе, скомпрометировала бы себя. Я, правда, не отрицал помешательства в подобного рода явлениях, а, напротив, связывал его с ними если не в качестве причины воображаемого общения с духами, то в качестве его естественного следствия. Но спрашивается, где та глупость, которая не могла бы быть согласована с той или иной беспочвенной философией? Поэтому я нисколько не осужу читателя, если он, вместо того чтобы считать духовидцев наполовину принадлежащими иному миру, тотчас же запишет их в кандидаты на лечение в больнице и таким образом избавит себя от всякого дальнейшего исследования. Но если стать на такую точку зрения, то нужно будет признать огромную разницу между таким отношением к адептам мира духов и отношением, исходящим из вышеизложенных понятий, и если прежде считали нужным иногда предавать некоторых из них сожжению, то теперь совершенно достаточно дать им слабительного. При таком положении вещей было бы также излишне заходить так далеко и при помощи метафизики отыскивать какие-то тайны в воспаленном мозгу обманутых фантазеров. Решение загадки мог бы дать нам один лишь проницательный Гудибрас 12, однажды заметивший: когда ипохондрический ветер гуляет по нашим внутренностям, то все зависит от того, какое направление он принимает: если он пойдет вниз, то получится неприличный звук, если же он пойдет вверх, то это видение или даже священное вдохновение.

<< | >>
Источник: Иммануил Кант. СОЧИНЕНИЯ. В ШЕСТИ ТОМАХ. ТОМ 2. 1964

Еще по теме ГЛАВА ТРЕТЬЯ АНТИКАББАЛА. ФРАГМЕНТ ОБЫЧНОЙ ФИЛОСОФИИ, ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ПРЕКРАТИТЬ ОБЩЕНИЕ С МИРОМ ДУХОВ:

  1. ГЛАВА ТРЕТЬЯ АНТИКАББАЛА. ФРАГМЕНТ ОБЫЧНОЙ ФИЛОСОФИИ, ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ПРЕКРАТИТЬ ОБЩЕНИЕ С МИРОМ ДУХОВ