§ 16. Суждение вкуса, в котором предмет признается прекрасным в зависимости от определенного понятия, не есть чистое суждение

Цветы — это свободная красота в природе. Чем же должен быть цветок, вряд ли кто-нибудь знает, кроме ботаника; и даже он, который по цветку узнает орган оплодотворения растения, не принимает во внимание эту цель природы, когда судит о цветах на основании вкуса. Следовательно, в основу такого суждения не полагают никакого совершенства того или другого вида, никакой внутренней целесообразности, к которой относился бы синтез многообразного. Многие птицы (попугай, колибри, райская птица), множество морских моллюсков сами по себе суть такая красота, которая не присуща ни одному предмету, определяемому по понятиям в отношении его цели: они нравятся необу- словленно (frei) и сами по себе. Так, рисунки a la grec- que, орнамент из листьев, вырезанный на картинных рамах, обоях и т. д., сами по себе ничего не означают: они ничего не представляют — никакого подводимого под определенное понятие объекта; они свободная красота. К этому же роду можно отнести и то, что в музыке называется фантазиями (без темы), да и всякую музыку без текста.

В оценке свободной красоты (по одной лишь форме) суждение вкуса есть чистое суждение. Здесь не предполагается никакое понятие о какой-либо цели, ради которой многообразное должно было бы служить для данного объекта и которая, следовательно, указывала бы, что именно должен представлять объект; этим свобода воображения, которое как бы играет, наблюдая [данную] фигуру, была бы только ограничена.

Но красота человека (а внутри этого вида красота мужчины, женщины или ребенка), красота лошади, строения (как, например, церкви, дворца, арсенала или беседки) предполагают понятие о цели, которое определяет, чем должна быть вещь, стало быть, предполагает понятие ее совершенства, и, следовательно, она есть чисто привходящая красота.

Многое, что непосредственно нравится при созерцании, можно было бы приладить к зданию, если бы только оно не должно было быть церковью; внешний вид можно было сделать более красивым с помощью всевозможных завитушек и легких, но правильных штрихов, как это делают новозеландцы при татуировке, если бы только это был не человек; и человек мог бы иметь гораздо более тонкие черты и более миловидные и кроткие очертания лица, если бы только он не должен был представлять мужчину, и тем более военного.

Удовольствие от многообразного в вещи из-за внутренней цели, которая определяет ее возможность, есть удовольствие, основанное на понятии; удовольствие же от красоты не предполагает никакого понятия, а непосредственно связано с представлением, с помощью которого предмет дается (а не мыслится). Если суждение вкуса, имея в виду удовольствие от красоты, делают зависимым от цели в удовольствии от многообразия как суждении разума и тем самым его ограничивают, оно уже не свободное и не чистое суждение вкуса.

Правда, через это соединение эстетического удовольствия с интеллектуальным вкус выигрывает в том смысле, что он фиксируется, и хотя он и не всеобщий вкус, но в отношении некоторых целесообразно определенных объектов ему могут быть предписаны правила. Но тогда они не правила вкуса, а только правила согласования вкуса с разумом, т. е. прекрасного с добрым, благодаря чему прекрасное становится пригодным в качестве инструмента для цели в отношении доброго, чтобы на то расположение души, которое поддерживает само себя и обладает субъективной общезначимостью, опирался образ мыслей, который может быть поддержан только посредством предполагающего усилие решения, но который имеет объективную общезначимость.

Суждение вкуса только в том случае было бы чистым в отношении предмета с определенной внутренней целью, если бы тот, кто высказывает это суждение, или не имел бы никакого понятия об этой цели, или в своем суждении абстрагировался от нее. Но хотя бы он и высказал правильное суждение вкуса, судя о предмете как о свободной красоте, все же в этом случае другой, который рассматривает красоту в предмете только как привходящее свойство (имеет в виду цель предмета), выразил бы ему порицание и обвинил бы его в ложном вкусе, хотя обе стороны судят по-своему правильно: один — по тому, чтб предстает его [внешним] чувствам, другой — по тому, чтб у него в мыслях. Этим различением можно иногда уладить спор о красоте между ценителями вкуса, когда им покажут, что у одного речь идет о свободной красоте, а у другого — о привходящей; первый высказывает чистое, а второй — прикладное суждение вкуса.