ССЫЛКА В ВОЛОГДУ. I ВОЗВРАЩЕНИЕ В КИЕВ |

В начале XX века в Вологду хлынула большая волна ссыльнопоселенцев, город стали называть ссыльной Вологдой. Его временными жителями стали видные русские писатели и философы, литературные критики и публицисты, врачи и ученые, люди, занимающиеся политикой.

Высланными в Вологду оказались: философ Н. А. Бердяев, врач А. А. Богданов, писатель А. М. Ремизов, политический деятель Б. В. Савинков с женой — дочерью известного русского писателя Г. И. Успенского, П. Е. Щеголев, о котором Ремизов в своих воспоминаниях говорил, что он «ума неизмеримого... ходящий по бескрайнему морю русской летописи, «яко по суху»... высокой культуры, классик, читавший и по-санскритски, и по-персидски» . Через некоторое время приехал будущий нарком просвещения А. В. Луначарский, который был женат на сестре А. А. Богданова. Срок ссылки почти у всех составлял три года.

Из писем Бердяева к родителям, относящихся к первому году вологодской ссылки, видно, что основную часть времени он уделял умственной работе, хотя также и гулял в окрестностях, катался на лодке и велосипеде, который брал у знакомых. «Нервно W физически,— писал он,— чувствую себя хорошо, так как веду очень правильный образ жизни, очень спокойный, вытираюсь каждое утро свежей водой и принимаю мышьяк. Заниматься, писать мне Здесь очень хорошо, а это для меня чрезвычайно важно» .

Уже в мае 1900 г. Николай Александрович получил йз Петербурга немецкую книгу, вероятно, В. Виндельбанда «Нормы и законы природы», которую ему было предложено перевести. Это был единственный перевод, опубликованный им в ссылке. Именно здесь зарождались его первые научные статьи и книги.

Сразу же после отъезда Бердяева в Волощу его родные начали прилагать отчаянные усилия к тому, чтобы перевести юношу поближе к дому или сделать постоянными его поездки в Киев. Особенно бурную деятельность развили княжна Ольга Валериановна Лопухина- Демидова — кузина матери Бердяева — и ее муж, крестный Николая Александровича, товарищ отца по кавалергардскому полку. Чета Лопухиных-Демидовых, как известно, принадлежала к числу тех влиятельных родственников, от которых могло зависеть реальное смягчение приговора.

Ольгой Валериановной было написано послание товарищу министра внутренних дел князю П. Д. Святополк-Мирскому, в котором она подчеркивала, что «студент Киевского университета Николай Александрович Бердяев за беспорядки, бывшие в университете святого Владимира, приговорен к выселению на жительство в Вологодскую губернию, где он уже находится с весны сего года. Он никогда на севере не жил и при слабости здоровья, и в особенности слабости дыхательных органов, не вынесет суровой зимы. Жизнь на севере для него равносильна смертному приговору... Николай Бердяев страдает падучею болезнью и не может быть признан вполне умственно нормальным. Ненормальность умственная у них в семействе. Дед, генерал-лейтенант М. Бердяев, умер сумасшедшим, отец Николая страдает сильным нервным расстройством... старший брат Николая Бердяева — Сергей, хотя и на свободе, но совершенно ненормальный человек» . Факты о состоянии здоровья Бердяева, приведенные в письме Лопухиной-Демидовой, явно преувеличены. Писатель Б. Зайцев, знавший отца Бердяева, отмечал, что он вполне нормальный в психическом отношении человек, это «...барин южно-русских краев, от него... Николай Александрович наследовал вспыльчивость: помню, рассказывали, что отец этот вскипел раз на какого-то монаха, погнался за ним и чуть не прибил палкой.

Брат философа, известный поэт-сатирик, печатавшийся под псевдонимом «Аспид», действительно страдал нервным расстройством.

Бердяев говорит об этом в своей автобиографической повести ^Самопознание». Помимо воспоминаний самого философа о брате, любопытные сведения сообщает также С. А. Венгеров в своем «Критико-биографическом словаре». Он пишет: «.. .поэт С. А. Бердяев печатно заявляет, что он пошлый «субъект», действующий иногда «в состоянии помрачения здравого разума» . При этом следует сказать, как составлял свой словарь Венгеров. Он рассылал письма-анкеты людям, творчество которых, по его мнению, заслуживало внимания,— писателям, поэтам, ученым, врачам. Отвечая на письмо, они сами раскрывали сильные, а иногда и слабые стороны сгіоей деятельности или натуры. Иногда винились, каялись в «грехах», как это сделал брат философа, якобы обидевший поэта А. Н. Плещеева, о чем он и написал профессору Венгерову: «Мое поведение было самой грубой и пошлой выходкой против Плещеева... Оправдаться я никоим образом не могу, скажу лишь следующее: при болезненной мнительности и слабости своего характера я поддался тогда влиянию ложных друзей» . Брат Бердяева — Сергей Александрович — был действительно очень мнительным и болезненным, причем нервные расстройства, свойственные ему, иногда резко обострялись, и он впадал в состояние невменяемости. На этот факт расстройства здоровья Сергея Бердяева ссылался департамент Киевской полиции, когда в 1896 г. Бердяеву было отказано в издании для розничной продажи ежедневника «Изо дня в день», в то время, как жене его было разрешено издание газеты «По суше и по морю».

Что же касается остальных членов семейства, то они были вполне нормальными людьми, если, конечно, не считать психическим отклонением излишнюю вспыльчивость.

Однако о серьезном нервном заболевании, якобы свойственном Николаю Александровичу, писала в обращении на имя товарища министра и мать Бердяева, Алина Сергеевна, в сентябре 1900 г.

Бердяев на месте ссылки был подвергнут медицинскому освидетельствованию на предмет выявления психического расстройства и эпилепсии — падучей болезни. Результаты медицинского освидетельствования были затем отправлены в Петербург и там приобщены к соответствующему делу, в них значилось, что Бердяев «...роста среднего, телосложения умеренного, малокровен. Жалуется на головные боли, нервные подергивания в лице и теле, бессонницу, мышечный ревматизм давнего происхождения. На вопрос, страдает ли он падучею болезнию — заявил, что таковою он не страдает; на вопрос, не страдает ли он какими-либо болезнями внутренних органов/ — ответил отрицательно и присовокупил, что за время пребывания в городе Волоще он не заметил какого-либо ухудшения в состоянии своего здоровья и посему не признал нужным подвергнуть себя объективному врачебному исследованию. Ненормальности в психическом отношении не замечено» .

Чрезмерная опека и ходатайства о переводе в более теплый климат вызвали у Бердяева недовольство и возмущение, тем более было обещано, что без его ведома и желания никаких мер принято не сбудет. «Мне ведь уже 26 лет, у меня есть своя личная жизнь!. Я не обязан отдавать отчета, почему я считаю для себя нужным действовать так, а не иначе, и я не такой человек, который способен действовать бессмысленно и бесцельно... Я ведь не маленький ребенок, чтобы мною распоряжаться без участия моей волн, я это говорю не из глупого самолюбия, а потому, что не хочу, чтобы калечили мою жизнь» ,— писал он отцу.

В сентябре 1900 г. Николаю Александровичу была разрешена двухнедельная поездка в Киев для свидания с больным отцом. В Киеве полиция установила за ним негласный надзор. В результате наблюдения выяснилось, что по прибытии в Киев он «немедленно направился к известному марксисту Василию Водовозову, привлеченному к дознанию по делу о распространении в Киеве преступных воззваний, а 27 сентября участвовал в состоявшемся у Водовозова конспиративном собрании... представителей марксистского направления, а может быть, и заседании какого-либо съезда южных социал-демократических деятелей» .

Это общение Бердяева с киевскими социал-демократами в немалой степени способствовало тому, что ему на длительный период были запрещены отпуска. На прошении отца Бердяева йа имя министра внутренних дел о разрешении сыну отпуска в июне 1901 г. была наложена такая резолюция: «Все это совершенно невозможно. Бердяева никуда пускать нельзя».

Однако в августе-сентябре 1901 г. родственники добиваются разрешения на его отлучку из Вологды в местечко Фастов, ще он провел время с родителями и ни в чем предосудительном замечен не был, о чем свидетельствует сообщение департамента полиции. Но эти небольшие по времени отпуска помогают ему, в известной мере, скоротать свое пребывание в ссылке.

Волоща в это время была одним из центров духовной жизни России, «новые книги в первую голову посылались в Вологду И не в книжный магазин Тарутина, а к тому же Щеголеву. И было известно все, что творится на белом свете: из Арзамаса писал А. М. Горький, из Полтавы — В. Г. Короленко, из Петербурга — Д. В. Философов (он же высылал и «Мир искусства»), А. И. Шахматов, П. Б. Струве, Д. Е. Жуковский, а из Москвы — В. Я. Брюсов, Ю. К. Балтрушайтис и Леонид Андреев. Между Парижем» Цюрихом, Женевой и Волощой был подлинно «прямой провод» ,— вспоминал А. Ремизов.

На вершине «гнездилища Парнаса» в Вологде, по свидетельству [того же Ремизова, находились Н. А. Бердяев и А. В. Луначарский. \Бердяев, в частности, «не без игры декламировал»...

В процессе бурных философских, общественно-политических и литературных споров постепенно сформировались различные мировоззренческие группировки, ориентирующиеся на материализм или і [деализм. Бердяев тяготел к последнему. Если историческая обстановка, участие в антиправительственной, революционной деятельности способствовали направленности Бердяева в сторону материализма, то влияние таких писателей, как Ибсен, философов — Канта и др. будило в его душе духовно-идеалистические порывы. От критически трактуемого марксизма начинается его путь к идеализму. Путь этот был противоречив, труден и сложен, но отдельным экономически-реалистическим положениям и выводам К. Маркса он оставался верен всю свою жизнь.

В 1901 г. вышла его первая книга «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н. К. Михайловском», которую можно считать началом его полемики с В. Ильиным (Лениным) и М. Бельтовым (Плехановым). Предисловие к этой книге написал П. Струве, подчеркнув, что «важный шаг в деле критической перестройки марксизма... делает книга Бердяева» .

Критикуя «субъективизм» Михайловского, Бердяев писал: «Мы присоединяемся к мнению В. Ильина, что основной пункт разногласия между русскими «учениками» (Маркса.— Авт.) и народниками —

это отношение к развитию капитализма. Первые — оптимисты, они видят в развитии капитализма прогресс, вторые — пессимисты —

для них развитие капитализма, развитие промышленности есть отклонение от идеала» . Он, по его словам, разделяет социологические взгляды Н. Бельтова (Плеханова), но упрекает последнего в том, что «... излишняя ортодоксальность, преданность традициям доктрины помешала этому талантливому писателю окончательно свести теоретические счеты с «субъективистами» * Решение проблемы о взаимосвязи субъективизма и объективизма Бердяев предлагал на «.. .общей почве кантовского философского критицизма и марксовского социального монизма» .

Бердяев, как видим, еще следует за «великим немцем», как он называл К. Маркса, но уже стремится увязать марксизм с философией Канта. Понятие «объективации» он использует в кантовской интерпретации, полагая, что только «трансцендентальная философия обосновывает познавательный объективизм»— «теория познания (гносеология) именно и имеет дело с общечеловеческим трансцевдентальным, а не с субъективным психологическим познанием» (лат. transcendentus — перешагивающий, выходящий за пределы).

В 1902 г. вышел сборник «Проблемы идеализма», в котором нашла печатное выражение полемика между идеализмом и материализмом. Бердяев представил в сборник статью «Этическая проблема в свете философского идеализма», содержание которой свидетельствовало о дальнейшей эволюции его взглядов — переходу к идеализму. Он признает, что к позитивизму и ортодоксальному марксизму относится все более и более критически.

В данной статье он разрабатывает проблемы нравственности, но уже с позиций идеализма. Вслед за Кантом, философ утверждает] что проблема должного не выводима из сущего, из эмпирического бытия. «Этика, то есть философское учение о должном,— автономна, она не зависит от науки, от познания сущего» . Бердяев понимаем должное как нравственный закон, как голос Божий внутри человека который дан для «мира сего», но «не от мира сего». «Должное»—г это абсолютное, «сущее»—относительное, «должное» выступает как объективная истина, существующая независимо от сущего как эмпирического, классового. Истина как должное задана нам изначально и проявляется в том случае, если поведение человека или общества согласуется с ее ценностными установками. С идеями Бердяева перекликались позиции С. Булгакова, JI. Шестова, В. Эрна и других, также поместивших на страницах сборника свои статьи.

Своеобразным ответом «идеалистам» явилась работа «Очерки реалистического мировоззрения» (Спб., 1904), авторами которой были С. Суворов, А. Луначарский, В. Базаров, А. Богданов, А. Финн, П. Маслов, П. Румянцев, Н. Корсак, В. Шулятиков, Б. Фриче. Авторы очерков попытались ответить на вопрос, почему определенная часть русской интеллигенции увлеклась метафизикой и идеализмом. В частности, в предисловии к сборнику отмечалось, что «.. .профессиональная интеллигенция — есть класс не самостоятельный по своему положению среди общества, нервный и впечатлительный по своей организации. Жизненные бури и грозы производят на интеллигенцию тяжелое, угнетающее действие, и если при этом она сразу не находит для себя твердой опоры в окружающей среде, если прежняя опора оказывается не подходящей к ее стремлениям и интересам, то бегство от жизни в практике и познании становится общим явлением. Тоїда наступает время увлечения метафизикой* с ее воздушными замками, с теми фиктивными опорами, которые предлагает она для живой жизни, с ее идолами, заменяющими идеалы» .

В «Очерках» излагались основные принципы реалистического мировоззрения как развивающейся системы, указывающей путь к систематическому познанию всего, что дает опыт, практика. Задача реалистической философии, по мнению авторов,— бороться с тенями и призраками мысли, искать истину, а не удовлетворяться иллюзиями, познавать бытие как реальность. «Реализм не верит в прирожденное право человеческого разума давать свои законы природе,— он признает только право приобретенное, только право, завоеванное борьбой» .

Вологодскую ссылку Бердяев не отбыл до конца, прожив в Вологде два года из положенных ему трех. Благодаря неоднократным ходатайствам близких ему людей весной 1902 г. он переехал в Житомир. В справке департамента полиции было отмечено, что апреля 1902 г. с разрешения министра внутренних дел Бердяев выбыл из Вологды в г. Житомир.

По окончании ссылки в 1903 г. Бердяев возвратился в Киев. В это время ему был запрещен въезд в столицы сроком на пять Ьтет. В Киеве он познакомился и подружился на всю жизнь с Львом [Шестовым, который вспоминал, как он с Бердяевым и другими литераторами встречал Новый год: «В эти годы, выпивши немного, я становился задирой. Мои друзья знали эту слабость и всегда находили способ меня подпоить. В этот вечер Бердяев сидел рядом со мной. Я дразнил его невероятно, вызывая взрывы общего хохота. Но когда мой хмель прошел, я сообразил, что Бердяев, вероятно, обижен. Я извинился перед ним и предложил выпить на брудершафт. Кроме того, я просил его для доказательства, что он простил, зайти ко мне на следующий день. Он пришел. Так началась наша дружба. Никогда мы не были согласны. Мы всегда сражались, кричали, он всегда упрекал меня в шестовизации авторов, о которых я говорю» .

В 1904 г. С. Булгаков знакомит его с Лидией Юдифовной Трушевой, которая в юности также занималась революционной деятельностью и в Киев попала как бы в ссылку. И здесь пути их пересеклись. Бердяев писал об этой встрече: «Лето 1904 года имело большое значение в моей жизни. В это время я встретил друга моей жизни Лидию. Она по натуре была душа релищозная, но прошедшая через революционность, что особенно ценно» . По воспоминаниям современников, Лидия Юдифовна была женщиной редкостной красоты и особой, ни на кого не похожей духовности, в которой преобладали искания справедливости и равенства в сочетании с ортодоксальным католицизмом.

О высоте и чистоте отношений Николая Александровича к будущей жене можно судить по письму, написанному им в сентябре 1904 г., в котором он с присущей ему откровенностью и искренностью признается в своих чувствах и говорит о свойственных ему сомнениях и недостатках. В частности, он пишет: «Мое бедное, родненькое и любимое дитя... Половая полярность есть основной вопрос жизни и, может быть, основа мира. Это лучше понимали древние, а мы отвратительно бессильны и вырождаемся все больше и больше... Это сложный и страшный вопрос, дитя мое. Ведь дело не в том, что ты согласилась жить со мной в физиологической близости, этого страшно мало и этого нельзя принять, если ты согласна быть моей женой для меня, а не для себя, для того, чтобы я был удовлетворен, чтобы мне не было плохо, а не потому, что ты хочешь иметь меня своим мужем, для себя хочешь... На половую жизнь нельзя смотреть со стороны, она возможна только тогда, коща обе стороны забываются, когда каждый хочет другого» . В октябре 1904 г. в возрасте тридцати лет Николай Александрович женится на Лидии Юдифовне.

В это же время ему была предложена работа в Петербурге в редакции журнала «Новый путь», и он обратился к министру внутренних дел с просьбой снять ограничения о выборе места жительства. Мотивировка была следующая: «Я получил постоянную работу в качестве члена редакции одного журнала, и это требует моего пребывания в Петербурге, а работа эта является моей специальностью и единственным моим заработком» . Его просьба была удовлетворена.