IV О ПРОИСХОЖДЕНИИ злого В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ
Но каково бы ни было происхождение морально злого в человеке, среди всех способов представления о распространении и продолжении морально злого всеми членами рода человеческого и во всех поколениях самый неприличный — это когда морально злое представляют себе как переходящее к нам по наследству от прародителей; ведь о морально злом можно сказать то же, что поэт сказал о добром14: genus et proavos et quae поп feci- mus ipsi, vix ea nostra puto 11. Еще надо заметить, что, когда мы исследуем происхождение злого, мы вначале не принимаем еще в расчет предрасположения к нему (как peccatum in potentia), а принимаем во внимание лишь действительно злое в данных поступках по его внутренней возможности и по тому, что для их совершения должно соединиться в произволе.
Каждый злой поступок, если ищут происхождение его в разуме, надо рассматривать так, как если бы человек дошел до него непосредственно из состояния невинности.
В самом деле, каково бы ни было его прежнее поведение и каковы бы ни были воздействовавшие на него естественные причины, а также заключались ли они в нем или были вне его, все же его поступок свободен и не определен ни одной из этих причин; следовательно, о нем можно и должно судить как о первоначальном проявлении его произвола. Он не должен был совершить его, каковы бы ни были условия данного времени и личные отношения, ибо нет таких причин в мире, которые могли бы заставить его перестать быть существом, действующим свободно. Хотя вполне справедливо говорят, что человеку вменяются и последствия, вытекающие из его прежних свободных, но противных закону поступков, но этим хотят сказать только то, что нет необходимости прибегать к этой отговорке и решать, могут ли последствия быть свободными или нет, так как уже в сознательно свободном поступке, который был их причиной, имеется достаточное основание для вменения. Но если кто-нибудь вплоть до непосредственно предстоящего поступка был также зол (вплоть до привычки как второй натуры), то не только было его долгом быть лучше, но и теперь еще его долг — стать лучше; следовательно, он и может это делать и, если он этого не делает, он так же вменяем и подлежит вменению в момент совершения поступка, как если бы он, наделенный естественной склонностью к добру (которая неотделима от свободы), перешел от состояния невинности к злу.— Следовательно, мы можем не ставить вопрос о происхождении такого действия во времени, а должны ставить вопрос только о происхождении его в разуме, чтобы сообразно с этим определить предрасположение, т. е. субъективное всеобщее основание принятия нарушения в нашу максиму, если таковое есть, и по возможности объяснить его. С этим вполне согласуется и тот способ представления, которым пользуется [священное] писание, чтобы изобразить происхождение злого как начало его в роде человеческом, представляя его в некотором повествовании, где то, что по существу своему (безотносительно к условию времени) должно мыслить как первое, является как первое по времени. По [священному] писанию, зло начинается не из лежащего в основе предрасположения ко злу, так как иначе начало его не возникало бы из свободы, а с греха (под которым подразумевается нарушение морального закона как божественной заповеди); состояние же человека до всякого предрасположения к злому называется состоянием невинности. Моральный закон предшествовал [здесь] как запрет (1. Моисея, II, 16, 17), как это и должно быть у человека как не чистого, а искушаемого склонностями существа. Вместо того чтобы прямо следовать этому закону как достаточному мотиву (который один только безусловно добр, при этом уже не может быть никаких сомнений), человек стал искать еще другие мотивы (III, 6), которые могут быть добрыми только условно (а именно поскольку этим не наносится закону ущерб), и сделал себе (если мыслят поступок как сознательно возникающий из свободы) максимой следовать закону долга не из чувства долга, а принимая в соображение в лучшем случае другие цели. Стало быть, он начал с сомнения в строгости заповеди, исключающей влияние всякого другого мотива, а затем умствованиями 12 низвел повиновение ей (под принципом себялюбия) до чисто условного средства, из-за чего в конце концов в его максиме чувственные побуждения получили перевес над мотивами из закона» и таким образом стал грешить (III, 6). Mutato nomine de te fabuia narratur15. Что мы ежедневно поступаем точно так же, стало быть, «в Адаме все согрешили» и теперь грешим,— это ясно из вышесказанного; разница лишь в том, что у нас есть уже прирожденное предрасположение к нарушению [закона], а в первом человеке по времени предполагается не оно, а невинность; вот почему нарушение [закона] у него называется грехопадением, тогда как у нас оно представляется следствием из уже прирожденной злонравности нашей природы. Но это предрасположение означает лишь то, что, если мы хотим объяснить злое по его началу во времени, нам при каждом преднамеренном нарушении [закона] пришлось бы прослеживать причины его в прежний период нашей жизни вплоть до периода, когда применение разума еще не достигло развития, стало быть, прослеживать источники зла вплоть до такого предрасположения (как естественной основы) к злому, которое именно поэтому называется прирожденным. А у первого человека, которого представляют уже с полной способностью применения своего разума, это не нужно, да и невозможно, иначе указанную основу (т. е. предрасположение к злому) пришлось бы считать врожденной. Поэтому его грех показан как возникший непосредственно из невинности.— Но мы не должны искать для морального свойства, которое должно быть нам вменено, какое-либо происхождение во времени, как бы неизбежно оно ни было, если мы хотим объяснить его случайное существование (поэтому и [священное] писание соответственно этой нашей слабости представляет его именно так). Но происхождение в разуме этого нестроения нашего произвола в отношении способа, каким подчиненные мотивы включаются в максимы нашего произвола в качестве высших, т. е. происхождение этого предрасположения к злому, остается для нас непостижимым, так как оно само должно быть нам вменено, следовательно, указанное высшее основание всех максим в свою очередь потребовало бы допущения злой максимы. Злое могло возникнуть только из морально злого (а не из одной лишь ограниченности нашей природы); и все же первоначальные задатки (которые никто другой не мог испортить, кроме самого человека, если ему должна быть вменена эта испорченность) суть задатки доброго. Для нас, следовательно, нет никакой понятной причины того, откуда впервые могло бы появиться в нас морально злое.— Эту непостижимость вместе с более подробным определением рода человеческого [священное] писание выражает в историческом повествовании 13 тем, что злое оно предпосылает, правда, в начале мира, но не в человеке, а в некоем духе, чье предназначение первоначально более возвышенно. Тем самым, следовательно, первое начало всего злого вообще представлено как непостижимое для нас (ибо откуда у этого духа злое?), человек же впадает в злое только через искушение, стало быть, он испорчен не в основании (даже по первым задаткам доброго), а как способный еще к совершенствованию в противоположность совращаюп?ему духу, т. е. такому существу, которому для смягчения его вины нельзя приписать искушение плоти; таким образом, человеку, который, несмотря на испорченное сердце, все еще имеет добрую волю, остается надежда на возвращение к доброму, от которого он отклонился.
Еще по теме IV О ПРОИСХОЖДЕНИИ злого В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ:
- ЧАСТЬ ПЕРВАЯ О СОСУЩЕСТВОВАНИИ ЗЛОГО ПРИНЦИПА С ДОБРЫМ, ИЛИ ОБ ИЗНАЧАЛЬНО ЗЛОМ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ
- О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА. О ЖИЗНИ И СМЕРТИ
- ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА
- Принципы человеческой природы
- И О ПРЕДРАСПОЛОЖЕНИИ К ЗЛОМУ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ
- Об изначально злом в человеческой природе
- Свойственно ли сострадание человеческой природе?
- ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА Human nature
- Эмпиризм и субъективность: опыт о человеческой природе по Юму
- I О ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ ЗАДАТКАХ ДОБРОГО В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ
- Глава 1 БУДУЩЕЕ И ПРИРОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЗАБЛУЖДЕНИЙ
- Две крайности в понимании природы человеческих отношений
- Вместо заключения КОНЕЦ СВЕТА И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА
- Томас Гоббс о природе человека. Теория «общественного договора» и происхождение государства
- § 77. О той особенности человеческого рассудка, благодаря которой для нас становится возможным понятие о цели природы
- Глава XII Главнейшие изменения образовательного процесса применительно к основным физико-психическим свойствам человеческой природы. Общий вывод