ПРОБЛЕМА КУЛЬТУРЫ И ПРОБЛЕМА РЕЛИГИИ

История человечества, как мы видели, начинается для Гоббса с Адама. В лишенном историзма воззрении Гоббса Адам был тоже создан богом, который и научил его речи, сообщил первые названия-имена. Речь не только решающий носитель и фактор человеческого познания, но и важнейший фактор культуры, без которого было бы невозможно и возникновение государства.

Мысль о человеке как творце государственности, уподобляя этот процесс божественному творчеству, связывается Гоббсом с мыслью о создании людьми государства путем отчуждения значительной части принадлежащих им естественных прав. Но возникшее таким образом государство не случайно именуется «великим Левиафаном», библейским чудовищем, символизирующим огромную силу и неодолимость человеческого изобретения. Левиафан, созданный людьми, приобретает самостоятельность, возвышается над ними, выходит из-под их контроля. Он властен над своими подданными-гражданами, а они под ним сплошь и рядом безвластны. В такой форме Гоббс одним из первых в Новое время сформулировал весьма важную социально-философскую концепцию отчуждения.

Следует также подчеркнуть, что государство, как самый значительный результат человеческого творчества, составляет, по Гоббсу, и главное условие культуры, ибо «вне государства — господство страстей, война, страх, бедность, мерзость, одиночество, варварство, невежество, дикость; в государстве — господство разума, мир, безопасность, богатство, благообразие, взаимопомощь, утонченность, науки, доброжелательство» 33.

Идеализм учения Гоббса о государстве, как мы видели, вытекает прежде всего из выведения юридических законов из моральных норм, называемых «естественными законами». Однако вместе с тем автор «Основ философии» подчеркнул, что «философия государства связана с философией морали, но не настолько тесно, чтобы ее нельзя было отделить от последней» 34. К тому же, как замечено выше, в социальной философии Гоббса не может быть и полного отождествления государства с обществом уже в силу неполного отчуждения естественных прав индивида в пользу носителей государственной власти при ее учреждении.

49

государства» .

Все сказанное делает понятной роль Гоббса в качестве ближайшего предшественника буржуазной английской политической экономии. Можно отметить в этой связи, что ее родоначальник Уильям Петти (1623—1687) был знаком с философом и испытывал влияние его идей.

Важнейшее проявление духовной культуры человечества — религия. В XXXI главе «Левиафана» автор подчеркивает этимологическую и определенную смысловую связь между латиноязычными словами «культура» (обработка земли, воспитание детей и т. п.) и «культ Бога», без которого невозможна никакая религия 35.

Проблема религии у Гоббса не проста, противоречива, как противоречиво само понятие бога. Можно утверждать, что в этой проблеме у автора «Основ философии» и «Левиафана» существует как бы два слоя — слой собственно моральный и слой социальный. Хотя они, конечно, связаны друг с другом, но первый ближайшим образом характерен для мировоззрения интеллектуальной элиты, а второй — «толпы», т. е. главным образом народных масс. Именно этот, собственно социальный слой более всего связан с анализом Священного писания, Библии, занимающим весьма значительное место уже в «Гражданине» и еще большее в «Левиафане». При этом показательно, что в своем «Предисловии к читателям», предшествующем сочинению «О гражданине», автор подчеркнул, что не высказывается «ни за, ни против богословских учений» 36.

Общепсихологические корни религии в понимании Гоббса — в страхе людей прежде всего перед грозными и непонятными силами природы.

Гоббсова концепция бога, как и концепция религии,— деистическая. По-видимому, истоком своим они имеют взгляд Херберта Чербери. Согласно произведению Гоббса «О человеке» (написанному позже всех других его основных произведений, см. в особенности XII 5; XIV 1, 4, 7, 8, 12, 13 и др.)> в основе всякой религии лежит убеждение в существовании незримого божественного существа. Вера в него как загадочного творца мироздания и человека и благоговение перед ним составляют естественное благо- честие (pietas naturalis). Оно же именуется естественной религией (religio naturalis), в которой к вере в существование божественного существа прибавляется определенный культ — совокупность внешних действий богопочи- тания. Именно эта концепция естественной религии, отождествляемой с моралью, легла в основу деизма.

Деизм автора «Основ философии» и «Левиафана» преимущественно связан с концепцией «естественной религии», ибо в ту эпоху даже передовые философы, бросавшие вызов господствующим официальным вероисповеданиям, не мыслили возможности подлинной морали, не ориентированной на понятие бога (за крайне редким исключением, какое сформулировал, например, в конце того же XVII в. французский философ Пьер Бейль).

В «Гражданине» мы находим (например, XIV 19) утверждение автора о том, что атеисты не признают тех естественных законов, на которых зиждется вся человеческая мораль. Здесь же автор добавляет, что, хотя свет разума (lumen rationis) убеждает в существовании бога, люди, погрязшие в поисках наслаждений, богатств и почестей, как и люди, не привыкшие правильно рассуждать (recte ratiocinari), и тем более люди недалекие (insapien- tes), закономерно становятся атеистами, безбожниками 37. В другом месте того же произведения (XVI 1) Гоббс ха- рактеризует атеизм как самонадеянность разума, не ведающего страха 38.

Осуждая, таким образом, атеизм как аморализм и недомыслие — воззрение, обычное даже для передовых философов того века, например для Спинозы, Гоббс усматривает во много раз большую моральную и социальную опасность в бесчисленных суеверных страхах, переполнявших тогда официальные, «позитивные» религиозные вероисповедания и их носителей, многочисленных церковников, которым внимало подавляющее большинство людей, народные массы.

Еще более очевиден рационалистический (в широком смысле этого слова) подход Гоббса к содержанию Библии, четко выраженный в XXXII главе «Левиафана»: «Хотя в слове Божием есть многое сверх разума, т. е. то, что не может быть ни доказано, ни опровергнуто естественным разумом, но в нем нет ничего, что противоречило бы разуму. А если имеется видимость такого противоречия, то виной тому или наше неумение толковать [слово Божие], или наше ошибочное рассуждение» 39. Рационалистическо- материалистическая установка Гоббса по отношению к реальной религии проявляется в решительном отвержении каких бы то ни было чудес как беспричинных событий. Чудеса признаются (скорее же провозглашаются) в отношении библейских времен, поскольку с ними в Священном писании связано формирование христианской религии, однако времена эти давно и безвозвратно миновали. Отвергнув с позиций механистически истолкованной причинности объективность случайных событий, Гоббс подчеркивает и возможность необъяснимого и сверхъестественного чуда (еще при жизни Гоббса эту идею еще более заострил Спиноза). В критике церковной практики Гоббс предстает перед читателем как убежденный и даже агрессивный антиклерикал, которому присущи просветительские устремления. Весьма красноречиво в этом смысле название четвертой части «Левиафана» — «О царстве тьмы», направленной прежде всего против католической церкви (теснее всех других христианских церквей сросшейся со схоластической философией), хотя автор не намного выше ее ставит и протестантские церкви (возобладавшие в Англии и ожесточенно боровшиеся друг с другом в период революции). В этой части самого обширного своего труда его автор довольно проницательно усматривает в христианстве множество положений и образов, унаследованных от язычества. Глава XLN данного труда посвящена демонологии и другим языческим суевериям.

Он выражает иногда робкие надежды на их преодоление. Например, совершенствование образования детей в школах и в особенности юношества в университетах он видит в освобождении их от господствовавшей схоластики, подчиняющей философию теологии. В своих просветительских упованиях Гоббс утверждает в сочинении «О человеке» (XIV 13), что «толпа (vulgus) постепенно становится образованнее и начинает в конце концов понимать значение употребляемых ею слов» 55 и по мере углубления такого понимания начинает все более скептично относиться к «учителям религии», у которых слова ханжески расходятся с творимыми ими делами.

Для рационалистическо-просветительской позиции Гоббса по отношению к библейским сюжетам весьма показательно его стремление раскрыть их земную основу, что для него означало прежде всего выявление государственно-политического содержания, в котором иудейская, а затем и христианская церковь рассматриваются как орудия объединения приверженцев вокруг того или иного суверена (этим в сущности объясняется и название третьей части «Левиафана» — «О христианском государстве»). Но если теократия библейских времен (и прежде всего та, которая первоначально реализована Моисеем, имевшим непосредственный контакт с богом) была явлением исторической закономерности, то притязания современной ему церкви — а это были главным образом притязания като- лицизма — приносят общественно-государственной жизни громадный вред.

Особый вред общественно-государственной жизни церковники с их догматической ослепленностью доставляют своими притязаниями на политическое руководство массами. Смуты, нередко приводившие к кровопролитиям в годы гражданской войны в Англии, по убеждению Гоббса, во многом были спровоцированы именно такими церковниками. Отсюда решительная позиция автора «Гражданина» и «Левиафана» за подчинение церкви государственному руководству. В сущности его исследование текстов Священного писания преследовало именно эту цель как одну из главных. Несмотря на все свои просветительские стремления, основывающиеся на концепции деистической «естественной религии», Гоббс в качестве социально-политического реалиста отлично понимал необходимость существовавших массовых религий со всей их извилистой догматикой. Но избежать опасности всякого рода смут, подрывавших государственность и культуру, можно, по убеждению автора «Левиафана», лишь подчинив ее жизнь государственному руководству. Отсюда своего рода итоговая формула его позиции по отношению к религии, которую мы находим в VI главе названного произведения: «Страх перед невидимой силой, придуманной умом или воображаемой на основании выдумок, допущенных государством, называется религией, не допущенных — суеверием. Когда же воображаемая сила в самом деле такова, как мы ее представляем, то это истинная религия» 40.