Пример применения единственно достоверного метода в метафизике к познанию природы тел

Как, однако, приложенная ко многим внешним вещам сила непроницаемости есть причина того, что данный элемент занимает некоторое пространство, то для меня ясно, что отсюда вытекает множественность его внешних действий — но не множественность в отношении его внутренних частей — и, следовательно, этот элемент не протяжен потому, что в теле (in nexu cum aliis [в связи с другими]) он занимает некоторое пространство.

Я хочу еще немного остановиться на этом, чтобы с очевидностью показать, до какой степени поверхностны доказательства метафизиков, когда они, исходя из однажды положенного ими в основание определения, по привычке уверенно делают выводы, теряющие всякое значение, как только оказывается ложной дефиниция. Известно, что большинство последователей Ньютона идут дальше самого Ньютона и утверждают, что тела, находясь и на расстоянии, притягивают друг друга непосредственно (или, как они говорят, через пустое пространство).

Я продолжаю свое рассуждение. Из приведенных примеров следует, что и в метафизике, и в других науках можно многое с достоверностью сказать о предмете, не давая его дефиниции. В самом деле, в данном случае не было определено, что такое тело или что такое пространство, и тем не менее мы и о том и другом имеем достоверные положения. Главное, на что я обращаю здесь внимание, состоит в следующем: в метафизике, безусловно, надлежит применять аналитический метод, ведь ее задача, несомненно, в том, чтобы разъяснять путаные знания. Если же сравнить с этим метод философов, принятый во всех школах, то нельзя не признать его извращенным. Отвлеченнейшие понятия, к которым рассудок естественным образом приводит в конце, у них составляют начало, потому что на уме у них — план математиков, которому они во что бы то ни стало хотят подражать. Между метафизикой и всякой другой наукой имеется поэтому своеобразное различие. В геометрии и других науках о величинах начинают с более простого и медленно восходят к выполнению более трудных заданий. В метафизике начинают с самого трудного — с возможности и существования вообще, с необходимости и случайности и т. п., т. е. только с таких понятий, которые требуют большой абстракции и внимания в особенности потому, что их знаки при применении приобретают множество едва заметных оттенков, что не следует упускать из виду. Хотят во что бы то ни стало придерживаться синтетического метода. Поэтому с самого начала дают определения и из них затем с уверенностью делают выводы. Философы этого склада поздравляют друг друга с тем, что они научились у геометрии тайне основательного мышления, и совершенно не замечают, что геометры приобретают понятия путем сложения, тогда как метафизики могут сделать это исключительно только путем расчленения, что совершенно меняет метод мышления.

Напротив, как только философы пойдут по естественному пути здравого смысла, отыскивая прежде всего то, что они с достоверностью знают об отвлеченном понятии предмета (например, о пространстве или времени), нисколько не претендуя еще на определения; если они будут делать выводы, только исходя из этих несомненных данных; если они при каждом новом применении понятия будут обращать внимание на то, не изменилось ли и само понятие, хотя бы знак его и оставался тем же,— то они, быть может, не будут выставлять напоказ такое множество воззрений, но зато те, которые они будут тогда излагать, будут цениться выше.

Еще далеко до того времени, когда в метафизике можно будет применять синтетический метод. Только после того как анализ поможет нам приобрести ясные и полностью усвоенные понятия, синтез окажется в состоянии, как это имеет место в математике, подчинить сложные познания простейшим.