ГЛАВА X О ПРИЧИНАХ УПАДКА ГОСУДАРСТВА

Существуют народы, среди которых в силу исключительного стечения обстоятельств творческое начало наук и искусств развивается в то самое время, когда у них портятся нравы.

Известное чпсло людей собирается, чтобы образовать общество.

Его слава, его могущество распространились по всей земле. Но Рим не сразу приобрел и то и другое. Ему потребовались века, чтобы победоносно покорить себе своих соседей. После покорения соседей гражданские войны, возникшие благодаря форме его правления, продолжают следовать за войнами с внешними врагами. Можно ли себе представить, чтобы граждане, входившие в различные партии в качестве вождей или рядовых бойцов, чтобы граждане, непрерывно волнуемые страхами или горячими надеждами, могли пользоваться досугом и спокойствием, необходимыми для занятия науками?

В стране, где эти события переплетаются и следуют друг за другом, единственный благоприятный для наук момент — это, к несчастью, тот, когда гражданские войны, волнения, крамолы стихают; когда гибнущая свобода падает, как это было во времепа Августа под ударами деспотизма3. Но эта эпоха немногим предшествует эпохе упадка империи.

а То же самое происходило во Франции, когда кардинал Ришелье обезоружил простой народ и дворянство и подчинил их себе. В это время здесь расцвели науки и искусства, переживают здесь свой расцвет. Это объясняется двумя причинами.

Первая — это сила страстей. В первый период порабощения умы, в которых жива еще память о потерянной свободе, находятся в возбуждении, очень напоминающем волнение моря после бури. Гражданин горит еще желанием прославиться, но положение его уже изменилось. Ему уже не воздвигнуть себе статуи рядом со статуями таких людей, как Тпмолеон, Пелопид и Брут. Его имя не может войти в историю, как имя тираноубийцы, как имя мстителя за свободу. Его статуя может найти себе место лишь в ряду таких людей, как Гомер, Эпикур, Архимед и т. д. Он чувствует это и, если ему остается лишь одна область славы, на которую он может претендовать, раз он может увенчать себя лишь лаврами муз, то, чтобы добиться их, он выходит на арену наук и искусств. И тогда появляются люди, знаменитые во всех этих областях.

Вторая из этих причин, появляющаяся тогда у государя, — заинтересованность в том, чтобы поощрять прогресс наук. Почему монарх желает с момента установления деспотизма внушить своим подданным любовь к наукам и искусствам? Чего он боится? Чтобы они не замечали своих оков, не стыдились своего рабства и не устремляли своих взоров к свободе. Он хочет поэтому скрыть от них унижение; он хочет занять пх умы другим, предлагая им с этой целью иовые пути к славе. Лицемерный ценитель наук, он выказывает тем больше уважения к гениальпому человеку, чем больше он нуждается в его похвалах.

Нравы народов еще не изменились в момент установления деспотизма. Дух граждан остался свободным еще некоторое время после того, как пх руки уже связаны. В эти первые минуты знаменитые люди пользуются еще некоторым влиянием на народ. Поэтому деспот осыпает их милостями для того, чтобы они осыпали его своими похвалами. И крупные таланты очень часто шли на эту сделку и очень часто создавали панегирики узурпаторам и тиранам.

Какие причины побуждали их к этому? Иногда раболепие, но чаще благодарность3.

а На писателях лежит впна в том, что они хвалили в кардинале Ришелье самого худшего из граждан, пособника деспотизма, кий крупный переворот в государстве импонирует воображению. Он предполагает в том, кто его совершил, некоторые крупные достоинства или по крайней мере известный поражающий воображение порок, который удивление или благодарность могут превратить в добродетель51.

Такова причина появления больших талантов в науках и искусствах в период установления деспотизма. Но по прошествии этого времени та же страна становится бедной талантливыми людьми52. Это объясняется тем, что деспот, укрепившись на своем троне, не заинтересован больше в поощрении талантов. Господство наук и искусств в государствах продолжается не больше од- ного-двух веков. Растение алоэ может служить для всех народов символом созидания наук. Ему требуется сто лет для укрепления своих корней, затем сто лет для подготовки к тому, чтобы пустить ствол, а по истечении века оно поднимается, дает цвет и умирает.

Равным образом во всяком государстве науки, если можно так сказать, один раз только дают побеги, а затем исчезают. Это потому, что условия, способные породить талантливых людей, развиваются в них обычно только один раз. Только в апогее величия нации ее творчество обыкновенно приносит плоды в области наук и искусств. Сменились три пли четыре поколения знаменитых людей. Нравы народа за это время успевают измениться: он приспособился к своему рабству, его душа утратила энергию; нет никакой сильной страсти, которая побуждала бы ее к действию. Деспот не поощряет больше граждан добиваться какой бы то ни было славы. Он оказывает теперь почет не таланту, а раболепию; гений же, если он сохранился еще в этой стране, живет и умирает неизвестным на своей собственной родине. Он как апельсиновое дерево, которое цветет, благоухает и умирает в пустыне.

Утверждающийся у власти деспотизм еще позволяет все говорить, лишь бы ему было позволено все делать.

Науки — в загоне; невежество — в почете 53; всякпй здравомыслящий человек объявляется врагом государства. Кто из граждан был бы самым ненавистным в стране слепых? Зрячий. Если бы слепые поймали его, они растерзали бы его в клочья. Такая же участь ждет просвещенного гражданина в царстве невежества. Печать там испытывает тем более стеснений, чем ограниченнее кругозор министра. В правление таких государей, как Фридрих или Антонин, осмеливаются говорить и думать всё и обо всем писать, при другом же правлении все молчат.

Об уме государя можно всегда судить по тому почету и уважению, которые он оказывает талантам а. Оказываемые им милости не только не вредны государству, а, наоборот, приносят ему пользу.

Науки и искусства — слава народа; они увеличивают его счастье. Следовательно, только деспотизму, заинтересованному вначале в поощрении наук, а вовсе не самим наукам надо вменять в вину упадок государств. Когда государь могущественной нации венчает себя короной самодержавия, нация начинает с каждым днем ослабевать.

Пышность восточного двора, разумеется, может импонировать черни: она может думать, что сила государства равнозначна великолепию его дворцов. Мудрец же судит об этом иначе. Именно это самое великолепие есть для него показатель слабости государства. В величественной роскоши, среди которой восседает деспот, он видит лишь великолепную, богатую и мрачную декорацию смерти, лишь пышный катафалк, внутри которого находится холодный, безжизненный труп, безжизненный прах, лишь призрак могущества, готовый исчезнуть перед презирающим его врагом. Великий народ, над которым воцаряется деспотическая власть, можно сравнить с многове- новым дубом. Его величественный ствол, толщина его ветвей свидетельствуют еще о том, каковы были когда-то его сила и его величие; он все еще кажется царем лесов. Но в действительности он гибнет: его ветви, лишенные листьев, лишенные жизни и наполовину истлевшие, с каждым годом все более разрушаются бурями. Таково положение наций, находящихся под игом произвола.