ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
Я хочу объяснить здесь, как следует читать эту книгу, чтобы, по возможности, понять ее. То, что она должна сообщить, содержится в единственной мысли. И тем не менее, несмотря на все усилия, я не мог найти для ее изложения более короткого пути, чем вся эта книга.
Эту мысль я считаю тем, чтб очень долго искали под наименованием философии и чт6 найти обладающие историческим образованием люди именно поэтому полагали столь же невозможным, как отыскать философский камень; хотя уже Плиний сказал: Quam multa fieri поп posse, priusquam sint facta, judicantur (Hist. nat. 7, 1)2.В зависимости от того, с какой стороны рассматривать эту единую мысль, она оказывается тем, что называли метафизикой, тем, что называли этикой, и тем, что называли эстетикой. И она в самом деле должна быть всем этим, если она действительно то, чем, как уже было указано, я ее считаю.
Система мыслей всегда должна иметь архитектоническую связь, т. е. такую, где одна часть постоянно поддерживает другую, но не поддерживается ею, где краеугольный камень поддерживает все части, но не поддерживается ими, а вершина поддерживается всеми, не поддерживая ничего. Напротив, единственная мысль, сколь бы она ни была всеохватывающа, должна сохранять полное единство. Если она тем не менее может быть для ясности усвоения разделена на части, то связь этих частей должна быть органической, т. е. такой, где каждая часть так же поддерживает целое, как целое поддерживает ее, где ни одна из частей не есть ни первая, ни последняя, где мысль в целом обретает посредством каждой части большую ясность и даже наименьшая часть не может быть вполне понята, если предварительно не понято целое. Между тем, поскольку в книге должна быть и первая и последняя строка, она всегда остается очень мало похожей на организм, как бы ни походило на него ее содержание. Следовательно, форма и материя будут здесь находиться в противоречии друг другу.
Из этого само собой следует, что при таких обстоятельствах для проникновения в изложенную здесь мысль есть только один выход: прочесть книгу дважды, причем в первый раз с большим терпением, которое может быть почерпнуто только в добровольно дарованной вере в то, что начало почти так же предполагает конец, как конец — начало, и каждая предшествующая часть почти так же предполагает последующую, как последующая — предшествующую.
Я говорю «почти», ибо это не вполне так; но все возможное для того, чтобы на первый план вышло то, что меньше всего объясняется лишь из последующего, как и вообще все, что может способствовать наибольшей доступности и ясности, сделано честно и добросовестно. До известной степени это могло бы удаться, если бы читатель при чтении книги думал только о сказанном в каждом данном случае, а не думал также, что вполне естественно, и о возможных последствиях этого, из-за чего к множеству действительно существующих в книге противоречий современным мнениям и, возможно, самого читателя добавляются в большом количестве другие, предвосхищающие несогласие и воображаемые, в результате чего там, где есть просто непонимание, возникает резкое неодобрение; однако непониманием это не считают, так как с трудом достигнутая ясность слога и точность выражения не оставляют места сомнению по поводу непосредственного смысла сказанного, хотя и не могут одновременно показать его отношение ко всему остальному. Поэтому-то первое чтение и требует, как я уже сказал, терпения, которое должно быть почерпнуто из уверенности, что при втором чтении многое или все предстанет в совсем ином свете. Впрочем, серьезное стремление к тому, чтобы при большой трудности предмета все было полностью и легко понято, должно служить извинением, если в ряде случаев встретятся повторения. Уже само это построение целого, органическое, а не состоящее из отдельных звеньев, заставляет иной раз обращаться к одной и той же мысли дважды. Именно этот характер построения и тесная взаимосвязь всех частей не позволили мне произвести столь ценимое мною деление на главы и параграфы и заставили ограничиться четырьмя главными разделами, как бы четырьмя точками зрения на одну мысль. В каждой из этих четырех книг надо особенно остерегаться того, чтобы, знакомясь с требующими необходимого рассмотрения частностями, не потерять из виду главную мысль, с которой они связаны, и последовательный ход изложения в целом. Таково первое и, подобно следующим, непременное требование, предъявляемое к неблагосклонному (по отношению к философу, именно потому, что читатель сам — философ) читателю.Второе требование состоит в том, чтобы до ознакомления с этой книгой было прочитано введение к ней, хотя оно и не содержится в ней и написано пятью годами раньше под заглавием: «О четверояком корне закона достаточного основания.
Философское исследование». Без ознакомления с этим введением и с этой пропедевтикой совершенно невозможно действительно понять данную работу; содержание этого трактата здесь настолько предполагается, будто он в ней содержится. Впрочем, если бы этот трактат не появился на несколько лет раньше данной книги, он не служил бы вступлением к ней, а был бы введен в первую книгу, которая теперь, ввиду отсутствия в ней сказанного в названном трактате, свидетельствует об известном своем несовершенстве уже наличием рада пробелов, заполнять которые приходится ссылками на этот трактат. Между тем мое нежелание списывать у самого себя или стараться повторно высказать другими словами то, что уже однажды было достаточно ясно сказано, было настолько сильно, что я предпочел этот путь, несмотря на то, что теперь я мог бы изложить содержание упомянутого трактата лучше, очистив его от некоторых понятий, проистекавших из моего тогдашнего чрезмерного увлечения кантовской философией,— от таких, как категории, внешнее и внутреннее чувство и т. п. Впрочем, и там эти понятия присутствуют лишь потому, что я тогда еще, собственно говоря, глубоко их не исследовал. Таким образом, они имеют только побочное значение и совершенно не связаны с главной проблемой; поэтому исправление таких мест в названной работе само собой совершится в мыслях читателя при ознакомлении с данной книгой. Однако только в том случае, если из трактата «О четверояком корне» будет полностью понято, что такое закон основания и что он означает, на что распространяется и на что не распространяется его значимость, если будет понято, что этот закон не существует до всех вещей и что весь мир не есть лишь следствие его и сообразно ему, словно его королларий, тогда как он не более чем форма, в которой всюду познается всегда обусловленный субъектом объект, каким бы он ни был, поскольку субъект есть познающий индивид,— только тогда будет возможно приступить к впервые примененному здесь, совершенно отличному от всех существовавших до сих пор, методу философствования.То же нежелание дословно переписывать самого себя или пересказывать другими менее удачными словами, после того как лучшие уже были мной использованы, обусловило еще один пробел в первой книге этого произведения. Я опустил все то, что содержится в первой главе моего трактата «О зрении и цветах» 3 и должно было дословно найти здесь свое место.
Следовательно, предполагается знакомство и с этой более ранней небольшой работой.Наконец, третье предъявляемое к читателю требование могло бы даже, не будучи высказанным, подразумеваться; ибо это не что иное, как знакомство с самым важным явлением в философии за два тысячелетия и столь близким нам; я имею в виду главные произведения Канта. Воздействие, которое они оказывают на дух того, кто их действительно воспринимает, я считаю вполне возможным сравнить, как уже указывалось, со снятием катаракты у слепого; и если продолжить это сравнение, то мою цель можно определить таким образом: тем, для кого названная операция прошла удачно, я вручаю очки, необходимым условием для пользования которыми является сама эта операция. Хотя исходным пунктом и служит для меня то, что совершил великий Кант, но именно серьезное изучение его работ позволило мне открыть в них значительные ошибки, которые необходимо было выделить и подвергнуть критике, для того чтобы исходить из его очищенного таким образом учения и применять его во всей его истине и красоте.
Однако чтобы не прерывать и не вносить путаницу в мое собственное изложение постоянной полемикой с Кантом, я отнес ее в специальное приложение. Поэтому, так же, как ввиду сказанного моя книга предполагает знакомство с философией Канта, она предполагает и знакомство с этим приложением; поэтому желательно было бы прочесть сначала приложение, тем более, что его содержание имеет прямое отношение к первой книге данной работы. С другой стороны, из-за самого существа предмета нельзя было избежать и того, чтобы в приложении в некоторых случаях не встречались отсылки к самой работе, из чего следует только, что приложение, как и главная часть книги, должно быть прочитано дважды.
Таким образом, философия Канта — единственная, основательное знакомство с которой предполагается в том, что будет здесь изложено. Но если сверх того читатель провел еще некоторое время в школе божественного Платона, он будет тем лучше подготовлен и восприимчив к моЬму учению.
Если же он при- частен и к благодати Вед 4, доступ к которым, открытый Упа- нишадами 5, является в моих глазах величайшим преимуществом нашего еще молодого столетия перед предыдущими, ибо я полагаю, что влияние санскритской литературы окажется не менее глубоким, чем воз-рождение греческой в XV веке,— если, говорю я, читатель посвящен еще и в древнюю мудрость индуизма и воспринял ее, то он наилучшим образом подготовлен для того, чтобы выслушать то, что я собираюсь ему сообщить. Тогда оно не будет звучать для него, как для некоторых других, чуждо, даже враждебно, ибо, если бы это не звучало слишком самонадеянно, я сказал бы, что каждое из отдельных отрывочных изречений, составляющих Упанишады, можно вывести как следствие из сообщаемой мною мысли, хотя это отнюдь не означает обратное — что ее можно найти уже там.Но большинство читателей уже потеряли терпение и разразились столь долго сдерживаемыми упреками — как смею я предлагать публике книгу с условиями и требованиями, из которых два первых высокомерны и нескромны,— да еще в такое время, когда изобилие в самобытных мыслях столь велико, что в одной Германии они ежегодно становятся благодаря книгопечатанию общим достоянием в количестве трех тысяч содержательных, оригинальных и совершенно незаменимых произведений и, сверх того, бесчисленных журналов и даже ежедневных газет? В такое время, когда уж никак нет недостатка в оригинальных и глубоких философах и в одной только Германии их теперь больше, чем насчитывалось в течение нескольких столетий? Как же, спрашивает возмущенный читатель, осилить все это, если на усвоение одной книги требуется такая подготовка?
Поскольку я ничего не могу возразить на подобные упреки, мне остается лишь надеяться на некоторую благодарность таких читателей за то, что я своевременно предупредил их не терять и часа на книгу, чтение которой без выполнения предъявленных требований не может быть плодотворным и которую поэтому им лучше вообще не читать; к тому же можно поручиться, что она не придется им по вкусу, что ее удел всегда быть только для paucorum hominum 6 и поэтому спокойно и скромно дожидаться тех немногих, чей необычный образ мыслей позволит воспринять се.
Ведь даже оставляя в стороне трату времени и напряжение, которых она требует от читателя,— кто же из образованных людей нашего времени, когда знание приблизилось к той прекрасной точке, на которой парадокс полностью отождествляется с ложью, отважится на то, чтобы почти на каждой странице встречать мысли, прямо противоречащие тому, что он раз и навсегда признал истинным и доказанным? И затем, как неприятно были бы обмануты иные, не найдя здесь ни слова о том, чт6 им именно здесь, как они полагают, следует искать, ибо характер их спекулятивного мышления совпадает с мышлением одного еще здравствующего великого философа 1 у который написал поистине трогательные • книги и имеет лишь одну маленькую слабость — считать все то, чему он научился и что он одобрил в возрасте до пятнадцати лет, врожденными основными идеями человеческого духа. В самом деле, кто способен вытерпеть все это? Поэтому я вновь советую отложить книгу.Но боюсь, что так мне не отделаться. Читатель, который дошел до отвергающего его предисловия, купил книгу за наличные деньги и теперь спрашивает, как ему возместить убыток. Я могу только напомнить ему, что он властен и не читая книги использовать ее тем или иным способом. Она может, как и многие другие книги, занять пустое место на его книжной полке, где она, аккуратно переплетенная, безусловно будет хорошо выглядеть. Ее можно также
5 А. Шопенгауэр
положить на туалетный или чайный столик ученой приятельницы. Или, наконец,— и это будет самое лучшее, я горячо ему это советую,— он может написать на нее рецензию.
Таким образом, позволив себе шутку, для которой в нашей двусмысленной жизни едва ли может быть слишком серьезной какая бы то ни было страница, я со всей серьезностью посылаю в мир эту книгу в уповании, что она рано или поздно попадет в руки тех, кому единственно и предназначается; я спокойно покоряюсь тому, что и ее в полной мере постигнет та же участь, которая в каждом познании, особенно в самом важном, всегда выпадала на долю истины: ей суждено лишь краткое празднование победы между двумя долгими периодами времени, в течение которых ее осуждают как парадокс и пренебрежительно объявляют тривиальной. И первое становится обычно также уделом того, кто ее провозгласил. Но жизнь коротка, а воздействие истины распространяется далеко, и живет она долго. Так будем же говорить истину.
Написано в Дрездене в августе 1818 г.
Еще по теме ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ:
- ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
- ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
- ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ.
- ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
- ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
- Предисловие к первому изданию
- Предисловие к первому изданию
- ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
- ПРЕДИСЛОВИЕ Р. О. ЯКОБСОНА К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
- ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ, ВТОРОМУ И ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЯМ 1
- Предисловие к первому изданию Доктор А. А. Брилл (1947)
- Предисловие ко второму изданию
- ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ
- ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ