Глава 29* О ПОЗНАНИИ ИДЕЙ
Интеллект, который до сих пор рассматривался только в его первоначальном естественном состоянии служения воле, выступает в третьей книге освобожденным от этого служения, хотя при этом надо сразу же заметить, что здесь речь идет не о длительном освобождении, а о коротком часе свободы, данном, собственно говоря, на мгновение, в виде исключения, освобождении от служения воле.
— Поскольку об этом достаточно подробно говорилось в первом томе, здесь мне надлежит сделать лишь несколько дополнительных замечаний. Следовательно, как я указал там в § 33, находящийся на службе воли, т. е. выполняющий свою естественную функцию, интеллект познает, собственно говоря, только отношения вещей, прежде всего их отношения к воле, которой он принадлежит, вследствие чего они становятся ее мотивами; затем, для законченности этого познания, — и отношения вещей друг к другу. Последнее получает известную широту и значительность только в человеческом интеллекте; в интеллекте животного, даже там, где он уже в достаточной степени развит, оно еще замкнуто в очень тесных границах. Очевидно, что отношения вещей друг к другу можно на службе воли познавать лишь опосредствованно. Поэтому такое познание совершает переход к совершенно независимому от воли, чисто объективному познанию: первое — познание научное, второе — художественное. Если непосредственно воспринимаются многие и разнообразные отношения объекта, то постепенно из них все яснее выступает его истинная сущность, как сумма этих отношений, хотя сама она совершенно от них отлична. При таком восприятии одновременно становится все опосредствованнее и сліабее служение интеллекта воле. Если интеллект достаточно силен, чтобы достигнуть перевеса над волей и полностью игнорировать отношения вещей к воле, воспринимая вместо них проходящую через все отношения чисто объективную сущность явления, то вместе со служением воле он перестает воспринимать одни только отношения, а также отдельную вещь как таковую. Тогда он свободно парит и не принадлежит больше воле; в отдельной вещи он познает лишь существенное, поэтому весь ее род; следовательно, его объект теперь — идеи в моем смысле, полностью совпадающем с платоновским смыслом этого столь грубо искажаемого слова; следовательно, его объектом становятся пребывающие, неизменные, независимые от вре- меннбго существования отдельных вещей образы, species rerum2, которые, собственно, и составляют чисто объективное в явлениях. Воспринятая таким образом идея еще не есть сущность вещи самой в себе, именно потому, что она возникла из познания одних отношений, однако как следствие суммы всех отношений она представляет собой подлинный характер вещи и тем самым полное выражение предстающей созерцанию как объект сущности, воспринятой не в ее отношении к индивидуальной воле, а так, как она сама себя выказывает, чем и определяет все свои отношения, которые до этого только одни и познавались. Идея — корень всех этих отношений и таким образом полное и совершенное явление, или, как я это выразил в основном тексте, адекватная объектность воли на этой ступени ее проявления. Даже форма и цвет, которые в созерцательном восприятии идеи составляют непосредственное, в сущности ей не принадлежат, а составляют лишь средство ее выражения, поскольку, строго говоря, пространство ей так же чуждо, как и время. В этом смысле уже неоплатоник Олимпиодор сказал в своем комментарии к "Алкивиаду" Платона (Крейцерово издание Цр^кла и Олимпиодора, т. 2, с. 82) то єібод цгсабебажє \IEV RR\Q цирфт^д Щ иХті ацєрєд бє ov цєтеХарєу aimjs TOD біххагатог), т. е. идея в себе не протяженная, сообщила, правда, материи форму, но от нее получила протяженность. Таким образом, как было сказано, идеи открывают еще не сущность в себе, а лишь объективный характер вещей, следовательно, все еще только явление; и даже этот характер мы бы не поняли, если бы внутренняя сущность вещей не была бы, хотя бы смутно, известна из другого источника. Сама эта сущность не может быть понята из идей и вообще посредством какого-либо объективного познания, поэтому она навек осталась бы для нас тайной, если бы мы не имели доступ к ней с совершенно другой стороны. Лишь постольку, поскольку каждый познающий есть одновременно индивид и тем самым часть природы, ему открыт доступ во внутреннюю глубину природы, открыт в его собственном самосознании, где эта глубина природы открывается наиболее непосредственно и, как мы обнаружили, оказывается волей.То, что рассматриваемое как только объективный образ, только форма и поэтому, как нечто вне времени, а также вне всех отношений, есть идея Платона, взятое эмпирически и во времени, есть species, или вид: таким образом, он представляет собой эмпирический коррелят идеи. Идея, в сущности, вечна, вид же бесконечно длителен, хотя его явление на планете и может исчезнуть. Название идеи и рода также переходят друг в друга: idea, єібос;, species, вид. Идея — это species, но не genus, поэтому species — создания природы, genera — создание человека: они — просто понятия. Species бывают naturales, но genera только logica. Идей артефактов не существует, существуют только их понятия, следовательно, genera logica, а их подвиды — species logicae. К сказанному об этом в § 41 первого тома я хочу еще добавить, что и Аристотель (Metaph. I, 9 9 и ХШ, 5) говорит, что платоники не признавали существования идей артефактов; "ut domus et annulus, quorum ideas dari negant"3. С этим надлежит сравнить: схолиаст, с. 562, 563 берлинского издания in quarto. Далее Аристотель (Metaph. XI, 3) утверждает: "si quidem ideae sunt, in iis sunt, quae natura fiunt: propter quod non male Plato dixit, quod species eorum sunt, quae natura sunt"4; по поводу этого схолиаст замечает, с. 800: "hoc etiam ipsis ideas statuentibus placet: non enim arte factorum ideas dari ajebant, sed natura procreatorum"5. Впрочем, учение об идеях ведет свое происхождение от Пифагора, если доверять указанию Плутарха в книге "De placitis philosophorum", L. I, cap. 36.
Корни индивида в роде, времени — в вечности: и так же, как каждый индивид таков лишь потому, что в нем проявляется сущность его рода, то и длительность во времени он имеет только потому, что он одновременно существует и в вечности.
Жизни рода в следующей книге посвящена отдельная глава.Разницу между идеей и понятием я достаточно показал в § 49 первой книги. Сходство же между ними покоится на следующем. Исконное существенное единство идеи дробится чувственно и церебрально обусловленным созерцанием познающего индивида на множество отдельных вещей. Но потом это единство восстанавливается рефлексией разума, но только in abstracto, как понятие universale, которое, правда, по своему объему равно идее, но приняло совсем иную форму и из-за этого потеряло созерцаемость, а с ней и полную определенность. В этом смысле (но ни в каком другом) идею можно было бы на языке схоластов называть universalia ante rem7, понятия — universalia post rem8; между ними находятся отдельные вещи, познанием которых обладает и животное. — Реализм схоластов возник, несомненно, из смешения идей Платона, которым, поскольку они одновременно и роды, в самом деле может быть приписано объективное, реальное существование, с понятиями, которым реалисты хотели приписать существование, и этим вызвали оппозицию номиналистов, одержавших победу.
Еще по теме Глава 29* О ПОЗНАНИИ ИДЕЙ:
- "Познание и интерес" (1968). "Пересечение" идей Хабермаса и Апеля
- Глава 6 К УЧЕНИЮ ОБ АБСТРАКТНОМ ПОЗНАНИИ ИЛИ ПОЗНАНИИ РАЗУМОМ
- Глава 7* ОБ ОТНОШЕНИИ СОЗЕРЦАТЕЛЬНОГО ПОЗНАНИЯ К ПОЗНАНИЮ АБСТРАКТНОМУ
- Глава VI. ПОЗНАНИЕ. НАУЧНОЕ ПОЗНАНИЕ
- 1.Познание как процесс. Два уровня познания: эмпирический и рациональный. Формы познания.
- Глава IV О НАЗВАНИЯХ ПРОСТЫХ ИДЕЙ
- Глава XV. ТЕОРИЯ ИДЕЙ
- Глава XXXIII ОБ АССОЦИАЦИИ ИДЕЙ
- Глава 3. РОЖДЕНИЕ И ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ПЕРВЫХ ДИАЛЕКТИЧЕСКИХ ИДЕЙ В ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ
- Глава 3. РАЗВИТИЕ ЭВОЛЮЦИОННЫХ ИДЕЙ В БИОЛОГИИ И ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ
- Глава 4. РОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ АТОМИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ В ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ (Демокрит и Эпикур)