Относительность
В предыдущих лекциях этого курса мы рассмотрели условия, которые способствовали развитию науки, и проследили прогресс мысли от XVII до XIX в. В XIX в. история мысли разделилась на три части в той мере, в какой они группировались вокруг науки.
Этими частями являют- ся: контакт между романтическим движением и наукой, развитие технологии и физики в начале столетия и, наконец, теория эволюции вместе с общим прогрессом биологических наук.Господствующим на протяжении трех веков было убеждение, согласно которому доктрина материализма обеспечивает адекватную базу для научных концепций. Это убеждение практически не вызывало сомнений. Когда потребовалось обосновать волновые колебания, появился эфир, для того чтобы выполнять обязанности субстрата. Показав, к каким последствиям может привести это предположение, я дал набросок альтернативной теории, а именно органической теории природы. В последней лекции было подчеркнуто, что биологическое развитие, теория эволюции, теория» энергии и молекулярная теория быстро поставили под сомнение адекватность ортодоксального материализма. Но вплоть до конца столетия никто не пришел к такому выводу. Материализм господствовал безраздельно.
Отличительной чертой настоящей эпохи можно считать то, что при изучении материи, пространства, времени и энергии возникло много сложностей, которые дискредитировали старые ортодоксальные представления. Стало очевидным, что они не могут оставаться в таком виде, как они были сформулированы Ньютоном или даже Клерком Максвеллом. Их необходимо было подвергнуть пересмотру. Новая ситуация в сфере мышления возникла в связи с тем, что научные теории стали выходить за рамки здравого смысла. Точка зрения, унаследованная от XVIII в., провозглашала триумф упорядоченного здравого смысла. Именно он отделялся от средневековых фантазий и картезианских вихрей. В результате полное развитие получили антирационалистические тенденции, возникшие в ходе исторического переворота в период Реформации.
Здравый смысл основывался на том, что каждый простой человек мог видеть своими глазами или при помощи микроскопа средней силы. Он измерял непосредственные данности, которые поддавались измерению, и обобщал то, что сразу могло быть обобщено. Например, он обобщал обычные понятия веса и массы. XVIII столетие начиналось с полной уверенности, что с заблуждениями будет покончено. Сегодня мы придерживаемся противоположной точки зрения. То, что сегодня нам кажется вздором, завтра может оказаться доказанной истиной. Мы снова возвращаемся на позиции начала XIX в., но только на более высоком уровне воображения.Причина, по которой мы оказались на более высоком уровне воображения, заключается не в том, что наше воображение стало лучше, а в том, что мы имеем гораздо более совершенные приборы. Самый важный факт, который имел место в науке за последние сорок лет, прогресс экспериментального искусства. Этот прогресс стал возможным частично благодаря деятельности таких гениев, как Майкельсон, а также благодаря немецким оптикам. Он был в значительной мере обусловлен прогрессом технологических процессов в производстве, в частности в такой области, как металлургия. Конструктор теперь имеет в своем распоряжении разнообразный материал, обладающий различными физическими свойствами. Он мог получить тот материал, который был ему необходим, и этому материалу он мог придать те формы, которые ему нравились, и ограничения в выборе были очень незначительны. Эти инструменты подняли мысль на новый уровень. Новые инструменты служили той же цели, что и заграничные путешествия; они показывали вещи в необычных комбинациях. Польза от этого не сводится к дополнению наших представлений; последние подвергались трансформации. Прогресс экспериментального мастерства обязан был и тому, что гораздо большая часть национальных дарований вливалась в сферу науки. Чем бы это ни было обусловлено, тонкие и изобретательные эксперименты ставились в очень большом количестве на протяжении жизни последне/о поколения.
Благодаря этому собранная информация о природе выходила за рамки обыденного опыта.Два знаменитых эксперимента иллюстрируют выдвинутое мною положение: один из них был проведен Галилеем на начальном этапе развития науки, другой был проведен Майкельсоном при помощи знаменитого интерферометра в 1881 г., а затем повторен в 1887 и 1905 гг. Галилей бросал тяжелые тела с вершины «падающей» башни в Пизе и продемонстрировал, что тела, обладающие разным весом, вместе достигнут земли, если их бросить одновременно. Что касается экспериментального мастерства и инструментального обеспечения, то этот опыт мог быть проведен в любое время на протяжении предшествующих пяти тысяч лет. Идеи, разрабатываемые Галилеем, относились к весу и скорости движения, то есть к тем явле- ниям, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни. Эти идеи могли быть выдвинуты членами семьи критского царя Миноса, так как они бросали камни в море с крепостной стены, которая возвышалась на берегу. Мы не можем просто утверждать, что наука началась с упорядочения обыденного опыта. Она возникла на стыке с антирационалистическими предубеждениями, порожденными упомянутым историческим переворотом. Она не задавалась вопросом о сущности явлений. Она ограничила себя исследованием связей, регулирующих последовательность наблюдаемых событий.
Эксперимент Майкельсона не мог быть произведен раньше, чем был произведен. Он требовал определенного уровня развития технологии и экспериментального гения самого Майкельсона. Этот эксперимент имел целью выявить движение Земли в эфире и основывался на предположении, что свет состоит из колеблющихся волн, которые распространяются в эфире во всех направлениях с фиксированной скоростью. Предполагалось также, что Земля движется в эфире, а аппарат Майкельсона движется вместе с Землей. В центре аппарата луч света разделялся таким образом, что одна половина луча направлялась вдоль аппарата, затем, пройдя определенное расстояние, отражалась в зеркале и возвращалась к центру.
Другая половина луча проходила точно такое же расстояние, но направлялась поперек аппарата, под прямым углом по отношению к первой половине луча, а затем также, отразившись в зеркале, возвращалась к центру. Эти вновь объединенные лучи воспроизводились на экране аппарата. При тщательном соблюдении всех условий на экране должны были появиться интерференционные полосы, а именно черные полосы, показывающие, что вершины волн одного луча накладываются на основания волн другого луча, благодаря небольшой разнице расстояний, которые они прошли, прежде чем попасть на экран. Эта разница расстояний должна была возникнуть в результате движения Земли. Данные расстояния лучи проходили в эфире, что также следовало принимать во внимание. Таким образом, поскольку аппарат двигался вместе с Землей, постольку путь движения одной половины луча отличался от пути движения второй половины. Представьте себя движущимся в железнодорожном вагоне, сначала вдоль вагона, а затем поперек; отметьте пройденные вами пути по отношению к железнодорожному полотну, которое в данной аналогии соответствует эфиру. Далее, движение Земли трудно сравнивать с движением света. Аналогичным образом вы будете думать, что вагон почти стоит на месте, а вы движетесь достаточно быстро.В эксперименте эффект движения Земли должен влиять на расположение интерференционных полос на экране. Если вы повернете аппарат на 90 градусов, воздействие движения Земли на две половины луча должно измениться, в результате чего произойдет смещение интерференционных полос. Мы можем подсчитать смещение, которое должно произойти в процессе движения Земли вокруг Солнца. К этому эффекту мы также должны прибавить тот, который получается в результате движения Солнца в эфире. Точность инструмента была тщательно проверена, она должна была обеспечить наблюдение за описанными изменениями. На деле же оказалось, что наблюдать было нечего. При вращении инструмента не было замечено никаких изменений.
Вывод был таков: либо Земля всегда неподвижна по отношению к эфиру, либо ошибка содержится в фундаментальных принципах, на которых основывалась интерпретация эксперимента.
Ясно, что в данном эксперименте мы ушли далеко вперед по сравнению с мыслями и играми детей царя Миноса. Идеи эфира, световых волн, интерференции, движения Земли в эфире, а также интерферометр Майкельсона выходили за рамки обыденного опыта. Но как бы далеки они ни были от обыденных представлений, они все же достаточно просты и очевидны, чтобы их можно было сопоставить с принятым объяснением негативного результата эксперимента.В основу этого объяснения было положено мнение, что идеи пространства и времени, которые до этого использовались в науке, были упрощенными, а потому они должны быть подвергнуты модификации. Такой вывод явился открытым вызовом здравому смыслу, так как наука на ранних этапах своего развития претендовала только на уточнение обыденных представлений обычных людей. Требование радикального пересмотра этих идей не принималось до тех пор, пока его необходимость не была подтверждена многими наблюдениями, о которых мы не будем говорить сейчас. Любая форма релятивистской теории выглядела самым простым путем объяснения многочисленных фактов, которые в противном случае могли быть объяснены только при помощи гипотез ad hoc. Следовате- льно, становление Теории, таким образом, зависело не только от экспериментов, которые привели к ее возникновению (но и от нового взгляда на вещи.— Ред.).
Центральный пункт объяснения сводился к тому, что любой инструмент, подобный аппарату, который использовал в своем эксперименте Майкельсон, с необходимостью должен был регистрировать факт одинаковой скорости света по отношению к нему. Я имею в виду, что интерферометр, установленный на какой-либо комете, и интерферометр, установленный на Земле, будут с необходимостью показывать, что скорость света всегда является одной и той же. Если предположить, что свет движется с определенной скоростью в эфире, то мы сталкиваемся с очевидным парадоксом. Учитывая, что два тела, Земля и комета, движутся с разными скоростями в эфире, можно ожидать, что они будут иметь разную скорость по отношению к лучу света.
Рассмотрим, например, две машины, двигающиеся по дороге со скоростью десять и двадцать миль в час, которые обгоняет третья машина, двигающаяся со скоростью пятьдесят миль в час. Эта третья машина будет двигаться по отношению к первым двум соответственно со скоростью сорок и тридцать миль в час. Предположение, относящееся к свету, сводится к следующему: если мы вместо третьей машины будем использовать луч света, то скорость света будет одинаковой по отношению к двум другим машинам, которые свет будет обгонять. Конечно, скорость света намного больше, она составляет около 300 тысяч километров в секунду. Мы должны иметь понятия пространства и времени, соответствующие этой скорости и ее специфическому характеру. Отсюда следует, что все наши представления об относительности скорости должны быть пересмотрены. Но эти представления являются непосредственным результатом наших устоявшихся представлений о пространстве и времени. Таким образом, мы возвращаемся к точке зрения, согласно которой что-то не так в наших обычных представлениях о пространстве и времени.Наши устоявшиеся фундаментальные допущения сводились к тому, что существует уникальное значение, которое мы вкладываем в понятие пространства, и уникальное значение, которое мы вкладываем в понятие времени, так что, какое бы значение мы ни придавали пространственным отношениям, они будут одними и теми же для прибора, установленного на Земле, для прибора, установленно- го на комете, или для инструмента, находящегося в состоянии покоя по отношению к эфиру. В теории относительности эти допущения отрицаются. Те места теории, которые касаются пространства, не вызывают трудностей для усвоения, если вы думаете об очевидных фактах относительности движения. Но даже в них изменение значения идет намного дальше, чем позволяет здравый смысл. Еще в большей степени это относится ко времени, ибо относительная регистрация событий и промежутков времени между ними будет различной для прибора, установленного на Земле, для прибора, установленного на комете, и для прибора, находящегося в состоянии покоя по отношению к эфиру. В это очень трудно поверить. Мы не нуждаемся в детальном исследовании вопроса, поэтому остановимся на выводе, что для Земли и для кометы пространство и время имеют разные значения в условиях, которые существуют на Земле и на комете. Соответственно, скорость имеет разные значения для этих двух тел. Итак, современная наука считает, что если нечто движется со скоростью света по отношению к какому-либо значению пространства и времени, то оно сохраняет эту же скорость по отношению к любому другому значению пространства и времени.
Это наносит тяжелый удар по классическому научному материализму, который предполагает, что в некий настоящий момент вся материя одновременно представляет собой реальность. В современной научной теории не предусмотрен такой уникальный настоящий момент. Вы можете найти значение понятия одновременности момента для своей природы, но оно будет иметь различные значения для различных понятий времени.
Существует тенденция дать крайне субъективистскую интерпретацию этой новой доктрине. Я имею в виду мнения, согласно которым относительность пространства и времени зависит только от выбора наблюдателя. Выглядит достаточно обоснованным желание поставить себя на место наблюдателя, чтобы облегчить объяснение. Но мы нуждаемся лишь в теле наблюдателя, а не в его уме. Даже это тело может принести пользу только как пример аппарата знакомой формы. В целом лучше сконцентрировать внимание на интерферометре Майкельсона и исключить тело и душу Майкельсона из картины событий. Вопрос в том, почему на экране интерферометра имеются черные полосы и почему эти полосы не смещаются, когда повора- чивается инструмент. Новая теория относительности рассматривает пространство и время в такой тесной связи, в какой раньше они никогда не рассматривались; данная связь предполагает, что их отделение друг от друга в конкретном факте может быть достигнуто альтернативными способами абстракции, обеспечивающими альтернативные значения. Но каждый способ абстрагирования подразумевает концентрацию внимания на каком- либо явлении природы, а потому изолирует это явление для достижения собственной цели. Факт, относящийся к эксперименту, указывает на то, что интерферометр был рассчитан только на одну из многих альтернативных систем пространственно-временных отношений, встречающихся в природе.
Мы сейчас ожидаем от философии интерпретации статуса пространства и времени в природе, но такой интерпретации, которая бы сохраняла возможность альтернативных значений. Эти лекции не предназначены для описания всех деталей, но без труда можно указать, где следует искать источник разделения пространства и времени. Я имею в виду органическую теорию природы, которую, по моему мнению, следует рассматривать как основу последовательного объективизма.
Событие представляет собой схватывание в единстве некоторой модели аспектов. Действенность события за его пределами возникает из его собственных аспектов, которые образуют формы единства других событий. За исключением систематических аспектов геометрической формы, эта действенность является весьма тривиальной, если отраженная модель связана только с событием в целом. Если модель сохраняет устойчивость во всех последующих стадиях события, а также проявляет себя в целом так, что событие представляет собой историю жизни модели, то благодаря этой устойчивой модели событие приобретает внешнюю действенность. Его собственная эффективность усиливается аналогичными аспектами всех его последовательных частей. Событие конституирует структурированную ценность, которая постоянно присуща всем его частям, и благодаря внутренней устойчивости событие оказывает значительное влияние на изменение окружающей среды.
Именно в этой устойчивости структуры время отделяет себя от пространства. Структура пространственно находится в «теперь», и это временное определение обра- зует ее отношение к любому частичному событию. Она воспроизводит в этой временной последовательности пространственные части своей собственной жизни. Я имею в виду, что правило временного, ряда позволяет структуре воспроизводиться в каждой временной части своей истории. Если можно так выразиться, каждый устойчивый объект проявляет себя в природе и требует от природы соблюдения принципа разделения пространства и времени. Вне факта устойчивой структуры этот принцип может иметь место в настоящий момент, но он будет скрытым и тривиальным. Таким образом, значимость пространства, противопоставленного времени, и времени, противопоставленного пространству, развилась вместе с развитием устойчивых организмов. Устойчивые объекты играют большую роль в разделении пространства и времени относительно структур, входящих в события, и наоборот; в то же время дифференциация пространства и времени в структурах, входящих в события, выражает лояльность сообщества событий по отношению к устойчивым объектам. Это сообщество может существовать без объектов, но устойчивые объекты не могут существовать вне общества, позволяющего им существовать.
Очень важно, чтобы данное положение было правильно понято. Устойчивость означает, что структура, проявляющая себя в ходе формирования одного события, также проявляется в формировании тех его частей, которые выделяются в соответствии с определенным правилом. Неверно думать, что любая часть целого события будет обладать той же структурой, что и событие в целом. Рассмотрим, например, целостную телесную структуру человека на протяжении одной минуты. В течение этой минуты один из больших пальцев является частью целого телесного события. Но структура этой части является структурой большого пальца, а не всего тела. Таким образом, устойчивость требует определенного правила для выявления ее частей. В приведенном примере это правило очевидно. Вы должны рассмотреть жизнь всего тела на протяжении любой части минуты, например на протяжении секунды или одной десятой секунды. Другими словами, общее значение устойчивости предполагает значение определенного промежутка времени в пространственно- временном континууме.
Вопрос, требующий сейчас ответа, состоит в том, все ли устойчивые объекты обнаруживают один и тот же прин- цип отделения пространства от времени; или даже на разных стадиях своей собственной жизненной истории не может ли объект менять способ пространственно- временного различения. Вплоть до недавнего времени все без колебаний придерживались мнения, что существует только один такой принцип. Соответственно, при рассмотрении устойчивости одного объекта время имело точно такое же значение, как при рассмотрении устойчивости другого объекта. Подразумевалось также, что пространственные отношения должны иметь одно уникальное значение. Но сейчас стало очевидным, что наблюдаемая действенность объектов может быть объявлена только посредством утверждения, что объекты, находящиеся в состоянии движения относительно друг друга, используют для своей устойчивости значения пространства и времени, которые неодинаковы для всех объектов. Каждый устойчивый объект должен быть постигнут в его собственном пространстве, если он находится в покое, и в движении, когда он находится уже в ином пространстве, не присущем его индивидуальности. Если два объекта взаимно находятся в состоянии покоя, то они используют одни и те же значения пространства и времени для выражения всей устойчивости; если же они находятся в состоянии относительного движения, то значения пространства и времени для них различны. Отсюда следует, что если мы рассматриваем тело на одной из стадий его жизненной истории как движение относительно другой стадии, то тело на этих двух стадиях должно использовать разные значения пространства, а также соответственно разные значения времени.
В органической философии природы не стоит вопрос о выборе между старыми гипотезами об уникальности различения времени и новыми гипотезами о его множественности. Это вопрос факта, решаемый на основе наблюдения 1.
В предыдущей лекции я говорил о том, что любое событие имеет современников. Большой интерес представляет вопрос, можно ли, опираясь на новые гипотезы, делать такое утверждение без ссылки на определенную пространственно-временную систему. Это возможно в том смысле, что в той или другой временной системе два события одновременны. В других временных системах события не будут одновременны, хотя они могут частично совпадать. Аналогично этому одно событие будет, без- условно, предшествовать другому, если это предшествование имеет место в каждой временной системе. Очевидно, что если мы начнем с заданного события А, то другие события могут быть разделены на два ряда, а именно на ряд событий, которые безоговорочно являются одновременными А, и ряд событий, которые либо предшествуют А, либо следуют за ним. Но существует еще один ряд, оставленный без внимания, а именно события, которые связывают два упомянутых ряда. Здесь мы имеем дело с критическим случаем. Вы должны помнить, что мы говорили о критической скорости, а именно о теоретической скорости света в вакууме2. Вы также должны помнить, что использование различных пространственно-временных систем подразумевает относительное движение объектов. Когда мы анализируем это критическое отношение специального ряда событий к любому данному событию А, мы находим объяснение критической скорости, которое нам нужно. Я не буду касаться всех деталей. Очевидно, что точность утверждения может быть обеспечена путем введения таких понятий, как точка, линия, мгновение. Точно таким же образом возникновение геометрии требовало обсуждения таких проблем, как измерение длин, прямизна линий, ровность плоскостей, перпендикулярность. Я попытался провести эти исследования в некоторых ранних книгах под заголовком «Теория экстенсивной абстракции», но проведенные исследования являются слишком техническими для настоящего случая.
Если нет одного определенного значения для геометрических отношений расстояния, то ясно, что закон тяготения нуждается в корректировке, ибо формула, выражающая этот закон, гласит, что два тела притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной их массам и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними. Такая формулировка молчаливо предполагала, что существует одно определенное значение, которое можно приписать любому моменту времени, что также существует одно определенное значение, которое можно приписать любому расстоянию. Но расстояние является чисто пространственным понятием, а согласно новому учению, существует неопределенное число значений, которые зависят от того, какую пространственно-временную систему вы принимаете. Если две частицы находятся в состоянии относительного покоя, тогда мы можем довольствоваться той пространственно-временной системой,
в которой они обе находятся. К сожалению, закон тяготения не дает указания на то, как поступать с телами, которые не находятся в состоянии покоя относительно друг друга. Следовательно, необходимо сформулировать этот закон таким образом, чтобы он не ограничивался какой- либо частной пространственно-временной системой. Это сделал Эйнштейн. Естественно, результат был более сложным. Он ввел в математическую физику некоторые методы чистой математики, которые позволили сделать формулу независимой от принятых частных систем измерений. Новая формула предусматривала различные мел- і кие эффекты, которые отсутствовали в законе Ньютона. Но в главных следствиях закон Ньютона и закон Эйнштейна согласуются между собой. Сейчас эти дополнительные эффекты закона Эйнштейна позволяют объяснить иррегулярности орбиты планеты Меркурий, которые закон Ньютона объяснить не мог. Это является сильным подтверждением новой теории. Любопытно, что существует более одной альтернативной формулы, основанной на новой теории множественности пространственно- временных систем, и все они согласуются с законом Ньютона и добавляют к нему положения, позволяющие объяснить специфику движения Меркурия. Единственным методом выбора между этими формулами является ожидание экспериментального подтверждения тех следствий, которыми отличаются эти формулы. Природа, скорее всего, совершенно индифферентна к эстетическим предпочтениям математиков.
Остается только добавить, что Эйнштейн, по всей вероятности, отверг теорию множественности пространственно-временных систем в том виде, как я излагаю ее вам. Он бы интерпретировал свою формулу в терминах искривления пространства-времени, что позволило ему создать инвариантную теорию для измерения этих свойств, а также для соответствующих времен каждого частного исторического пути. Его способ обоснования обладал большей математической простотой, но предусматривал существование только одного закона тяготения и исключал его альтернативные формулировки. Но я не могу согласовать формулировку Эйнштейна с данными нашего опыта относительно одновременности распределения в пространстве. Существуют и другие трудности более абстрактного характера.
Теория взаимоотношений между событиями, к кото- рой мы подошли в настоящее время, основывается прежде всего на учении, согласно которому отношения события являются внутренними отношениями, поскольку они касаются самого события и не являются с необходимостью такими же для других связанных с ним событий. Например, вечные объекты относятся к событиям внешним образом. Внутренние отношения определяют, почему событие может быть обнаружено именно там, где оно находится, и таким, каким оно является, иначе говоря, в одном определенном ряду отношений. Каждое отношение входит в сущность события таким образом, что вне этого отношения событие перестанет быть самим собой. Это то, что подразумевается самим понятием внутренних отношений. Уже стало распространенным, поистине всеобщим мнение, что пространственно-временные отношения являются внешними. Это я и отрицаю в своих лекциях.
Концепция внутренней отнесенности подразумевает при анализе разделение события на два фактора; один из них — основополагающая субстанциальная активность индивидуализации, другой — комплекс аспектов, иначе говоря, комплекс отношений, входящих в сущность данного события, который объединяется при помощи индивидуализирующей активности. Другими словами, концепция внутренних отношений требует идеи субстанции как синтезирующей деятельности возникающего события. Событие является тем, что оно есть благодаря объединению в себе множества отношений. Общая схема этих взаимоотношений является абстракцией, которая предполагает, что каждое событие есть независимая сущность, хотя на самом деле оно таковой не является, и ставит вопрос, какая часть этих формообразующих отношений остается в облике внешних отношений. Данная схема отношений становится схемой комплекса событий, в котором существует различная связь целого с частями и различные отношения объединенных с целым частей. Но даже в этом случае наше внимание сосредоточено на внутренних отношениях, ибо очевидно, что часть образует целое. Кроме того, изолированное событие теряет свой статус в комплексе событий, а это исключается самой природой события. Следовательно, часть формируется целым. Таким образом, внутренний характер отношений реально проявляется посредством наглядной схемы абстрактных внешних отношений.
Но эго проявление реальной вселенной как протяжен- ной и Делимой упускает из виду различие между пространством и временем. Оно в действительности упускает ; из виду процесс осуществления, который представляет собой согласование синтетических активностей, посредством которых различные события становятся осуществленными субъектами. Это согласование есть согласование основных деятельных субстанций, посредством чего эти субстанции проявляют себя как индивидуализации или модусы единой спинозовской субстанции. Это согласование вводит временной процесс.
Так время в некотором смысле благодаря своей способности согласования процесса синтетического осуществления выходит за рамки природного пространственно-временного континуума3. Нет необходимости считать, что временной процесс конституируется только одной серией линейного следования. Соответственно, чтобы удовлетворить требованиям, которые выдвигают современные научные гипотезы, мы вводим метафизическую гипотезу, что на самом деле это не так. Мы, однако, принимаем (основываясь на непосредственном наблюдении): временной процесс осуществления может быть разделен на группы линейных сериальных процессов. Каждая из этих линейных серий является пространственно- временной системой. В поддержку этого допущения о существовании сериальных процессов мы обращаемся: 1) к непосредственной данности в чувствах протяженной вселенной вне нас и одновременно с нами, 2) к интеллектуальному постижению значения вопроса о том, что непосредственно происходит сейчас в области, находящейся за пределами чувственного познания, 3) к анализу того, что подразумевает устойчивость возникающих объектов. Эта устойчивость объектов подразумевает выявление структуры, осуществленной к настоящему времени. Это есть выявление структуры, внутренне присущей событию, а также выявление временной части природы, заимствующей аспекты вечных объектов (или вечных объектов, заимствующих аспекты событий). Эта структура получает пространственную характеристику на все время существования события, в которое она входит. Это событие представляет собой часть длительности, т. е. часть того, что проявляется в присущих ему аспектах; и наоборот, эта длительность есть вся природа, существующая одновременно с данным событием. Таким образом, событие в процессе самоосуществления выявляет структуру, и эта
структура требует определенной длительности, которая определяется некоторым значением одновременности. Каждое такое значение одновременности связывает эту структуру в том виде, в каком он выявляет себя, с определенной пространственно-временной системой. Действительность пространственно-временных систем конституируется в ходе реализации структуры; но пространственно- временная система внутренне присуща общей схеме событий, поскольку они образуют условия временного процесса осуществления.
Заметим, что структура требует длительности определенного промежутка времени, а не просто мимолетного мгновения. Последнее отличается большей степенью абстракции, так как оно подразумевает определенное отношение соприкосновения между конкретными событиями. Таким образом, длительность опространствливается; а под опространствливанием подразумевается, что длительность образует поле реализации структуры, образующей характер события. Длительность как поле структуры, реализованной в процессе актуализации одного из .содержащихся в ней событий, является своего рода эпохой, т. е. ограничением. Устойчивость есть повторение образа в последовательности событий. Следовательно, устойчивость требует последовательности длительностей, в каждой из которых обнаруживает себя структура. В этом смысле время отличается от протяженности и от делимости, которые возникают на основе характеристики пространственно-временной протяженности. Соответственно, мы не должны понимать время как иную форму протяженности. Время является лишь последовательностью эпохальных длительностей. Этими длительностями являются сущности, которые следуют одна за другой. Длительность—это то, что необходимо для реализации структуры в данном событии. Таким образом, делимость и протяженность находятся внутри данной длительности. Эпохальная длительность не реализуется в последовательно разделенных частях, она дана вместе с этими частями. Возражение, которое мог бы выдвинуть Зенон против правильности двух отрывков из «Критики чистого разума» Канта, может быть устранено путем отказа от первого из этих двух отрывков. Я имею в виду отрывки из раздела «Аксиомы созерцания»: первый отрывок из подраздела «Экстенсивное качество», второй — из подраздела «Интенсивное качество», в котором суммируются рас- суждения относительно качества в целом, как экстенсивного, так и интенсивного. Первый отрывок гласит:
«Экстенсивной я называю всякую величину, в которой представление о целом делается возможным благодаря представлению о частях (которая поэтому необходимо предшествует представлению о целом). Я могу представить линию, как бы мала она ни была, только проводя ее мысленно, т. е. производя последовательно все [ее] части, начиная с определенной точки, и лишь благодаря этому создавая ее образ в созерцании. То же самое относится и ко всякой, даже малейшей части времени. Я мыслю в нем лишь последовательный переход от одного мгновения к другому, причем посредством всех частей времени и присоединения их друг к другу возникает наконец определенная величина времени»4.
Второй отрывок гласит: «То свойство величин, благодаря которому ни одна часть их не есть наименьшая возможная часть (ни одна часть не проста), называется непрерывностью их. Пространство и время суть quanta conti- nua, потому что ни одна часть их не может быть дана так, чтобы ее нельзя было заключить между границами (точками и мгновениями), стало быть, всякая такая часть сама в свою очередь есть пространство и время. Итак, пространство состоит только из пространств, а время — из времен. Точки и мгновения суть только граница, т. е. только места ограничения пространства и времени, но места всегда предполагают те созерцания, которые должны ограничиваться или определяться ими, и пространство и время не могут быть сложены из одних только мест как составных частей, которые могли бы быть еще до пространства или времени»5.
Я полностью согласен со второй цитатой, если «время и пространство» представляют собой экстенсивный континуум, но это несовместимо с первой цитатой. По поводу нее Зенон сказал бы, что она содержит в себе порочный бесконечный регресс. Каждая часть времени включает в себя более мелкую часть и т. д. Эта серия регрессов в обратном направлении ничего не дает, поскольку начальный момент остается вне длительности и просто указывает на отношение соприкосновения с более ранним временем. Таким образом, если считать обе цитаты верными, то время невозможно. Я принимаю последний отрывок и отвергаю первый. Осуществление является становлением времени в поле протяженности. Протяженность — это комплекс событий в их возможности. В ходе реализации возможность становится действительностью. Но потенциальная структура требует длительности, а длительность должна быть выявлена как эпохальное целое в реализации структуры. Итак, время является последовательностью элементов, делимых в самих себе и прилегающих друг к другу. Длительность становится временной постольку, поскольку вовлекается в реализацию какого- либо устойчивого объекта. Темпорализация есть реализация. Темпорализация не есть непрерывный процесс. Она является атомарной последовательностью. Таким образом, время атомарно (т. е. эпохально), хотя то, что темпорализуется, делимо. Это учение следует из концепции событий и природы устойчивых объектов. В следующей главе мы должны рассмотреть его соответствие современной квантовой теории.
Необходимо отметить, что доктрина эпохального характера времени не зависит от современной теории относительности, что ее следует придерживаться даже в том случае, если теория относительности будет отвергнута. Она зависит от анализа внутреннего характера события, которое трактуется как наиболее конкретная конечная сущность.
Возвращаясь к этому обоснованию, прежде всего отметим, что вторая цитата из Канта, на которой он основывается, не связана с особенностями учения Канта. Эта цитата напоминает полемику Платона с Аристотелем6. Во-вторых, выдвинутый мною аргумент подчеркивает, что Зенон не сумел довести свою мысль до конца. Ему следовало бы выступить против ходячего понятия времени как такового, а не против движения, которое включает в себя отношения между временем и пространством. Ибо что становится, имеет длительность. Но длительность не может возникнуть до тех пор, пока меньшая длительность (часть всей длительности) не предшествует ее бытию (первое положение Канта). Такой же аргумент используется при рассмотрении меньшей длительности и т. д. Бесконечный регресс этих длительностей ни к чему не приводит, и даже с позиций Аристотеля не может существовать пер- вомомента. Следовательно, время должно быть иррациональным понятием. В-третьих, апории Зенона разрешаются в рамках эпохальной теории путем понимания темпо- рализации как реализации целостного организма. Этот организм является событием, сохраняющим в своей сущ- ности пространственно-временное отношение (в себе самом и вне себя) во всем пространственно-временном континууме.
Примечания 1
Ср.: Principles of Natural Knowledge, Sec. 52:3. 2
Это не есть скорость света в гравитационном поле или в среде молекул и электронов. 3
Ср.: Concept of Nature, Ch. III. 4
Кант И. Соч. в 6-ти томах. Т. 3. М., 1964, с. 238. 5
Там же, с. 243—244. 6
Ср.: Euclid in Greek, by Sir Heath T. L. Cambr. Univ. Press. См. примечание о точках.
Еще по теме Относительность:
- Принцип относительности и расширенная специальная теория относительности
- Принцип относительности в специальной теории относительности
- Принцип относительности в общей теории относительности
- Принцип относительности
- ЭВОЛЮЦИЯ ПРИНЦИПА ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
- § 2.3. Теория относительности и реализм
- 4. Теория относительности Альберта Эйнштейна
- Гипотезы относительно автоматизации
- в § 38 Относительно договора о ссуде
- Относительность универсальных идей
- ВВЕДЕНИЕ ДВЕ ИСТИНЫ: АБСОЛЮТНАЯ И ОТНОСИТЕЛЬНА
- 1.13. «Принцип языковой относительности» Э. Сепира
- [Диалектика абсолютной и относительной истины]
- Принцип относительности в классической механике Ньютона
- Понятие об абсолютной и относительной скорости роста