3. Нереальность закона и реальность исполнения закона в практическом духе
Все же закон реален. То, чего реально хотят, уже не есть закон, а исполняющий его индивидуальный поступок - исполнение закона. Единичное волевое усилие - единственное, что действует. Исполнение закона - всегда нечто единичное, чего хотят, ради чего работают. Хотя закон и сформулирован, жизнь непрерывно ставит все новые проблемы. Они либо не входят в предусмотренное законом, тогда их разрешают на основе общих этических принципов, либо входят, тогда необходимо исполнять закон, а не изменять или восставать против него, либо пытаться действовать против него, но молча, мало-помалу переоценивая закон. 152
Однако в момент, когда мы оказываемся в ситуации, предусмотренной законом, когда, как говорят, он исполняется или применяется, сам закон еще нереален. Необходимо и здесь быть начеку со словами и метафорами, то есть прямо осмысливать вещи. При таком прямом рассмотрении мы увидим, что единичные ситуации, внутри которых хотят и действуют, никогда не могут быть предусмотрены законом. Поэтому нельзя по-настоящему действовать в исполнение и применять закон. Реальный случай - всегда сюрприз: то, что случается и о чем потом узнают, всегда происходит один только раз. Для нового факта нужна новая мера, для нового тела - новое платье.
Мера закона, который абстрактен, подобна колеблющемуся маятнику, движущемуся от универсального к индивидуальному. Поэтому он лишен достоинств как первого, так и второго. Действовать по закону? Но в жизни только педант пользуется подобными выражениями, как в области искусства только педант всерьез применяет правила живописи. Истинный художник чутко следует голосу своего эстетического сознания, как практический человек не изменяет своему гению практики. То, что называется единичным действием, исполнением закона, в действительности подчиняется не закону, а практическому и этическому принципу, оно индивидуализирует последний. Человек, память которого наполнена законами, им самим созданными и принятыми, делает глубокий реверанс госпоже Справедливости (закону), что и доводит их до конца.В Италии, как и во многих других странах, есть закон об обязанности двадцатилетним юношам являться для прохождения службы. Оставим в стороне возможность неповиновения со стороны призывников, допустим, что правительство отменит закон о принуждении и установит институт вольнонаемных. Оставим также факт, далеко не во всем фантастический, что, нарушая закон, кто- то спрячется за границей или в подземелье, как один герой отца Брешиани, либо, придерживаясь толстовского принципа непротивления злу насилием, применит его и решит, что лучше тюрьма, чем взять в руки оружие. Можем взять пример миролюбивого буржуа, который предпочтет тюрьме судьбу воина, либо простого подданного, признающего свой долг перед отечеством. Ясно, что пришедшие на призывной пункт покажут подчинение голосу уже не Закона (flatus vocis), a своей моральной совести или, проще, выбор определят экономические соображения. Как иначе возможно исполнение закона, предписывающего делать то- то и то-то, и все сделано так, как надо? У каждого человека есть 153
свой характер, смекалка, особые физические силы. Каждый исполнит свой воинский долг исключительно по-своему, не так, как другой. Не больше и не меньше соблюдая закон, а именно на свой манер, даже когда все исполняют его с равным усердием.
Может показаться, что во время боевых учений все выполняют одно и то же движение. На деле каждый двигается иначе, чем другой. На параде все маршируют одинаково, и все-таки все и каждый (включая прусских солдат) маршируют по-своему. Издалека мы видим униформу, вблизи начинаем различать детальные различия. Если мысленно представить себе полковые учения пятьдесят лет назад, оставив неизменными воинский устав, оружие, обмундирование и прочее, то в глаза непременно бросится серия отличий внешнего единообразия. Это будет комплекс изменений, произошедших в жизни, культуре, воспитании, политическом сознании, способах питания, одежде и т. п. Такой эксперимент можно поставить не во времени, а в пространстве, сравнив воинские уклады двух различных народов. Возьмем одно и то же сочинение, написанное на двух разных языках. Вскоре мы поймем, что перед нами две совершенно непохожие друг на друга книги. Джусти перевел ее на миланский, а Порта - на флорентийский. В итоге получились не Порта, не Джусти, а два новых поэта.Эта невозможность применить закон и воплотить его в факты, необходимость продвигаться шаг за шагом сообразно историческим обстоятельствам и требованиям, не раз поражала неслабые умы, толкая их к поспешному заключению о бесполезности законов, чуть ли не к их упразднению. Если в конце все равно приходим к единичному усилию, а каждый поступок требует детального обдумывания, то ради чего опутывать работающих людей сетями обязательств, которые потом и так придется порвать, чтобы действовать? Зачем с неимоверным трудом вытачивать инструменты, которые в решающий момент придется отбросить, чтобы понять, насколько хорошо ты владеешь ремеслом с помощью одних собственных голых рук?
С такими доводами стали лелеять идею общества без законов, где все работают ради собственного удовольствия, как например в утопии Фурье и многих других. Другие вздыхали по временам абсолютных отеческих монархий, гениальных деспотов с добрым сердцем, по государю, который без всяких законов от случая к случаю вынимает из левого кармана свои лучшие дары и осыпает ими страждущих.
Возьмем пример более актуальный: судья время от времени создает закон в зависимости от встречающихся ему ситуаций. Не находя закона для применения и не умея вынести 154
должного решения, он вынужден свободно определять суть конфликтов, то есть он судит в соответствии с особым характером событий. Теории недоказуемы и не могут исключить так называемую юридическую фикцию, которая внутренне присуща закону, даже когда верят, что избавились, она не исчезает. Именно фикция дает возможность конкретному случаю войти в абстрактную категорию. Таким ошибочным доктринам противостоят защитники полезности законов, полагающие, что закон не дает индивидуальных решений и требует строгого соблюдения, поскольку момент индивидуальности и несоблюдения, насилия состоит в факте, который присущ природе закона. Но и противники, и защитники равно ошибаются, настаивая то на бесполезности, то на невозможности обосновать полезность закона, как и во многих спорах о философской кажимости. В политической практике, помимо заблуждений, всегда есть и резоны, вообще говоря, правота и неправота в ней переплетаются самым неожиданным образом. Противники законов обычно протестуют, когда законов много, и хотят, чтобы судьи не были педантами. Защитники же законов оспаривают революционеров, которые не хотят определенных законов, поддерживающих социальный прогресс, ибо предвидят хаос. Все это, однако, совершенно не имеет отношения к сути философской проблемы.
Если защитники полезности законов захотели бы применить в качестве аргумента довод здравого смысла, то достаточно было бы указать на требования законного порядка, справедливости, государства на любом этапе развития человеческого общества. "Уж лучше бездарное правительство, чем никакое; пусть будут законы посредственные, но стабильные, чем сумасшедшая погоня за якобы лучшими законами, ведущая к нестабильности!" С другой стороны: "Упаси нас Бог от гениальных деспотов, вдохновенных судей, ратующих во имя сокровищ равенства!" Этими голосами полнится история.
Сколько пролито крови в битвах за законное право, сколько изнурительных тяжб, и только легкомысленные умы из этого сделают вывод о напрасной растрате сил и энергии. Никакой труд не напрасен, когда идет речь о собственном праве, ничто не зря, когда следует защитить оскорбленное величие закона, права всех и каждого. Те, кто мудрствует против законов, кляня всех и вся, кокетничают, ибо знают, что они окружены законами, что их жизнь вне опасности. Иначе, как в сказке о волчице и пастухе, чтобы не пропасть, они быстро изобретут все те же законы, дабы в безопасности и покое академики вновь смогли ворчливо поносить законы. 155
Переходя от здравого смысла к философии, скажем теперь прямо, что польза законов вовсе не в их актуальной данности, что, вообще говоря, и невозможно, ведь действует всегда единичный индивид. Смысл закона - в векторе нашей воли от единичного поступка к общему, в понимании, что один акт есть элемент класса. Ведь когда мы целимся, сначала выбираем пространство с закрепленной в нем целью. Закон не есть реально действующая воля, несомненно, тем не менее всегда несовершенный и противоречивый закон способен подготовить к синтетическому и совершенному волевому акту. Желание абстрактного (закон) не есть реальная воля, но ее вспоможение. Строительные леса необходимы, пока не закончено строительство дома. Затем их убирают, но лишь потому, что выполнена функция, ради которой все затевалось. Эта аналогия точнейшим образом показывает различие строения практического духа и теоретического духа. И внутри последнего немало встречается кричащих противоречий, представлений, не поддающихся обобщению, универсалий, которые невозможно представить. Произвольны формации, предполагающие, что воля повелевает тем, чем в принципе нельзя командовать - понятиями, которые не следуют, а предшествуют волевому практическому действию. Все же мы знаем, это фиктивные понятия, схемы, законы, которые и не законы, признанные ложными, они уже не вредны, ибо поддерживают память и помогают нам ориентироваться в разношерстном мировом сценическом пространстве.
Не мы думаем, а они помогают нам думать, с их помощью воображаем. Так философ останавливает свой разум на псевдопонятиях, чтобы взойти к универсалиям. Наивная живая интуиция всегда нужна артисту, чтобы нащупать типичное за индивидуальным. Псевдопонятия, ставшие предметом внимания, перешедшие из схем в статус законов, выполняют аналогичную функцию в практическом духе, сообщая ему направление, где возможно полезное действие, всегда индивидуализированное. Другой важный аспект аналогии. Псевдопонятий не было бы, если бы в реальности рядом с непохожим не было бы похожего. Последнее не есть всеобщее и необходимое, а такое общее, которое менее случайно, чем все прочее - некое относительно устойчивое вариативное. Псевдопонятия произвольны не потому, что смешивают сходное с несхожим, а потому, что укрепляют вариативное, превращают его в нечто абсолютно постоянное, заменяют похожее на тождественное. Практический дух, созидающий реальность, нуждается не только в различном, но и в схожем, и в длящемся миг, и в длящемся год, век, тысячелетие. Есть не только 156
человек, но и вид, есть и один гений, и народ, действия уникальные и действия повторяющиеся. Для этого есть законы, выполняющие то, что называют социальным порядком, и даже космическим порядком. Порядок всегда относителен, ибо включает в себя элемент нестабильности. Его прямолинейная конфигурация, увиденная вблизи, кишит изгибами. Поэтому следует неустанно со- здавать законы, как необходимо и нарушать их, даже уважая и, насколько это необходимо, исполняя.
Роль, описанная законом как нереальное стремление, но все же приуготовляющее реальную волю, освещает понятие, нами отвергнутое, - понятие плана, проекта, модели, свойственных практической деятельности. Именно оно исполняет предустановленный проект. Мы показали, что проект и исполнение плана в реальности суть одно и то же. Человек действует, меняя проект действий на каждом шагу, ибо меняется сама реальность, основа его действий. В философии практики вообще, как в особенности в этике, понятия предустановленного проекта нет, ведь этически универсальное несводимо к индивидуальному, как верно, что универсальное дано не иначе, как воплощенным в отдельное действие. Универсального в виде проекта этика не знает. Нельзя одновременно быть и не быть влюбленным в кого-то, абстрактной любви не бывает. Это понятие проекта, предпосланного действию, часто ошибочно употребляемое в экономике и этике, находит свой законный смысл в другом порядке фактов, от которого получает окраску, иначе вряд ли его можно было бы ошибочно употреблять. Этот смысл мы находим в законах. Законы суть планы или проекты потому, что они реализуются или, наоборот, не реализуются действующим человеком.
Еще по теме 3. Нереальность закона и реальность исполнения закона в практическом духе:
- 4. Смешение законов с практическими принципами. Критика практического легализма и иезуитской морали
- § 7. Основной закон чистого практического разума
- 11. Закон, как источник права. Действие закона в пространстве и во времени, по кругу лиц.
- 1?4 Как понимать общественные законы? Подобны ли они, например, законам Ньютона
- Подходы к пониманию закона в психологии Проблема статуса и сути психологического закона
- 2. Составные части законов. Критика пермессивных законов и естественное право
- 14. ЧЕТВЕРТЫЙ ЗАКОН ПСИХОЛОГИИ УБЕЖДАЮЩЕЙ КОММУНИКАЦИИ - ЗАКОН ФОРМИРОВАНИЯ АТТРАКЦИИ
- ГЛАВА IV О ТОМ, ЧТО ЕСТЕСТВЕННЫЙ ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН БОЖЕСТВЕННЫЙ
- 14. РЕЗЮМЕ: ЗАКОНЫ ЛОГИКИ И ЗАКОНЫ ПСИХОЛОГИИ В ВАШЕЙ АРГУМЕНТАЦИИ
- Признаки пророка в старом законе, чудеса и учение, соответствующие закону.
- О законе Божием и законе греха
- 2.1.4.1. Органами исполнительной власти являются органы, осуществляющие повседневное практическое применение законов и иных, в том числе собственных нормативных правовых актов
- О ТОМ, ЧТО ЗАКОНЫ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ПРИРОДНЫЕ УСЛОВИЯ, СЛУЖАТ УКРЕПЛЕНИЮ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ, А НРАВЫ ЕЩЕ БОЛЕЕ ВАЖНЫ, ЧЕМ ЗАКОНЫ
- Законы организации производственных процессов и возможности оптимизации организации материальных потоков в пространстве и во времени Законы организации производства и конкурентоспособность
- 1.3.4. Законы в составе научного знания Что такое научный закон?