Мировоззренческая конфронтация Лейбница и Локка. Отношение к религии

Когда Филалет в III главе четвертой книги «Новых опытов...» воспроизводит предположение Локка, что материя (пусть и по воле бога) обладает способностью мыслить, Лейбниц решительно отвергает этот тезис, приравнивая его к схоластическим выдумкам о скрытых качествах, которые он, Лейбниц, иронически называет «благодетельными бесенятами» 56, и к слепой вере в чудеса, несмотря на то что Локк постоянно сам подвергал такую веру строгой критике. Положительная аргументация у Лейбница здесь отсутствует: он лишь воспроизводит основные положения своей монадологии, которые частично излагал ужа в первой книге, где речь шла о «самозамкнутых» духовных сущностях и о «хорошо обоснованных» явлениях. Лейбниц бездоказательно утверждает, что «материя не может существовать без нематериальных сущностей, т. е. без монад» 57. Между тем позиции Лейбница весьма шатки: порицая механистическую онтологию, он сам (и притом в большей степени, чем Локк) остается в тесных рамках механистических воззрений на свойства материи. Английский материалист считал, что материальной субстанции присуще множество сил, которые пока еще не познаны, но в будущем будут открыты учеными.

Затрагивающие проблемы бога и религиозной веры главы X и XVIII четвертой книги «Новых опытов...» производят сложное впечатление: казалось бы, спиритуалист Лейбниц должен был заняться опровержением Локкова деизма, но он не возражает по сути дела ни против деистического ограничения всемогущества бога, ни против принижения Локком веры перед разумом и его скептического отношения к пресловутому богооткровению.

Прежде всего Лейбниц из чувства профессиональной солидарности старается подчеркнуть свою и Локка «добропорядочность» в религиозных вопросах, дабы уберечь философов от гнева теологов, а саму философию — от вторжения в нее теологии, и потому стремится придерживаться «щепетильной осторожности (sa prudence trop scrupuleuse)» '2, хотя иногда, наоборот, ему кажется, что Локк сверх меры осторожен. Как бы то ни было, немецкий просветитель с готовностью приходит на помощь просветителю английскому, когда у него возникает тревога насчет возможных последствий вольномыслия, в котором в той или иной мере повинны оба. Теофил вместе с Филалетом с серьезным видом рассуждают о вездесущности бога, о загробной жизни, искуплении первородного греха и страшном суде, хотя эти сюжеты совершенно не интересовали Локка, а с философской системой Лейбница они несовместимы, как, впрочем, несовместим с ней и тезис о боге-творце (недаром Лейбниц то признает врожденность его идеи, то сам же отрицает это) 7 .

Конечно, логика борьбы идеалиста против материалиста толкала Лейбница к совсем другой полемической установке: он упрекает Локка в недостаточно строгом следовании основам христианского вероучения, и это наиболее заметно в его письмах к Д. Мешэм. Лейбниц то склоняется к созданию единого фронта борьбы светских философов против религиозно-церковного обскурантизма, то сам же этот фронт раскалывает. Но бесспорно единство обоих просветителей в их требовании возвышения разума над верой, в их порицании «энтузиазма», т. е. религиозного экстаза, и в педоверии к «божественному откровению» вообще, которое они также подчиняют суду разума: ведь «нет худшего рабства, чем рабство людей, лишенных разума»61. Несомненна также несовместимость философской системы Лейбница с ортодоксальной христианской теологией в любом из ее вариантов.

Гегель в «Лекциях по истории философии» метко заметил, что у Лейбница «бог есть как бы канавка, в которую сбегаются все противоречия». Это упрек, но мы слышим его из уст философа, который сам сделал свой абсолют на высшей ступени его развития синонимом общественного сознания. Таким образом, Гегель занял в этом вопросе в отношении Лейбница примерно ту же позицию, что и Лейбниц в отношении Локка: апеллируя к ортодоксам, он изображает себя защитником религиозных «устоев», хотя сам от этих «устоев» отошел далеко. Но Лейбниц задолго до Гегеля использовал понятие бога как символ абсолютного знания, к которому в своем непрестанном развитии стремятся монады-люди. Ленин отметил знаком «NB» и подчеркнул тремя чертами то место в книге Фейербаха о Лейбнице, где о последнем сказано, что «он ограничивает благость и всемогущество бога мудростью, разумом». Ленин выписал это, а также и следующее замечание Фейербаха: «Следовательно, он (т. е. Лейбниц,— Я. Я.) ограничивает свой теизм натурализмом., л 64.