| [k) Метафизическая потребность]
570- Когда кто-нибудь стоит на той философской точке зрения, на которой всегда стояли философы, то он не замечает ни того, что было, ни того, что будет, а видит лишь сущее. Но так как ничего сущего нет, то философу остается лишь воображаемое, что и составляет его «мир». 571-
Утверждать вообще существование вещей, о которых мы ничего не знаем и утверждать именно потому, что в этом незнании о них есть некоторое преимущество,— это было со стороны Канта наивностью, следствием фальсификации потребностей (а именно, потребностей морально-метафизических). 572-
Художник не переносит действительности, он смотрит в сторону, оглядывается назад; он серьезно думает, что ценность известной вещи заключается именно в том призрачном остатке, который образуется из красок, формы, звука, мыслей; он верит, что чем неуловимее, утонченнее, воздушнее вещь, тем выше его ценность: чем меньше реальности, тем выше ценность.
Это платонизм, но тот обладал еще большей смелостью в выворачивании вещей: он измерял степень реальности — степень ценности, и говорил: чем больше «идеи», тем больше бытия. Он выворачивал понятие «действительности» и говорил: «То, что вы считаете действительным, есть заблуждение, и мы подходим тем ближе к истине, чем ближе мы подходим к идее». Понимаете ли вы, в чем тут дело? Это было величайшей переменой вещей, новым их крещением; и так как эта перемена была воспринята христианством, то мы не замечаем всей удивительности происшедшего. Платон, как артист, предпочел иллюзиювеличина (лат.).
бытию, следовательно ложь и вымысел — истине, недей- 322 ствительное — существующему! Но он так был убежден в ценности иллюзии, что придавал ей атрибуты «бытия», «причины», «добра», «истины», короче, всего, чему придается ценность.
Само понятие ценности как причины—первое открытие. Идеал снабжается всяческими атрибутами, которые обеспечивают уважение—второе открытие. 573.
Идея «истинного мира» или «Бога», как чего-то абсолютно сверхчувственного, духовного, милосердного, играет роль необходимого противовеса все еще всемогущему влиянию противоположных инстинктов.
Умеренность и достигнутая степень гуманности с точностью отражаются в очеловечивании богов: греки наиболее могучей эпохи, которые не боялись самих себя, но были счастливы собою, наделяли своих богов всеми своими аффектами.
Одухотворение идеи Бога поэтому далеко не означает прогресса; это особенно глубоко чувствуется при соприкосновении с Гете: переход Бога в нечто более утонченное и туманное, в добродетель и дух,— ощущается у него как более грубая ступень. 574.
Бессмыслица всякой метафизики как способа выведения условного из безусловного.
Природа мышления такова, что оно стремится присоединять, присочинять к условному безусловное; так же как оно присоединяет и присочиняет «я» к множественности своих собственных процессов. Оно измеряет мир при помощи целого ряда величин, созданных исключительно им самим, при помощи своих основных фикций («безусловного», «цели и средства», «вещи», «субстанции»), при помощи логических законов, чисел и образов.
Не было бы ничего такого, что можно было бы назвать познанием, если бы мышление не пересоздало себе сначала мира таким способом в «вещи», в нечто постоянно себе равное. Лишь благодаря мышлению существует неистинное, неправда.
Мышление не может быть ни из чего выведено, так же как и ощущение, но этим еще далеко не доказывается, что оно первоначально и что оно «есть в себе». Этим лишь устанав- 323 ливается, что мы не можем проникнуть за его пределы, так как мы ничего не имеем, кроме мышления и ощущения.
S
to
8 575' «Познавать» — значит связывать с предыдущим:: по сво- о ей сущности это regressus in infinitum1. То, что заставляет остановиться (на так называемой causa prima, на некоем бе- | зусловном и т. д.), это — косность, утомление.
t 576. К —и влияние „
4р К тому, чего больше всего боятся, к источнику наисиль-
нейшихстраданий (властолюбию, сладострастию и т.
д.) — люди относятся всего враждебнее и исключают сказанное из «истинного» мира. Таким образом, они шаг за шагом вычеркнули аффекты, создали Бога как противоположность злу, т. е. переместили реальность в отрицание страстей и аффектов (т. е. именно в ничто).В такой же мере ненавистно людям и все неразумное, произвольное, случайное (как причина бесчисленных физических страданий). Поэтому они отрицают этот элемент в «сущем в себе», понимая последнее как абсолютную «разумность» и «целесообразность».
В равной мере боятся они и перемены, тлена, в этом страхе сказывается угнетенная душа, исполненная недоверия и печального опыта (случай Спинозы: для иной породы людей эта изменчивость казалась бы чем-то соблазнительным).
Существа, обладающие крайним избытком силы и играющие силой, одобрили бы, в смысле эвдемонистическом, именно аффекты, неразумность и изменчивость, со всеми их последствиями—опасностью, контрастом, гибелью и т. д.
577' Противопоставить ценности вечно неизменного (сравни: наивность Спинозы, а также и Декарта) ценность кратчайшего и наиболее преходящего, соблазнительное сверкание золота на чреве змеи vita.2
578. Моральные ценности в самой теории познания: —доверие разуму—почему не недоверие? — «истинный мир» должен быть и добрым—почему?
обратное движение в бесконечности (лат.). жизнь (лат.).
—иллюзорность, изменчивость, противоречие, борьба, 324 оцениваемые как нечто безнравственное, тяготение к миру, где все это отсутствует; —
изобретается трансцендентный мир, для того, чтобы осталось место для «моральной свободы» (у Канта): диалектика как путь к добродетели (у Платона и Сократа: очевидно потому, что софистика считалась путем к безнравственности); —
время и пространство идеальны, следовательно — «единство» в сущности вещей, следовательно — никакого «греха», никакого зла, никакого несовершенства,— оправдание Бога; —
Эпикур отрицает возможность познания, чтобы сохранить верховенство за моральными (а также гедонистическими) ценностями.
То же делает Августин, позднее Паскаль («развращенный разум») в интересах христианских ценностей; —презрение Декарта ко всему изменчивому; те же у Спинозы.
579. К психологии метафизики. Этот мир иллюзорен: следовательно, существует истинный мир; этот мир условен: следовательно, существует безусловный мир; этот мир исполнен противоречий: следовательно, существует мир непротиворечивый; этот мир есть становление: следовательно, есть мир сущий,— ряд ложных выводов (слепое доверие к разуму: если существует А, то должно существовать и противоположное ему понятие В). Эти выводы внушены страданием: в сущности это — желание, чтобы такой мир существовал; равным образом здесь выражается и ненависть к миру, который причиняет страдания, почему и изобретается другой мир, более ценный: — озлобление метафизиков против действительного принимает здесь творческий характер.
Второй ряд вопросов: к чему страдание? Здесь делается вывод об отношении истинного мира к нашему кажущемуся, изменчивому, полному противоречий: 1)
Страдание как следствие ошибки — но как возможна ошибка? 2)
Страдание как следствие вины — но как возможна вина? (все это факты из сферы природы или общества, обобщенные и проецированные в «вещь в себе»). 325 Но если условный мир причинно обусловлен безуслов
ным, то свобода и право на ошибки и вину должны быть также s им обусловлены: и опять вопрос почему? Следовательно, мир Л иллюзии, становления, противоречия, страдания является
о продуктом некоторой воли: зачем?
'§ Ошибка в этих заключениях: образованы два противо-
g положных понятия,—и так как одному из них соответствует | некоторая реальность, то таковая же « должна» соответство- sf вать и другому. «Иначе, откуда мы имели бы противополож- 4р ное ему понятие». Разум, следовательно, является источником откровения о «сущем в себе».
Но происхождение этих противоположностей не должно быть непременно выводимо из сверхъестественного источника разума, достаточно противопоставить действительный генезис понятий—они имеют свои корни в сфере практики, в сфере полезностей, и именно отсюда черпают свою крепкую веру (если не желаешь рассуждать согласно велениям этого разума, то тебя ждет гибель; но этим еще не «доказано» то, что этот разум утверждает).
Преувеличенноевниманш, уделяемое метафизиками страданию,— весьма наивно.
«Вечное блаженство»—психологическая бессмыслица. Смелые и творческие люди не принимают никогда робость и страдание за конечные вопросы ценности—это сопутствующие состояния: надо стремиться и к тому и к другому, если хочешь чего-нибудь достичь. Нечто усталое и больное у метафизиков и религиозных людей сказывается в том, что они выдвигают на первый план проблемы радости и страдания.Также и мораль только потому имеет для них такую важность, что она считается существенным условием прекращения страданий.
Точно так же и преувеличенная забота об иллюзорности и заблуждении: источник страданий лежит в ложной вере, что счастье связано с истиной (смешение понятий. счастье—в «уверенности», в «вере»).
580. В какой мере отдельные теоретико-познавательные учения (материализм, сенсуализм, идеализм) являются следствиями оценок: источник высших чувств удовольствия («чувства ценности») является решающей инстанцией также и для проблемы реальности!
Мера позитивного знания является чем-то совершенно 326 безразличным или побочным, достаточно взглянуть на развитие индийской философии.
Буддистское отрицание реальности вообще (иллюзорность = страдание) совершенно последовательно: не только недоказуемость, недоступность, недостаток в категориях, свойственные «миру в себе», но и уразумение ошибочности процедур, при помощи которых получено было это понятие.
«Абсолютная реальность», «бытие в себе»—противоречия. В мире становления «реальность» есть всегда лишь симплификация в практических целях, или заблуждение на почве несовершенства органов или разница в темпе становления.
Логическое отрицание мира и нигилизация его проистекают из того, что мы принуждены противопоставлять бытие небытию и что понятие «становления» отвергается («нечто» становится). 581-
Бытие и становление. «Разум», развившийся на сенсуалистической основе, на предрассудках чувств, т. е. на вере в истинность показаний чувств.
«Бытие» как обобщение понятия «жизни» (дышать), «быть одухотворенным», «желать», «действовать», «становиться».
Противоположностью будет: «быть неодухотворенным», «не становящимся», «не желать».
Следовательно: «бытию» противопоставляется не «не-бытие», не нечто кажущееся, а также и не нечто мертвое (потому, что мертвым может быть лишь то, что может и жить).«Душа», «я», определяемые как первопричины и влагаемые всюду, где только есть становление. 582-
Бытие—мы не имеем никакого иного представления о нем, как « жить». Как же может «быть» что-нибудь мертвое? 583-
A.
Я с изумлением вижу, что наука наших дней смиренно соглашается ограничить область своего исследования только миром явлений; что касается истинного мира — каков бы он ни был,— то у нас не имеется, будто бы, соответствующих органов познания. 327 Здесь мы можем теперь же спросить: посредством какого же органа познания добыто самое это противопоставление? s Из того, что мир, который доступен нашим органам, к в то же время мыслится нами как зависимый от этих органі нов; из того, что мы представляем себе мир как субъективно '§ обусловленный,—еще не следует, что вообще возможенобъек- g тивный мир. Что заставляет нас думать, что субъективность | реальна, что она существенна?
sf Нечто «в себе» есть в сущности бессмысленная концеп-
•Ц, ция, «свойство в себе» — бессмыслица; понятие «бытия»,
п
«вещи» дано нам всегда как понятие отношения.
Хуже всего то, что вместе со старинным противоположением кажущегося» и «истинного» мы унаследовали и соотносительные оценки: незначительный по «ценности» и «абсолютно ценный».
«Кажущийся мир не считается нами за «ценный» мир; иллюзорность считается инстанцией, исключающей высшую ценность. Ценным в себе может быть лишь «истинный» мир.
Предрассудок из предрассудков! Во-первых, не исключена возможность, что истинный характер вещей до такой степени вреден предпосылкам жизни, так им противоречит, что нужна именно иллюзорность для того, чтобы иметь возможность жить. Это именно имеет место в очень многих случаях, например, в браке.
Наш эмпирический мир, быть может, обусловлен и в отношении границы его познания инстинктами самосохранения; мы считаем, быть может, истинным, добрым, ценным то, что полезно для сохранения рода. a)
У нас нет никаких категорий, с помощью которых мы могли бы отличить истинный мир от кажущегося. (Возможно, что существует вообще только кажущийся мир, хотя и не только один наш кажущийся мир). b)
Если и допустить существование истинного мира, то он все же мог бы еще быть для нас миром меньшей ценности, а именно известная величина иллюзии, по своей ценности для нашего сохранения, могла бы считаться ценностью высшего ранга. (Разве только, что иллюзия сама по себе есть нечто подлежащее отвержению?). c)
Что существует известное соотношение между степенями ценности и степенями реальности (так что высшие цен- ности обладают и высшей реальностью) — это есть метафи- 328 зический постулат, исходящий из предположения, что мы знаем степени и порядок ценностей: а именно, что этот порядок есть моральный... Лишь при таком предположении истина входит в определение всего наиболее ценного. B.
Чрезвычайно важно то, чтобы истинный мир был упразднен. Он источник величайших сомнений и всяческого обесценивания того мира, который мы представляем собой; он был до сих пор нашим опаснейшим покушением на жизнь.
Война против всех предпосылок, на которых строился этот вымышленный истинный мир. К этим предположениям относится и то, что моральные ценности суть высшие.
Моральная оценка, как высшая, была бы опровергнута, если бы можно было доказать, что она является следствием некоторой не моральной оценки, что она—специальный случай реальной неморальности; она свелась бы сама таким образом на некоторую видимость, и, как видимость, не имела бы уже права осуждать «кажущееся», иллюзию. C.
«Волю к истине» нужно в силу этого исследовать психологически: она не есть моральная сила, но форма воли к власти. Это последнее доказывалось бы тем, что она пользуется всякими неморальными средствами и, прежде всего, метафизикой.
Мы должны теперь заняться проверкою того утверждения, что моральные ценности суть высшие ценности. Методика исследования будет обеспечена лишь тогда, когда все моральные предрассудки будут преодолены. Это явится победой над моралью.
584- Философия сбилась с пути благодаря тому, что мы вместо того, чтобы видеть в логике и категориях разума лишь средство для обработки мира в целях полезности (следовательно, «принципиально», средство для полезной фальсификации), принимаем их за критерий истины, а следовательно и реальности. В действительности «критерий истины» представлял просто биологическую полезность такой системы принципиальных фальсификаций; и так как известная порода 329 животных не знает ничего более важного, чем самосохранение, то можно действительно говорить здесь об «исти- s не». Наивность заключалась лишь в том, что антропоцентри- s ческая идиосинкразия принималась за «меру вещей», за руко- о водящую нить в определении «реального» и «нереального», '§ короче говоря, в том, что некоторая обусловленность при- g знавалась за нечто абсолютное. И вот мир при этом сразу | распался на «истинный» и «кажущийся»; и именно тот са- sf мый мир, для жизни и удобства жизни в котором человек 4р изобрел свой разум, этот-то мир и был дискредитирован в его глазах. Вместо того, чтобы использовать формы как сподручное средство для того, чтобы сделать мир доступным нам, исчислимым, безумие философов усмотрело в этих категориях понятие, дошедшее к нам из того другого мира, которому не соответствует этот мир, в котором мы живем. Средства были ложно приняты за мерило ценности, и даже за осуждение самой цели.
А цель их была в том, чтобы мы могли обмануть себя с пользою; средством к этому было подыскание формул и знаков, с помощью которых запутывающая множественность могла быть сведена в целесообразную и доступную схему.
Но, увы! тогда пустили в дело моральную категорию: ни одно существо не может быть обманутым, ни одно существо не должно обманывать,— следовательно есть только одна воля к истине. Что есть «истина»?
Закон противоречия дал схему: истинный мир, к которому ищут путь, не может находиться в противоречии с самим собою, не может изменяться, не может становиться, не имеет ни начала, ни конца.
Это есть величайшая из совершенных ошибок, истинный источник ошибок на этой земле: вообразили, что нашли критерий реальности в формах разума,—тогда как они служили для того, что мы могли быть хозяевами над реальностью, для того, чтобы весьма искусно перетолковать реальность.
И вот мир теперь стал ложным, и как раз благодаря тем своим свойствам, которые составляют его реальность: благодаря его изменчивости, становлению, множественности, противоположности, противоречию, войне.
И роковое дело было сделано:
1) Как же теперь отделаться от ложного, только кажущегося мира (а ведь он—действительный, единственный)?
2) Как самим нам стать по возможности противополож- 330 ностью этому кажущемуся характеру мира? (Понятие о совершенном существе как о некоторой противоположности всему реальному или, яснее, как о чем-то противоречащем жизни.).
Все направление наших оценок имело задачей — окле- ветание жизни; создано было некоторое смешение идеального догматизма с познанием вообще; так что противная сторона стала, в свою очередь, относиться подозрительно к науке.
Путь к науке был таким образом вдвойне прегражден: во-первых, верою в «истинный мир», а затем противниками этой веры. Естественные науки, психология были: 1) осуждены в их объектах; 2) лишены характера невинности.
В действительном мире, где абсолютно все связано между собой и обусловлено, осудить что-нибудь, или мысленно устранить что-нибудь, значит устранить и осудить все. Слова «этого не должно было бы быть», «это не должно было бы случиться»—просто фарс. Если продумать все последствия до конца, то станет ясным, что устраняя то, что в каком-нибудь смысле вредно, губительно, мы уничтожаем и самый источник жизни. Это лучше всего можно увидеть из физиологии!
Мы видим, как мораль: а) отравляет все миропонимание, b) отрезает пути к познанию, к науке, с) разрушает и подрывает все действительные инстинкты (научая ощущать их корни как неморальные).
Мы видим перед собой действие ужасного орудия декаданса, которое удерживает свои позиции под прикрытием священнейших имен и величественных жестов.
585. Огромное самопознание: сознать себя не как индивида, а как человечество. Одумаемся и припомним старое — пойдем и малыми и большими путями!
А. Человек ищет «истины» мира, который не противоречит себе, не обманывает, не изменяется; истинного мира — мира, в котором не страдают; противоречие, обман, смена—причина страдания! Человек не сомневается в том, что существует мир такой, какой он должен был бы быть; он хотел бы найти к нему путь. (Индийская критика: даже «я», как нечто кажущееся, как н е реальное). 331 Откуда в этом случае берет человек понятие реально
сти? Почему он из смены, обмана, противоречия выводит s именно страдание? И почему не, скорее,— свое счастье? к Презрение, ненависть ко всему, что преходит, изменя
о
to
ется, превращается—откуда эта оценка пребывающего? Очевидно, воля к истине является здесь лишь стремлением в § мир пребывающего, неизменного.
| Чувства обманывают, разум исправляет ошибки; следо-
sf вательно—заключают—разум есть путь к пребывающему; на- 4р именее чувственные идеи должны быть ближе всего к «истинному миру». Большинство несчастий происходит от чувств — они обманщики, соблазнители, уничтожители.
Счастье может быть основано лишь на сущем, смена и счастье взаимно исключают друг друга; высшее желание, следовательно, имеет в виду единение с сущим. В этом формула, определяющая путь к высшему счастью.
In summa: мир, каким он должен был бы быть, существует; тот мир, в котором мы живем, заблуждение,—этот наш мир не должен был бы существовать.
Вера в сущее оказывается лишь следствием: действительное primum mobile1 есть неверие в становление, недоверие к становлению, пренебрежение ко всему становящемуся.
Какой род людей рассуждает таким образом? Непродуктивный род, болезненный, утомленный жизнью. Если мы представим себе противоположный род людей, то ему не будет нужна вера в сущее; даже более того, он презирал бы это сущее как мертвое, скучное, индифферентное.
Вера в то, что действительно есть, существует мир, такой, какой он должен был бы быть, это—вера непродуктивных, которые не хотят сами создать себе такой мир, каким он должен быть. Они предполагают его уже существующим, они ищут средства и пути, чтобы достигнуть его. «Воля к истине» - как бессилие воли к творчеству. \
Познавать, что нечто есть такое-то или такое-то
/
Сделать, чтобы нечто стало таким-то или таким-то антагонизм между
степенями силы различных натур первый двигатель, первотолчок (лат.). Фикция мира, который соответствует нашим желани- 332 ям: психологические уловки и интерпретации, направленные на то, чтобы все, что мы чтим и ощущаем как приятное, связать с этим истинным миром.
«Воля к истине» на этой ступени есть по существу искусство интерпретации, для чего, конечно, надо иметь силу интерпретировать.
Тот же вид человека, но ставший на одну ступень беднее, уже не обладает силою интерпретировать и создавать фикции; это—нигилист. Нигилист—это человек, который о мире, каков он есть, того мнения, что он не должен был бы существовать, а о мире, каким он должен быть, полагает, что он не существует. Поэтому существовать в таком мире (действовать, страдать, желать, чувствовать не имеет никакого смысла: пафос «тщетности» есть пафос нигилистов—при этом этот пафос является для нигилистов еще и непоследовательностью.
Тот, кто лишен воли и силы,—не в состоянии вложить в вещи свою волю, а вкладывает в них, по крайней мере, какой-нибудь смысл, т. е. верит, что воля в них уже есть.
Шкалой силы воли может служить то, как долго мы в состоянии обойтись без смысла в вещах, как долго мы можем выдержать жизнь в бессмысленном мире, потому что небольшую часть его мы сами организуем.
<Философски-объективный взгляд на вещи может поэтому служить признаком скудости воли и силы. Ибо сила организует близкое и ближайшее: «познающие» же, которые хотят лишь установить то, что есть, суть те, которые не могут ничего установить так, как оно должно быть.
Художники представляют промежуточную ступень; они, по крайней мере, создают подобие того, что должно быть, они продуктивны в том отношении, что действительно изменяют, преобразовывают; не то, что познающие, которые оставляют все, как оно есть.
Связь философов с пессимистическими религиями: тот же самый вид людей (они приписывают высшую степень реальности наиболее высоко ценимым вещам).
Связь фтлософов с моральными людьми и их мерилом ценности (моральное истолкование мира, как смысл его, когда падает религиозное чувство).
Преодоление философов путем уничтожения мира сущего: промежуточный период нигилизма, продолжающийся до
333 тех пор, пока не появится сила изменить ценности и обоготворить и одобрить становление: кажущийся мир, как един- з ственный.
к
о В. Нигилизм как нормальное явление может быть сим-
'§ птомом растущей силы или растущей слабости: g — отчасти оттого, что сила создавать и желать возра-
| стает в такой степени, что не нуждается более в общих тол- sf кованиях и во вкладывании смысла («ближайшие задачи», го- •Ц, сударство и т. д.); —
отчасти оттого, что даже творческая сила, способность влагать смысл слабеет, и господствующим состоянием является разочарование. Неспособность к вере в «смысл», «неверие».
Какой смысл имеет наука с точки зрения этих двух возможностей? 1)
Она—или признак силы и самообладания, возможности обойтись без целительного, утешающего мира иллюзий; 2)
или она подкапывается, рассекает, разочаровывает, ослабляет.
С. Вера в истину, потребность иметь опору в чем-нибудь, что считаешь истинным—психологическая редукция, независимая от всех укоренившихся чувств ценности. Страх, лень.
Равным образом неверие — редукция. В какой мере неверие может приобрести новую ценность, если истинного мира совсем не существует (при этом те чувства ценности, которые до сих пор напрасно расточались на сущий мир, делаются снова свободными).
Еще по теме | [k) Метафизическая потребность]:
- Глава 17* О МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ ПОТРЕБНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
- ПОТРЕБНОСТИ КАК ИСТОЧНИК АКТИВНОСТИ ЛИЧНОСТИ. ХАРАКТЕРИСТИКА ЭКОЛОГИЧЕСКИХ ПОТРЕБНОСТЕЙ
- 4.1. ПОТРЕБНОСТИ И ПРОИЗВОДСТВО, ИХ ВЗАИМОСВЯЗЬ. КЛАССИФИКАЦИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ И ИХ СТРУКТУРА. ЗАКОНЫ ПОТРЕБЛЕНИЯ
- 8.3. Учитывайте не только потребности, но и возможности. (Потребности ваших клиентов)
- 16. Потребности
- МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ
- КАЖДОМУ — ПО ПОТРЕБНОСТИ
- МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ НАЧАЛА ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ 1786
- 28. ПОТРЕБНОСТЬ И МОТИВАЦИЯ
- Потребности людей
- Л. Система потребностей § 189
- МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ
- РАЗДЕЛ ВТОРОЙ МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ НАЧАЛА ДИНАМИКИ