Между Ницше и Хайдеггером

Перипетии пути Хайдеггера к Ницше достаточно хорошо изучены.§ Отношение Хайдеггера к философии Ницше определяется позицией в вопросе о нигилизме. С одной стороны, он сильно преувеличил его силу, а с другой стороны — представил в более слабом варианте, нежели Ницше. К числу слабостей хайдеггеровского понимания нигилизма относится, во-первых, пренебрежение философским контекстом, в котором развивалось мышление Ницше (биологизм, психологизм, философия жизни и философия ценностей); во-вторых, постепенное усиление вопроса о бытии. Следует иметь в виду, что Хайдеггер в 1910—1914 гг. напряженно работал с «Волей к власти», которая была скомпилирована его сестрой и Петером Гастом. Эта работа была основой его дальнейшего истолкования философии Ницше. Когда позднее, в 1935 г., он приступил к систематическому изучению рукописного наследия Ницше, он стал понимать, что «роковая книга» не аутентична мышлению Ницше, но все же не изменил своего мнения о том, что Ницше — это завершающая фигура метафизики в форме воли к власти. Он полемизировал, с одной стороны, с Яс- персом, настаивавшим на многообразии позиций и взглядов Ницше, а с другой — с А.

Хайдеггер сопоставлял Ницше с великими философами для того, чтобы проиллюстрировать свой тезис о забвении бытия. На его восприятие тезиса о воле к власти повлияла ангажированность национал-социализмом. В своей ректорской речи он говорил о необходимости того, чтобы фюрер усиленно опирался на волю к власти. В лекции о Шеллинге (1935) он приписывал Муссолини и Гитлеру попытку спасения от нигилизма путем политического оформления нации, но при этом, конечно, не призывал использовать идеи Ницше на практике. После крушения Третьего Рейха он представлял свои лекции как «духовный протест» против национал-социализма, который стал для него теперь символом нигилизма. Хайдеггер считал, что Ницше не имел ничего общего с национал-социализмом, так как критиковал антисемитизм и положительно относился к России.

Хайдеггер интерпретировал его учение о воле к власти на основе противоположностей: количество и качество, сущность и существование, «дюнамис» и «энергейя» и т. п. Тем самым нейтрализовалась радикальность Ницше. Трактовка Ницше как мыслителя, забывшего бытие, не позволила Хайдеггеру понять своеобразие его критики метафизики.

Однако, начиная с 1936 г., Хайдеггер понимает Ницше по-другому и интерпретирует его философию как другой подход к бытию как бытию.** Отсюда вытекает двойственное толкование Ницше: с одной стороны, он трактуется как завершитель метафизики, которую он преодолел, т. е. как мыслитель, преодолевающий самого себя; с другой стороны, наряду с характеристикой его как завершающего метафизику мыслителя, он понимается как родоначальник перехода в новую, совершенно ему чуждую сферу.

В лекциях о Гераклите 1943—1944 гг. Хайдеггер упрекал Ницше в развале метафизики и глубоком непонимании Гераклита. Ницше писал в «Сумерках богов», что по Гераклиту бытие — это пустая фикция.

В 50-е годы оценка Хайдеггером Ницше становится позитивной и вместе с тем весьма странной и причудливой. На передний план выдвигается тема сверхчеловека, поднятая в «Заратустре», а также тема запустения Земли. При этом сверхчеловек отождествляется с техникой, уничтожающей Землю, по которой мечется «последний человек». Ницше писал о духе мести, который должен был преодоле- вать Заратустра. Дух мести завершается в учении о вечном возвращении того же самого: желать вечного возвращения — значит противоречить времени. Вечное возвращение — это принцип современной техники, вечного вращения ее моторов.

Представление о современном понимании Ницше и Хайдеггера дают труды Мюллера-Лаутера, который был главой интернациональных «Ницше-исследований», 25 лет возглавлял «Ницше-штудиен», много времени отдал изданию сочинений и писем Ницше и после смерти Мац- цино Монтинари в 1986 г. продолжил его дело. Результаты работы Мюллера-Лаутера обобщены в трехтомном исследовании.†† Это издание включает как новые, так и старые, начатые более тридцати лет назад работы. Они отличаются от спекулятивных интерпретаций серьезностью и тщательной филологической точностью. Мюллер-Лаутер критикует глобализм таких видных исследователей Ницше, как Эрнст Бертрам, Альфред Боймлер, Карл Лёвит, Мартин Хайдеггер, Вальтер Кауфман, Жиль Делез и др. Он не делает спекулятивных предположений, а старается опираться на то, что писал сам Ницше, и при этом пытается выявить смысл осциллирующих понятий философии Ницше. Мюл- лер-Лаутер старался дистанцироваться от одиозных политических интерпретаций наследия Ницше. Ядром его исследований было явление нигилизма, он дискутировал как с Ницше, так и с Хайдеггером в вопросе о его будущем.

К. Лёвит интенсивно посещал семинары Хайдеггера во Фрайбурге, имевшие вначале большой успех. Хайдеггер казался слушателям судьбоносной фигурой.

Диссертацию Лёвита можно считать первой попыткой его герменевтического прочтения. Он считал, что Ницше раскрыл феномены жизни в их конкретном значении. Опрашивание экзистенции и герменевтический мотив интерпретации неразрывны в философии Ницше. В работе «Ницшева философия вечного возвращения» (1935) ставится новая проблема, но при этом автор по-прежнему пользуется критериями, сложившимися еще во Фрайбурге, и опирается на «герменевтику фактичности». Большая часть работы посвящена выявлению конфликта в мышлении Ницше, который, по мнению Лёвита, выражался в соединении нигилизма с выявлением смысла феномена жизни. Этот конфликт кристаллизовался в учении о вечном возвращении. Лёвит пытался объяснить его неадекватностью цели и понятийных средств. Естественнонаучные ссылки и математические выкладки не аутентичны мысли Ницше. Лёвит доказывает это на основе критики понятия интерпретации. Ницше определял ее как некое событие в себе, совершенно чуждое подлинно духовной жизни. Посредством интерпретации он стремился преодолеть разрыв между бытием и значением. Ницше понимал, что интерпретация — это истолкование мира, а не описание «вещи в себе». Отделив смысл от бытия, он не смог их снова соединить. Если предметом интерпретации является сама жизнь как вещь в себе, то ее продуктом является смысл, по отношению к которому чистый опыт о предмете оказывается фикцией.

В своей критике «гносеологизма» Ницше Лёвит опирался на Хайдеггера, который определил значение не как предикат мышления, а как ядро опыта мира.

Если раньше Лёвит прямую критику высказывал в письмах, то теперь он вступил в прямую полемику и сформулировал собственную программу «антропологической философии», которую он разработал в годы доцентства в Мар- бурге (1928—1933). Лёвит сближается с позицией Шелера и Плесснера и выдвигает против Хайдеггера следующие аргументы. Во-первых, он считает невозможным сохранение философии в форме онтологии и примыкает к сторонникам ее антропологического проекта. При этом речь идет не о возврате к онтическому ее обоснованию, а о связи ее теоретических моделей и конструкций с человеческой жизнью. Если некоторые страницы «Сочеловека» напоминают иллюстрации к хайдеггеровским схемам, то теперь он уже не следует слепо хайдеггеровскому проекту. Можно провести параллель между его критикой онтологии и критикой молодого Маркса в адрес «Философии права» Гегеля. Лёвит писал о необходимости перевернуть философию Хайдеггера с головы на ноги. Лёвит настаивал на важности как онтической, так и онтологической сторон в человеческом существовании. Он ссылался на Ницше, который стремился к проверке философии человеческой жизнью. Во-вторых, с точки зрения философской антропологии, экзистенциалы интерпретируемы как формализация определенных идеалов существования. Хайдеггеровская аналитика Dasein затеняет возможность ее применения, хотя несомненно, что она является определенным истолкованием человеческой жизни.

В связи с этим поднимается главный вопрос антропологической философии: может ли быть философская антропология нейтральной интерпретацией человеческой жизни? Наконец, встает первый и последний критический вопрос об истинности и очевидности экзистенциального идеала, соразмерного человеческой жизни. По Лёвиту, он является продуктом естественной интерпретации: жизнь — это не теория, а практика. Нейтральная позиция — это скептицизм. На феноменологическое происхождение автора и его страстей, согласно Лёвиту, должно быть наложено феноменологическое и филологическое «єяо%»», которое является проявлением жизненной мудрости, не сводящейся к признанию бытия к смерти, а проявляющейся в возможности жить, что и должна обеспечивать философская экзистенция. Финк писал Гуссерлю, что Лёвит понимает «глох»» как форму человеческого поведения, как позицию, возможно, чреватую агностицизмом. Наоборот, филологический скептицизм, который культивировал Ницше, был для Лёвита непревзойденным образцом. Способность дойти до фактов через ложные интерпретации — это величайшее искусство, которым владел Ницше. Простота этого искусства показывает, что антропологическая философия, в конце концов, в противоположность Ницше, нацелена не на «смысл в себе» человеческой жизни, а на нейтральное измерение посюстороннего бытия, в котором и проясняется естественное значение человеческой жизни. Ницше видит его только в дионисическом «да» вечному возвращению всех вещей. Для Лёвита это, наоборот, такая философская программа, которая далека как от раннего, так и от позднего Хайдеггера, даже если он при этом и хранил верность своему учителю. В письмах к нему в 1927 г. он сообщает, что не может больше участвовать в семинарах Хайдеггера, а также желает ему такого партнера, который мог бы ему возражать. Он сообщает учителю о привержен- ности антропологии, к которой он пришел от онтологии и герменевтики фактичности.