6. Исторические категории и формы духа

Все же категориальное различие не имеет ничего общего с противостоянием трансценденции и

суждения, ведь актуация

221

суждения невозможна без проведения различий - качество А отлично от качества Б - в соответствии с категориями.

Здоровая интеллектуальная и вообще духовная жизнь плохо сочеталась с сенсуализмом и гедонизмом. Несмотря на ошибки, в разные исторические эпохи плодотворные поиски продолжались (доводы Сократа против софистов, Платон и его сверхчувственный мир). В новое время Гербарт не без успеха разоблачил некоторые перверсии диалектики и историцизма, серьезность устоев моральной жизни защищали представители гегелевской школы. Реакция, как всегда в преувеличениях, стала отделять понятия от репрезентаций, сделала их невыводимыми и закрытыми каждое в себе. В результате непомерной платой стала трансцендентность ценностей над фактами, ставших грязной мешаниной чистых понятий и эмпирических концептов. Теперь, когда призывают восстановить чистоту философского мышления, не отдают себе отче- 222

та, насколько необратимы потери того, что было возможно не без усилий удержать посредством

философской критики, суть которой в том, что она революционно-консервативна.

Некоторая видимость хорошо отстроенного рассуждения остается у тех, кто не считает нужным проверять построения абстрактной философии совокупностью частных фактов и точных суждений конкретной мысли, излагающей историю разных видов человеческой деятельности. Более легким выглядит изобретение тайно вводить в исторические трактовки дистинкции, отрицаемые на уровне методологии, либо декларировать их как эмпирические. Так поступил один мусульманин, попавший на прием к неаполитанскому королю Карлу Бурбонскому. На банкете, как рассказывается в дипломатической реляции, посланник султана выпил немыслимое количество шампанского, при этом приказывал всем называть напиток лимонадом. Возможно, такой анекдот не сочетается с увесистым философским дискурсом, однако он вполне уместен к характеру ситуации, которой я коснулся.

7. Различие между действием и мышлением

Почему-то всегда думали, что для поддержания целостности и чистоты имманентной посюсторонности необходимо вздуть все фонари, словно дело происходит в царстве теней.

Используемый в таких случаях аргумент показывает источник любого софизма - два разных значения в одном термине, когда с доказанным одним смыслом протаскивают и другой. Что мышление также активно, как и действие (оно не копирует реальность, узнаваемую как копию), что его действие проявляется в решении проблем, а не в пассивном наблюдении, что мышление не стоит в стороне от жизни, а является витальной функцией, - все это завоевания философии от Декарта и Вико вплоть до Канта и Гегеля. И все-таки софизм состоит в фиктивной вере, что это различие того же сорта, что разница между волевой активностью и пассивностью мышления. То, что аргумент софистический, не имеет значения, ведь различие между познанием и волей, мыслью и действием остается нетронутым.

Нетронуто по существу, ибо уточнена и углублена позиция параллелизма или дивергенции двух наклонностей души, в отличие 223

от абсолютного примата познания над действием, то есть первой над второй. Если знание необходимо для праксиса, то и практика, как это показано выше, необходима для эффективного познания. Духовный круговорот, таким образом, делает бессмысленным вопрос об абсолютно первом и производном втором. Фигура круга делает первое вторым, а второе первым. Именно циркулярность отражает истинную тождественность духа с самим собой, ибо дух питает сам себя и превозмогает сам себя. Любое другое единство статично и мертво, механично и неорганично, математично, но неспекулятивно и недиалектично.

Если пытаются вычеркнуть один из двух моментов духа, и это не просто ребячество, то, значит, хотят разрушить и жизнь и мысль вместе с действием в результате. Отождествленная с волей и ее целями мысль устранила бы творца истины, все превратилось бы в ложь. Воля и действие, не освещенные светом истины, были бы обречены на патологически спазматические приступы ужаса. Слава Богу, нет ничего такого против природы вещей и жизни, ведь дух сопротивляется практическим интересам, нарушающим логику истины.

Если что и внушает опасения, так это не столько теории, разрушающие различимое единство знания и действия, словом, академическая болтовня, сколько потворствующий им нездоровый климат нашего времени. Достаточно прислушаться к тому, о чем говорят сегодня в интеллектуальных и богемных кругах, а также на сходках политических деятелей. Ужасает именно равнодушие к истине и отсутствие критического восприятия происходящего, некая разновидность активизма, лишенного идеала, а потому утверждающегося как нахрапистое самодурство. И если иногда мы имеем дело просто с недостойной слов серостью, то в других случаях все заметнее защитники статического тождества знания и делания, умерщвляющие живую силу внутреннего света ясных различий. Именно они сводят всю публичную жизнь к риторической софистике, никогда не упуская из виду собственную выгоду, потому на радость себе взращивают армии готовых к любой измене клерков. Не зря один французский писатель несколько лет назад намеревался ввести специальный закон, наказывающий оппортунистов по призванию. Фальшивая теория и порочное сознание порождают друг друга, опираясь одна на другое, пока в конце концов вместе не рухнут в пропасть. 224