Глава III. АВТОБИОГРАФИЯ КАК ИСТОРИЯ И ИСТОРИЯ КАК АВТОБИОГРАФИЯ

Эти акты, где бы они ни происходили, заслуживают называться автобиографией, то есть определением, квалификацией и рассказом о собственной прожитой жизни, которая есть не что иное, как завершенное действие, личное произведение, рожденное в сотрудничестве всего во всем. В каждой черточке нашей жизни, всякой паузе в действии есть автобиографический момент рефлексии, словно сгустившаяся тьма томно ожидает света, чтобы проявился разумный смысл сделанного и случившегося. Именно автобиография в ее литературной форме соответствует вечно идеальному моменту.

Сравнение автобиографии в ее подлинном и истинном смысле с так называемой историей показывает ее исторически несовершенной. Тому есть две причины. Когда человек рассказывает о собственной жизни, следует обычно вымышленной правде, упро- 203

щающей реально случившееся, реальные факты неосознанно замещает вымыслами, основанными на мифологическом замещении случившимся позже того, что случилось ранее, подменой результатов и интенций. Все это могут обнаружить найденные документы, которые или подтверждают, или опровергают рассказ.

Начнем с последнего пункта. Автобиограф, описывающий прошлое, поднимается над собой, описывающим настоящее, ибо видит сделанное им с точки зрения новой ситуации, то есть не иначе как историк. Его видение, возможно, затем будет преодолено им или кем-то, кто поднимется выше, откуда лучше видно и понятнее. В противном случае историку заказано упрощение, существенное можно заметить работой не фантазии, а ума. Частные неточности, вскрываемые документами, дают повод внести исправления и затем более частные определения, и здесь автобиограф и историк имеют равные шансы. Так что как ни обвиняют близорукие читатели документов друг друга в проецировании последующих событий на предыдущие, все же они достаточно точно интерпретируют произошедшее, качество отдельных событий и поступков, ведь именно финал проясняет смысл начала.

Нельзя сказать, что только автобиография является совершенным историческим актом, нужно принять вместе и обратное суждение: любая подлинная история всегда автобиографична. Какая разница между сделанным мной и сделанным другим произведением, которое я решил пережить изнутри, обдумывая историю? Может быть, мое произведение относится ко мне как абстрактно эмпирическому индивиду, а все личное - одно тщеславие? Или, оно отсылает ко мне как к человеку, как таковое оно - мое и не мое, ибо весомо и для других? Объективируя, я отделяю от себя мое творение, желая вновь соединиться, я вижу, что не могу, потому начинаю другое сотрудничество, затем все по новому кругу, пока творение не отделится от меня. Возьмем "Царя Эдипа" Софокла: соотношение материи и формы, определенное Аристотелем, победа греческого полиса над восточным миром - все это мое и не мое, то есть часть моей конкретно и исторически ставшей человечности. Творения принадлежат не Софоклу, Аристотелю, эллинам, а всякому, кто найдет их пережитыми в себе. Монтень говорил, что главное в платонизме - это жить не столько по Платону, сколько в согласии с самим собой, при условии, что оба мыслят сходным образом. 204

Если автобиография есть история наших творений, то и остальные истории человеческих дел существенным образом автобиографичны. В большей или меньшей интериоризации, или автобиографической редукции творений и исторических событий заключена мера исключительности этой, а не другой историографической разработки. 1941