[3. Христианский идеал]

Где и когда хоть один сколько-нибудь стоящий человек пусть даже отдаленно напоминал этот христианский идеал? По крайней мере на непредвзятый взгляд, какой должен быть у психолога и вообще всякого проницательного человека! — Достаточно перелистать всех героев у Плутарха.

218 .

«Все идет хорошо»—нам стоит неимоверного труда на это возразить. Мы страдаем, когда вынуждены дойти до такой степени неинтеллигентности, как выступление против чего-то. В сущности мы, ученые, сегодня лучше всех следуем заветам Христа.

219. Ирония в отношении тех, кто полагает, будто христианство преодолено достижениями современного естество- 143 знания. Система христианских ценностей тем самым абсолютно не преодолена. «Христос на кресте» все еще — до сих

is пор — самый возвышенный символ.

S

§ 2 20. Два великих нигилистических движения: а) буддизм;

Л б) христианство. Последнее лишь сейчас более или менее до-

g стигло тех состояний культуры, при которых оно способно

I исполнить свое исконное назначение — уровня, который ему

g подобает, среды, в которой оно может явить себя в чистоте.

X S

| 221.

только определить его ценность. е 1. Какие ценности этим идеалом отрицаются—что содер-

s жит в себе противоположный идеал? — Гордость, пафос дис- s танции, большую ответственность, отвагу, великолепную ви- ^ тальность, инстинкты покорителя и воина, обожествление страсти, мести, хитрости, гнева, вожделения, приключения, тяги к познанию; отрицается благородный идеал—красота, мудрость, великолепие и опасность человеческого типа: це- леполагающий, «будущностный» человек (здесь христианство обнаруживает себя как продолжение и следствие иудаизма). 2.

Осуществим ли он? — Да, но в определенных климатических условиях. наподобие индийскому. Ибо здесь отсутствует труд, работа. — он упраздняет народ, государство, культурную общность, правосудие, он отвергает образование, знание, воспитание хороших манер, промыслы и ремесла, торговлю. он сводит на нет все, что составляет пользу и ценность человека — он посредством идиосинкразии чувств человека замыкает и приканчивает: аполитичный, вненациональный, не способный ни к защите, ни к нападению, такой человек возможен только внутри строжайшим образом упорядоченной государственной и общественной жизни, которую эти трутни-святоши повсюду и насаждают —за всеобщий счет. 3.

Остается, как следствие, только воля к усладам— и ни к чему больше! «Блаженство» оказывается самодостаточной аксиомой, не требующей ни обоснований, ни оправданий, а все остальное (по принципу: живи и жить давай другим) — только средством к этой цели.

—Но это очень низкий уровень мысли: страха перед болью, перед всеобщим загрязнением, перед запустением и рас- падом уже достаточно для того, чтобы все это отбросить. 144 Это скудоумный образ мышления. признак изможденной расы. Не следует обманываться («Станьте как дети.») — родственные натуры: Франциск Ассизский (невротик, эпилептик, визионер, как Иисус).

222. Высший человек отличается от низшего бесстрашием и умением бросить вызов несчастью; это признак деградации, когда начинают главенствовать эвдемонистические критерии оценки (физиологическое истощение, оскудение воли).

Бедность, смирение и целомудрие— опасные и порочащие человека идеалы, однако, подобно ядам, вполне полезное снадобье при определенных заболеваниях, как, например, во времена римской империи.

Все идеалы опасны, поскольку они унижают и клеймят презрением действительное; все они—яды, но как временное снадобье необходимы. 224-

Бог создал человека счастливым, праздным, невинным и бессмертным; наша действительная жизнь есть ложное, заблудшее, грешное существование, существование- кара. Страдание, борьба, труд, смерть расцениваются как возражения против жизни, как нечто сугубо временное, противоестественное, ставящее саму жизнь под сомнение; как нечто, против чего требуются—и имеются!— спасительные снадобья.

Человечество — от Адама и до наших дней — пребывало в ненормальном состоянии: сам бог в расплату за вину Адама пожертвовал своим сыном, дабы этому ненормальному состоянию положить конец; естественный ход и характер жизни—это проклятье; тому, кто в него поверит, Христос возвратит нормальное состояние — сделает его счастливым, праздным и невинным. — Но земля не стала плодоносить сама собой, без участия человеческого труда; женщины по-прежнему рожают детей отнюдь не без боли, да и 145 болезни тоже не исчезли: самые набожные живут в этом мире ничуть не лучше распоследних безбожников. И толь- 1S ко то, что человек избавляется от смерти и греха,—то есть І утверждения, не поддающиеся никакому контролю,— цер- § ковь внедряла с тем большей уверенностью. «Он избавлен Л от греха» — не делами своими, не суровыми борениями, а g просто подвигом душеспасительным искуплен— следовательно, | совершенен, невинен, достоин рая.

g Истинная жизнь—только вера (то есть самообман, су-

g масшествие). Все действительное существование, полное | борьбы и соперничества, света и тьмы,—это существование ре ложное, плохое; задача состоит в том, чтобы от него спас- щ тисъ, избавиться.

s «Невинный, праздный, бессмертный, счастливый че-

s ловек»—именно эту концепцию «высшей желательности» ^ и следует подвергнуть критике прежде всего.

Порочно эксцентрическое понятие «святости» — в нем нельзя разделить «человека» и «бога». Порочно понятие «чуда» — этой сферы попросту не существует,— единственная, которую еще как-то можно принять во внимание, это сфера «духовная» (то есть символически-психологическая) —как декаданс, как приложение к «эпикурейству»—кстати, парадиз, рай, в греческом понятии также и «сад Эпикура».

В такой жизни отсутствует какая бы то ни было задача— эта жизнь ничего не хочет... разновидность «эпикурейских богов». Отсутствует какая бы то ни было причина ставить себе цели—детей заводить. все достигнуто и так. 226.

Они презирали тело; они не принимали его в расчет; больше того — они относились к нему, как к врагу. Они сумасбродно верили, будто «прекрасную душу» можно носить в том трупном уродстве, которое они именовали телом. А чтобы и других заставить в это поверить, им понадобилось истолковать понятие «прекрасная душа» по-новому, переиначить и исказить его естественную наполненность, покуда в конце концов оно не превратилось в бледное, болез- ненное, идиотически-восторженное существо, каковое и 146 стало восприниматься как совершенство, да еще «ангельское», как преображение, как высший человек.

227- Полное неведение в вопросах психологии — у христианина нет нервной системы; презрительное нежелание замечать требования тела, само открытие тела; предполагается, что высшей природе человека так и подобает к телу относиться, что душе это всенепременно и только во благо— подчистую и без остатка сводить все совокупные чувствования тела к моральным ценностям; даже болезнь мыслится при этом как нечто, обусловленное моралью, как кара или как испытание, а то еще как душеспасительное состояние, в котором человек становится более совершенным, чем он мог бы быть, оставаясь здоровым (мысль Паскаля) — иногда добровольное навлечение на себя болезни.

228.

g 22Q- Долгую череду тысячелетий человек физиологичес- g ки себя не знал — он и сегодня еще себя не знает. Знание | того, например, факта, что у человека есть «нервная система» (а вовсе никакая не «душа»), до сих пор остается уделом е лишь немногих самых осведомленных.

Если, допустим, он страдает, или, наоборот, в прекрасном расположении духа, он ничтоже сумняшеся найдет тому причину, не слишком затрудняясь поисками. В действительности он эту причину найти не может, ибо он даже и не подозревает, где ее искать. Что тогда? А тогда он следствия своего состояния примет за его причину, например, какое- нибудь дело, предпринятое в хорошем настроении (по сути- то потому только и предпринятое, что хорошее настроение придало ему духу), покажется ему, гляди-ка, причиной этого хорошего настроения. Между тем как на самом-то деле и эта удача, как и хорошее настроение, были обусловлены благоприятной координацией физиологических сил и систем.

Или, напротив, он чувствует себя скверно: и, как следствие, не может управиться с какой-то заботой, с сомнениями, с недовольством собой. Но на самом-то деле человек при этом всерьез полагает, что его плохое самочувствие есть следствие его сомнений, его «греха», его «самокритики».

Но вот возвращается состояние восстановления сил — часто после глубокого утомления и прострации. «Как это получилось, что я чувствую себя так свободно, так раскованно? Это просто чудо, только бог мог такое совершить».— И вывод: «он мне простил мой грех».

Отсюда возникает практика: чтобы вызвать в себе чувства греха и покаянной подавленности, надо привести в болезненное и нервозное состояние свое тело. Методика

этих действий известна. Как и следует ожидать, человек не 148 усматривает каузальную логику факта—в итоге мы получаем религиозное обоснование умерщвления плоти, оно предстает как самоцель, тогда как на самом деле оказывается лишь средством для достижения того болезненного несварения души, которое мы принимаем за раскаяние («идея фикс» греха, гипнотизирование несушки очерчиванием вокруг нее круга «греха»).

Подобные надругательства над собственным телом порождают почву для многообразных «чувств вины», то есть некоего всеобщего недуга, который требует объяснения...

С другой стороны, точно также возникает и методика «спасения»: сперва мы провоцировали неистовство чувства молитвами, движениями, жестикуляцией, клятвами,— теперь на смену ему приходит изнеможение, часто очень тяжелое, нередко и в форме эпилепсии. А за этим состоянием глубокой вялости и разбитости наступает проблеск вы- здоровления—или, в религиозных понятиях, «спасение». 230.

В прежние времена подобные состояния и последствия физиологического изнурения, поскольку они чреваты вещами внезапными, ужасными, необъяснимыми и непредсказуемыми, почитались больше, чем здоровые состояния и их последствия. Люди боялись, предполагали здесь воздействие высших сил. Сон и сновидения, тень, ночь, природный страх сделали ответственными за возникновение двоемирия — а надо было прежде всего присмотреться к симптомам физиологического истощения. Древние религии своими обрядами умели специально подводить верующих к состоянию истощения, когда он с неизбежностью начинал переживать подобные вещи. Людям казалось, что они вступают при этом в сферы высшего порядка, где все перестает быть известным.— Видимость высшей силы. 231.