<<
>>

6. ПОЗДНИЙ ШЕЛЛИНГ

Создатель последней философии, Шеллинг сам выразил ограниченность новейшей рациональной философии и рациональности как отвлеченного начала мысли вообще512. Уже в статье "Девятнадцатый век" по горячим следам отмечалось, что, сознав это, Шеллинг "прокладывает новую дорогу для философии"513.
Все системы новейшей философии развивали законы необходимости мышления, но не живого знания бытия; результат их мышления - отрицательное познание, необходимое "не как цель познания, а только как средство"514, оно бессильно проникнуть в "храм живой мудрости" Только положительная философия может это сделать, ибо ее предмет и ее орудие суть живое (не ограничивающееся логическим развитием), положительное знание515. Новая система Шеллинга сближает умозрение с жизнью, совпадая с основным смыслом современной образованности516. Установка Шеллинга открыла ему "односторонность всего логического мышления"517, а не только той или иной системы такого мышления. А потому новая система Шеллинга составляет "последний результат европейской образованности"518. Продуктивное содержание новой системы Шеллинга есть разочарование в отвлеченной рациональности, требование нового высшего начала. Доверие к "выводам последнего любомудрия" в Германии поколеблено. Толпа образованной публики, неспособная к самомышлению, предается отжившим убеждениям школы, но убеждения толпы лишены огня и жизни519. "Чтобы понять направление, надобно смотреть не туда, где больше людей, но туда, где больше внутренней жизненности"520. Поэтому появление положительной философии Шеллинга можно истолковать как симптом изжитости современных форм философии в Германии, предвестие "нового, глубокого переворота в убеждениях"521.

Но, как симптом переходного времени, положительная философия Шеллинга оказалась, согласно диагнозу И.В. Киреевского, неполной именно в качестве христианской философии. При избранном Киреевским ракурсе взгляда на Шеллингову философию он не мог ограничиться логическим анализом, выяснением ее, отношений к системам философии и к задачам философии как науки.

И.В. Киреевский интересуется прежде всего отношением философии Шеллинга позднего периода к религиозным корням философствования, к факту откровения и мифа, значение которого для мысли и духа подчеркивал сам Шеллинг.

В мышлении Шеллинга, по Киреевскому, есть две стороны: "показывающая несостоятельность рационального мышления", "отрицательная" сторона - "несомненно истинная" - и конструктивная, "положительная, излагающая построение новой системы"522, "почти столько же несомненно ложная". Необходимой связи между этими сторонами системы Шеллинга нет, поэтому они могут быть отделены одна от другой и непременно будут отделены - в результате критический потенциал новой философии Шеллинга только усилится523. Причем эта особенность - мощь критического разрушения при слабости и ложности положительной конструкции - по Киреевскому, отмечается "во всем современном мышлении"524. Сознание неудовлетворительности отвлеченного мышления - знамение времени; сознание потребности положительного факта откровения как ориентира для живого мышления - также знамение времени. Два исходных убеждения Шеллинга: во-первых, "ограниченность самомышления", а, во-вторых, "необходимость Божественного Откровения, хранящегося в Предании", и вместе с тем "живой веры как высшей разумности и существенной стихии познавания", - Киреевский обсуждает раздельно525. В чем причина неуспеха проекта христианской философии в западной мысли вообще и у Шеллинга в частности?

Шеллинг, убедившись в необходимости Откровения, перешел к христианству естественно, "вследствие... развития своего разумного самосознания"526, - в противоположность Й. Герресу, кото- рый перешел от философии к вере "вследствие его личной особенности и посторонних влияний"527. У Шеллинга не было обращения, а было правильное развитие самосознания до веросоз- нания, хотя и подкрепленное индивидуальной гениальностью528, поэтому плод христианской мысли Шеллинга может иметь куль- турно-созидательное значение. У Герреса было религиозное обращение, не укорененное в его собственном разумном самосознании; поэтому обратившийся к христианству Геррес не может иметь влияния "на общее развитие ума"529.

Ибо возможность сознания отношений духа к Богу заложена "в основной глубине" разума; возвышение от рассудочного мышления к самосознанию разумности есть утверждение разума в его существенном Богоотношении, восстановление в нем силы веры как сознания "об отношении живой Божественной личности к личности человеческой"530. Поэтому различие религиозного обращения и религиозного утверждения (случаи Герреса и Шеллинга) можно выразить так, что в первом происходит обретение веры извне, при втором же - прояснение, наружное утверждение веры на камне Церкви. За разумную веру человека после первого ручается только сам человек, но после второго за нее поручительствует как бы сам разум человеческий. Поэтому столь различны оказываются культурные плоды религиозного утверждения и религиозного обращения.

Итак, правильное развитие самосознания привело Шеллинга к утверждению необходимости веры для разума и Откровения для философии. Веры - во что? Откровения - с каким историческим содержанием? Вопрос о содержании исторического Откровения и содержании разумной веры как основания любомудрия оказался роковым для христианской философии Шеллинга, и не одного Шеллинга.

Правильное развитие личного самосознания к вере не нашло у Шеллинга опоры в "чистом выражении" религии Откровения. Протестант по рождению, Шеллинг видел ограниченность протестантского вероучения, отвергающего Священное Предание; отсюда слухи о переходе Шеллинга в католичество. Однако и Римская церковь, как видел Шеллинг, смешала Божественное и человеческое, Святое Предание и человеческое самомышление. Шеллинг оказался принужден "собственными силами добы- вать... из смешенного христианского Предания" то, что он принимал за христианскую истину531. В этом заключалась, можно сказать, религиозная драма Шеллинга - в необходимости "сочинять себе веру". Где же найти истинное Богосознание? Шеллинг прибегает к трем источникам: Библии как Откровению, философскому умозрению и истории мифологии народов. Понимание религиозной истории как распадения цельного Богосозна- ния дало возможность использовать здесь материал мифологии народов.

Первоначальное человечество находилось в "существенном отношении к Богу", с возникновением народов это отношение, а с ним и существенное Богосознание, распалось "на различные виды"; особенная форма Богосознания в народе определяла особенность народа. Шеллинг посчитал возможным усмотреть "чистую истину Божественного Откровения" в тех положениях, которыми общие внутренние начала мифологии народов согласуются "с основными началами христианского Предания"532. Иначе говоря, истинный факт Откровения есть то, о чем единогласно свидетельствуют сравнительная мифология, любомудрие и Библия. Причем И.В. Киреевский особо отмечает, что выражения догматов христианства Шеллинг искал "в писаниях Святых Отцов"533. Но какой из источников и в каком историческом толковании принимать при этом за решающий? Неясность в этом вопросе означает "неопределенность предварительного убеждения"534: философия мифологии только отодвинула методическую проблему за пределы философии; но и за этими пределами вопрос "в чем моя вера", вопрос о содержании Откровения и составе вероучения оказался решающим для философа. К тому же и смысл внутренних начал мифологии остался у Шеллинга неоднозначен, достался произвольному толкованию исследователя535.

Роковой процесс самосочинения веры привел к тому, что задуманная как христианская философия новая система Шеллинга "явилась и не христианскою, и не философией"536. "Его способ примирения веры с философией не убедил до сих пор ни верующих, ни философствующих"537. Христиане упрекали философа за чрезмерные полномочия разуму в деле веры и за перетолкование догматов538. Философия Шеллинга отличается от христианства "главными догматами"539, потому что "критически" выбирает их себе, вторгаясь силою "самомышления" в область положительного в своей цельности веросознания, для которого логическое сознание есть хотя необходимый, но частный момент его движения и утверждения, и которое поэтому есть "целое", упраздняющее своим явлением безусловную претензию "того, что отчасти" - частной истины отвлеченного ума.

Таким образом, диагноз Киреевского гласит: философия откровения Шеллинга не является христианской философией, потому что, несмотря на признание отвлеченной необходимости факта живознания как Откровения, в реальном воплощении не соблюдает существенно христианского разграничения Откровения и разумения: проект христианской философии не удался вследствие удержания в нем прежнего неудовлетворительного способа примирения веры с философией.

Но не только с собственно религиозной стороны оказалась Шеллингова положительная философия неопределенной. То же самое положение открылось и в отношении собственно философском. Ведь система Шеллинга не оправдала и ожиданий философов: их прямо оскорбило намерение не развивать догматы веры из разума "по законам логической необходимости"540, а просто принимать их как достояние разума. Система философии должна быть, по их убеждению, результатом философского развития, а не принятия на веру догматических положений. Шеллингова философия для них не выглядит убедительно, ибо отлична от философии "самым способом познавания"541. Живое знание выше круга логического развития, но поэтому выше и того, что рациональная мысль привыкла называть философским разумом. Христианская философия должна превзойти отвлеченный логический разум, но в этом качестве она представляется "эллинам" "безумием", т.е. иррациональным произволом. Упрек философствующих сводится к намерению философа мистически превзойти разум философии. Шеллинг требует "мышления, проникнутого верою"542, и потому чуждое веры мышление подозревает его в стремлении мыслить нераци- онально. Сам И.В. Киреевский стоит за возвышение разума к трансрациональности. Но совершает ли такое возвышение Шеллинг?

Разум один, и природа разума едина; "существенная личность человека в ее первозданной неделимости"543 создана в цельности умственных и душевных сил как "первообразное единство"544 и предназначена стремиться к единому Богу545. Но разум в обыкновенном состоянии человека "опустился ниже своего первоестест- венного уровня"546.

Поэтому и постольку в естественном логическом разуме силы веры нет, и отвлеченным развитием одного дедуктивного, рассуждающего, дискурсивного разума цельность разума (вос)создана быть не может. Напротив, "из умственной цельности исходит тот смысл, который дает настоящее разумение мысли"547; движущая мышление сила исходит "от внутреннего состояния разума"548. Вера не может произойти из формы мысли, вера зависит от цельности личных сил, "является только в минуты этой цельности и сообразно ее полноте"549. Поэтому подлинно христианская философия полагает в основу идею восхождения человека по степеням веросознания. С этим связано еще одно существенное убеждение: "две образованности... представляет нам... история всех веков... Одна образованность есть внутреннее устроение духа силою извещающейся в нем истины, другая - формальное развитие разума и внешних познаний... Первая дает смысл и значение второй, но вторая дает ей содержание и полноту"550. Только первая, внутренняя образованность имеет существенное значение для мысли и жизни, создавая дух коренных убеждений человека и народа, порядок внутреннего бытия и направление бытия внешнего551. Не полное развитие рациональной мысли приводит к вере, напротив, "каждое особое исповедание... определяет особый характер того мышления, которое из него рождается"552. Поэтому наружная разумность не может быть средством открытия духовной истины, для отвлеченного мышления "существенное вообще недоступно"553 - но для разумности, усвоившей себе как верховное убеждение духовную истину, закономерна задача поставить естественную истину разума в правильное отношение к истине веры и тем утвердить видимое господство истины цельного веросознания над истиной наружного разума, что и будет соглашением разума и веры554.

Для разума, проникнувшегося духовной истиной, развитие естественного разума понятно, полезно (как относительная истина) для умственной культуры555 - и для веры, при всей полноте свободы "самомышления", не опасно: вера есть "высшая разумность, живительная для ума"556, и весь круг начал естественного разума "является ниже разума верующего"557, само же верующее мышление для ограниченного этим кругом непонятно, представляется неразумным558. Западные философы, и с ними Шеллинг, привыкли еще со времен Древнего Рима "к мышлению отвлеченно-логическому, где все знание зависит от формального развития предмета мышления"559, от логически-рациональной образованности. Внутреннюю умственную силу, которая собственно "совершает движение мышления", обращенного на "предметы живого знания", - эти философы не замечают вообще560. Так и Шеллинг не обратил внимания на "особенный образ внутренней деятельности" верующего разума: видя догмат как объект, он не уловил его как содержания веры561. Святоотеческие тексты были для него богословскими текстами, но не указаниями к христианской философии духа. Вследствие этого философ остался с той теорией духа, которую предложили его предшественники, а в ее применимости к верующему разуму И.В. Киреевский оправданно сомневается. Шеллинг не ценил в патристике "умозрительных понятий о разуме и о законах высшего познавания"562. Его положительное построение было умозрительным в философском смысле, но не было таковым в смысле Богосознания, и именно поэтому не имело "внутреннего характера верующего мышления"563.

Получается, что поскольку Шеллингов проект христианской философии по строгой оценке так и остался проектом, постольку западная философия и после его системы философии откровения осталась в трагическом положении, когда "ни далее идти по своему отвлеченно-рациональному пути она уже не может... ни проложить себе новую дорогу не в состоянии"564. Шеллинг указал философии направление, но сам не вывел ее из заколдованного круга отвлеченных начал. Развитие немецкой философии в изображении И.В. Киреевского, в отличие от картин, нарисованных выучениками гегелевской школы, принципиально незавершено. Оно открыто - только не в светлое будущее окончательной системы любомудрия, а в лабиринт кризиса рациональности.

<< | >>
Источник: Коллектив авторов. Историко-философский ежегодник / Ин-т философии РАН. - М. Наука, 1986. – 2008 - 2009 - 421 с.. 2008

Еще по теме 6. ПОЗДНИЙ ШЕЛЛИНГ:

  1. 4. ФИЛОСОФИЯ ПОЗДНЕГО ШЕЛЛИНГА
  2. ФИЛОСОФИЯ ОТКРОВЕНИЯ ПОЗДНЕГО ШЕЛЛИНГА
  3. А. П. Шурбелев ФИЛОСОФСКОЕ ПОСТИЖЕНИЕ ВЕРЫ: ПОЗДНИЙ ШЕЛЛИНГ И ХРИСТИАНСКОЕ ОТКРОВЕНИЕ
  4. ТЕМА 10. ФИЛОСОФИЯ ИСКУССТВА Ф.В.Й. ШЕЛЛИНГА
  5. Ф.В.ШЕЛЛИНГ
  6. 2. НАТУРФИЛОСОФИЯ ШЕЛЛИНГА И ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ
  7. Фридрих Шеллинг. Философия откровения. Том 1, 2000
  8. Фридрих Шеллинг. Философия откровения. Том 2, 2002
  9. Глава 7. ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ШЕЛЛИНГ (1775-1854)
  10. Философия тождества Шеллинга.
  11. 3. СУЩНОСТЬ и СПЕЦИФИКА ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ИДЕАЛИЗМА РАННЕГО ШЕЛЛИНГА