Параграф 1 ИДЕАЛ "МУДРОСТИ" КАК ИДЕАЛ СОЗНАТЕЛЬНОСТИ

Истоки того направления человеческой мысли, которое до сих пор принято называть греческим словом "философия", находятся, как известно, в древней Греции, а сами греки считали началом своей философии мысль полулегендарных семи мудрецов, одному из которых приписывается знаменитое изречение: "Познай самого себя".

Что же значит это философское задание: "Познать самого себя"?

Нечто на первый взгляд очень простое и легкое, а именно: не только жить и действовать в окружающем нас мире, но и уметь ответить на все вопросы, которые могут нам задать и которые мы сами можем себе задать относительно нашей жизни и наших действий. Иначе говоря, философия стремится не только жить и "пользоваться жизнью", как к этому стремится всякое живое существо, но жить "сознательно". Так жить, то есть жить так, как никакое растение или животное жить не может. Наиболее характерное и бросающееся в глаза (хотя, как мы увидим позже, и не первичное) различие между человеческим и нечеловеческим миром состоит в том, что в первом и только в первом мы наблюдаем то явление, которое называется членораздельной осмысленной речью, т.е. разговорами, т.е. обменом вопросов и ответов.

Животные и растения живут; человек же живет как растение и животное, но при этом еще и говорит о своей жизни. Таким образом, стремясь не только жить, но жить сознательно, т.е. жить, ставя вопросы о своей жизни и отвечая по мере сил на них, философ старается жить не только растительной и животной жизнью, но и жизнью человеческой. Поэтому, понимая слово "философия" в очень широком смысле, можно сказать, что философия так же стара, как и сам человек. Философия началась тогда, когда "первый" человек задал первый вопрос о своей жизни, и она кончится только тогда, когда либо живые существа перестанут ставить вопросы об их жизни, либо будут найдены ответы на все возможные вопросы такого рода.

Опыт, однако, показывает, что не все люди одинаково ставят вопросы, касающиеся их жизни, и что не все одинаково способны на раз поставленные вопросы ответить.

Естественно, что философ будет задавать больше вопросов о жизни, чем не-философ. Заслуги же и величина философа измеряются количеством и качеством ответов, которые он дает на вопросы, поставленные им или другими.

Итак, цель философии - это "познание самого себя", т.е. соз^ нательная жизнь, т.е. умение ставить как можно больше вопросов о жизни и попытка наилучшим образом ответить на них. Иначе говоря, философ стремится жить не только в зависимости от немых жизненных позывов ("инстинктов"), но и под руководством того разумного ("рационального") начала человеческой жизни, которое получает свое прямое выражение в членораздельной и осмысленной речи (которую греки называли "логосом"), т.е. в разговоре, или обмене вопросов и ответов. Философия в узком техническом смысле слова и есть это стремление и умение ставить вопросы и [давать] ответы на них членораздельной и осмысленной речью, устно или письменно.

А цель, к которой стремится философ, ее идеалы - это умение фактически отвечать на все вопросы о жизни, которые возможно поставить. Человека, могущего ответить на любой вопрос, который можно было бы ему поставить касательно его жизни и жизненных действий, древние греки называли мудрецом (со- фос), а способность его давать ответы - мудростью (софией). Таким образом, греческое слово фило-софия как "любовь к мудрости", т.е. стремление к ней, желание посвятить всю свою жизнь ее исканию так, как любящий желает посвятить свою жизнь любимому. И в известном смысле можно сказать, что если мудрость, или "полная сознательность", есть учение отвечать на жизненные вопросы, то философия как стремление к "мудрости", или "сознательность", есть умение эти вопросы ставить.

О том, что философ стремится к самопознанию, т.е. к "сознательности", т.е. к "мудрости" спора между философами не было, нет и не может быть, но когда ставится вопрос, может ли "мудрость" быть фактически достигнута человеком, который остается человеком, т.е. продолжает жить в реальном материальном мире природы, пространстве и времени, то разные философы давали два противоположных ответа: одни это утверждали, другие это отрицали. И это различие между философами имеет, как мы сейчас увидим, существенное значение.

Но прежде чем говорить об этом различии, надо сказать несколько слов и о другом, тоже необычайно важном. Действительно философы спорили и спорят не только о том, достижим или недостижим их общий идеал, но в гораздо большей мере - о пути, по которому нужно идти, о средствах (о "методе"), кото- рыми нужно пользоваться, чтобы этот идеал достигнуть или, если он недостижим, по возможности к нему приблизиться. И вот оказывается, что и тут можно заметить два основных противоположных типа ответов, противоположность которых, хотя и напоминает упомянутую выше противоположность, но не совпадает с ней.

Определяя философию как умение задавать вопросы и давать на них ответы, мы молчаливо предполагали, во-первых, что вопросы относятся к жизни человека, и, во-вторых, что ставит их и отвечает на них сам человек без какой-либо внечеловеческой помощи. Но на деле оказывается, что часть тех людей, которых обычно, но на самом деле ложно, принято называть философами, смотрят на дело иначе. Основные вопросы для них относятся не к человеку (антропос), а к тому, что они называют "богом" (теос), и ответ дается в конечном счете не человеком, а этим же "богом". Иначе говоря, речь здесь идет о противопоставлении философии в собственном смысле слова, т.е.

Не следует думать, что это различие между антропологической философией и теологической псевдо-философией совпадают с внутрифилософским различием между теизмом и атеизмом, которое, как мы сейчас видели, сводится к отрицанию непризнанной возможности достижения человеком "мудрости".

Правда, и это показывает само слово, теологическая установка обычно бывает и теистической, но это не необходимо, и бывают исключения.

С другой стороны, философия в собственном смысле слова далеко не всегда атеистична.

Таким образом, теистическому и атеистическому теологизму надо противопоставить теистическую и атеистическую философию. И этот вопрос о двух типах философии снова приводит нас к намеченной выше и отложенной атеистической теме о достигаемости и недостигаемости "мудрости" Действительно, что значит недостигаемость мудрости для человека? Видимо уже Сократ утверждал эту недосягаемость, и она во всяком случае утверждалась его учеником Платоном. И, изучая Платона, можно понять то, что это значит и к чему приводит.

Начнем с примера. Допустим, что какого-либо человека спросят, почему он воздерживается от убийства (даже если его инстинкт на убийство толкает), и что, он отвечает: потому что человеческая жизнь есть наивысшая ценность, которой нельзя жертвовать для какой-либо другой ценности. Естественно, ему немедленно зададут вопрос, почему он считает человеческую /жизнь наибольшей ценностью. Предположим теперь, что на этот вопрос никакой человек никогда не сможет дать ответа. Ясно, что также и первый его ответ не удовлетворителен. Выходит, что он не знает, почему он не убивает, что его возражение неразумно, что в нем борются два "инстинкта" - и всё. Поэтому он никогда не сможет убедить другого человека, который скажет, что убивать можно. И то, что верно для данного примера, верно и вообще. Раз все эти философские не-теологические вопросы логически между собой связаны, то, утверждая, что некоторые из них должны навсегда остаться без ответа, мы тем самым отнимаем всякую достоверность и убедительность (т.е. "разумность") и у всех остальных ответов.

А такая точка зрения неминуемо приводит (и даже неоднр- кратно приводила) к полному теоретическому скептицизму, моральному нигилизму и политическо-социальному анархизму, делающему невозможной всякую философию, общественную и государственную жизнь. Чтобы избежать этого исхода, а каждый философ должен его избегать, чтобы спасти самую философию, надо сказать, что хотя человек (как говорящее существо, живущее во временно-пространственном (нрзб)мире) и не может ответить на данный вопрос, но ответ всё же имеется вне человека, в неком вне-человеческом существе, которое тоже обладает логосом, т.е. даром осмысленной речи, часто совпадающим с речью человеческой. Философ-человек, правда, никогда не станет мудрецом. Но есть нечеловеческий мудрец, и частичное знание философа истинно и потому, что оно частично совпадает с полным знанием того мудреца, который может продолжить отвечать на те вопросы, которые напрашиваются после ответов философа, дальше которых он сам идти не может. И такой нечеловеческий мудрец может быть назван "философом-богом".

Всякая философия, которая считает себя возможной как фи- ло-софия в смысле не достигающего своей цели стремления к мудрости, должна предполагать существование этой мудрости в не философском человеке. Иначе говоря, она должна быть в философском смысле теистической. Так точно понимал положение Платон. И чтобы избежать нигилизма софистов, не утверждая возможности, что человек философски достигнет мудрости, он сознательно ввел в свою философию понятие бога, как последнюю "гарантию истины" (термин, который мы встречаем позже у Декарта). Но, становясь теистом, Платон остался философом, не становясь на теологический путь откровения. Он усиленно подчеркивает, что всё то, что мы можем спрашивать и отвечать о себе, доступно всем людям, и что вопросы и ответы ставятся и даются в том самом нормальном состоянии, в котором он [человек] произносит все свои осмысленные речи и разговоры. На некоторые вопросы человек никогда не сможет дать ответ, но все ответы, которые он даст, он даст сам, и там, где он сам ответить не может, откровение ему на помощь не придет.

Очень трудно сказать, почему Платон отрицал возможность достижения мудрости. Возможно, что мы здесь имеем дело с какой-то последней, не сводимой ни к чему другому иррациональной установкой. Но надо отметить, что когда мы увидим иногда всё то, что включает в себя понятие "мудрость", удивляться (психологически) приходится не тому, что Платон и большинство философов отрицали ее достижимость, а той

исключительной смелости мысли, которую проявляли философы, ее утверждавшие.

Как бы там ни было, достижимость мудрости утверждал уже ближайший и крупнейший ученик Платона - Аристотель. Нельзя с достоверностью утверждать, что он считал самого себя "мудрецом", но несомненно, что в противоположность своему учению, он утверждал принципиальную возможность для человека "мудрость" достигнуть.

Поясним положение понятным нам примером. Сейчас нет ни одного человека, могущего сказать, какое число станет на стотысячное место после занятия в десятичном изображении числа % (пи). И, вероятно, никогда никто фактически этого знать не будет. Но принципиально возможно это число вычислить. А раз так, то, даже его не высчитывая, фактически можно сказать, что все известные десятичные числа в его вычислении верны абсолютно. Но по этому же принципу устанавливается истинность математики вообще. И то же самое можно сказать относительно любой цепи вопросов и ответов. Раз в принципе человеку возможно ответить на любой вопрос, пользуясь теми же средствами, что и для уже данных ответов, то эти уже данные ответы могут быть истинны без того, чтобы надо было предполагать существование какой-то мудрости вне человека. Иначе говоря, философская установка Аристотеля делает для него излишним введение философского понятия бога как гаранта истины.

Из вышесказанного явствует, что отрицание достижимости мудрости логически связано с философским теизмом, в то время как утверждение этой достижимости может (и должно) привести к атеизму. И история подтверждает эту логическую связь. Так, например, Декарт, который отрицал достижение мудрости, открыто ввел бога как единственного гаранта истины, в то время как Спиноза, который достижение мудрости 1 признавал, бога фактически отрицал (хотя и говорил о нем чуть ли не на всякой странице, никого, впрочем, не обманывая, кроме, разве, самого себя). Позже Кант, который всю свою критическую философию создал для того, чтобы доказать незыблемость границ человеческого сознания, одновременно утверждал, что цель его философии - очистить место для веры (в бога). Гегель же, который открыто и подчеркнуто признавал возможность мудрости (и считал мудрецом самого себя) является радикальным атеистом. Итак, в философии нетеологической можно различить два противоположных течения. Одно - необходимо теистическое - считает, что в логической цепи вопросов и ответов необходимо достигается рано или поздно

пункт, дальше которого человек идти не может, во всяком случае пока он - человек в полном смысле слова, т.е. пока он живет на земле (достижение мудрости допускается иногда после смерти). Другое - в принципе атеистическое - полагает, что такой непроходимой границы нет, и что человек хотя бы в теории может ответить на все возможные вопросы, оставаясь человеком, т.е. пользуясь нормальной речью на земле.

Но в этом втором течении можно снова различить две основные точки зрения. Одна считает, что мудрость, достигается отдельным изолированным человеком, независимо от окружающих его условий. Другая полагает, что это возможно лишь тогда, когда создаются соответствующие условия коллективной жизни человека. И мы увидим позже, что хотя атеистическое утверждение возможности достижения мудрости само по себе является единственно правильным, его индивидуалистический вариант тем не менее ложен. Иначе говоря, если предположить, что мудрость должна быть достигнута отдельным человеком в любой обстановке, то прав Платон, говорящий, что это невозможно. Но он неправ, говоря, что мудрость недостижима ни при каких условиях.

Платон, Аристотель и вся "языческая" философия, да и почти все философы вообще, считают, что искать мудрость, т.е. быть философом, может и должен изолированный от мира людей мыслитель. И только Гегель понял, что при данной постановке вопроса неминуемо либо ошибаться (впадая в противоречие с самим собой), говоря, что мудрость уже достигнута или хотя бы достижима, либо отрицать эту достижимость и таким образом или - в лучшем случае - переносить мудрость в бога, спасая этим разумность (рациональность) человеческой жизни, или - это уже много хуже - прибегать к разным "откровениям", или, наконец, - и это является последним пределом философского падения - отрицать всякую возможность давать разумные, т.е. убедительные, ответы и потонуть в безбрежном море нигилистически-скептического анархизма.

На самом деле оказывается, что можно избежать всех этих последствий, если полагать, что мудрость достижима только в результате коллективного усилия человечества и только на определенном этапе развития этого усилия. Только эта точка зрения совместима с истиной, т.е. не теологической и атеистической философией. И новая заслуга Гегеля состоит именно в том, что он это понял и показал в противовес всем своим предшественникам.