I. ОСНОВНЫЕ ФИЛОСОФСКИЕ ТЕЧЕНИЯ И УНИВЕРСИТЕТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ В XIV-XV вв.: ОБЩИЙ ОБЗОР

Для интеллектуальной истории Западной Европы XIV-XV вв. важнейшим событием следует, по-видимому, признать Великую Схизму (1378 - 1409 гг.). Начавшаяся как конфликт по поводу избрания очередного папы, она расколола не только страны и религиозные корпорации, но и мир европейских интеллектуалов.

События Великой Схизмы разворачивались следующим образом.

В результате Европа разделилась на "урбанистов", сторонников сидевшего в Риме Урбана VI, и "климентистов", подчинявшихся авиньонскому папе Клименту VII. Риму остались верны императоры Священной Римской империи германской нации Карл IV и его сын Венцель, Северная и Центральная Италия, Англия, Венгрия, Польша, большая часть Германии и страны Скандинавии. Климента VII папой признавали Франция, Неаполитанское королевство, Савойя, христианские королевства Иберийского полуострова, Сицилия, Шотландия, ряд земель на Юге и Западе Германии. Расколотыми на две партии оказались религиозные ордена; например, часть провинций доминиканского и францисканского орденов поддержали Климента VII, а часть - Урбана VI. Разделение не могло не отразиться и на внутренней жизни Парижского университета, в структуре которого "нации" студентов (на факультете искусств) и выходцы из духовных орденов (на теологическом факультете) вместе с разделением на четыре факультета играли заметную роль.

В итоге Парижский университет, чью славу в ХПІ в. составляли немцы Альберт Великий, Дитрих Фрайбергский и Майстер Экхарт, итальянцы Бонавентура и Фома Аквинский, вынуждены были покинуть в 1380-1383 гг. преподаватели и студенты нефранцузского происхождения, поддержавшие не авиньонского, но римского главу католической Церкви. Общение различных групп интеллектуалов после этого ослабло, если не прекратилось совершенно. Впрочем, в 1383 г. "английская нация" под давлением авиньонского папы формально прекратила свой нейтралитет и заявила о своей лояльности, однако имена немецких и нидерландских преподавателей и студентов с тех пор в ее списках стали встречаться все реже. Для них новыми центрами образования и науки становятся университеты Праги, Вены, Гейдельберга, Эрфурта, Кёльна и Лувена. Можно сказать, что в какой-то степени описанный процесс положил начало формированию национальных интеллектуальных традиций. Писали, правда, все еще по-латыни, но это была уже не та латынь, что в эпоху Высокой схоластики. Да и тематические акценты стали другими.

Если попытаться классифицировать различные философские течения и разнообразные концепции, на которые были так богаты XIV-XV вв., то одним из возможных критериев такой классификации будет, по-видимому, отношение к наследию Аристотеля. Полностью переведенный на латинский язык и еще в ХПІ в. положенный в основу преподавания философии в средневековых европейских университетах, Аристотель и в XIV и даже в XV в. все еще оставался в центре всех философских дискуссий. А их возникало немало. Связано это было не только с ростом числа университетов и увеличением количества преподавателей и студентов, но и с тем, что наследие Аристотеля, принятое и переработанное, уже перестало восприниматься однозначно позитивно или однозначно негативно, как это часто имело место в XIII в., но начало рассматриваться как глубоко внутри себя проблематичное.

Сразу наметились несколько основных тенденций отношения к Аристотелю. Одни стремились вернуться к "аутентичному" Аристотелю, очищенному от наслоений других философских учений. В рамках этого пуристского отношения вновь усилился интерес к Аверроэсу как комментатору Стагирита. Кое-где, как, например, в Падуанском университете на севере Италии, складывается устойчивая аверроистская школа, продолжившая свое существование и в XVI в. Другая, гораздо более многочисленная и неодно- родная группа, к которой можно отнести сторонников томизма и альбертизма, прежде всего представителей так называемой немецкой доминиканской школы XIV в. (Дитриха Фрайбергского, Май- стера Экхарта, Бертольда из Моосбурга и др.)63 и в XV в. Геймери- ка де Кампо, стремилась дополнить философию Аристотеля, в которой акцент делался на метафизику, неоплатонически окрашенными философскими построениями, заимствованными либо из сочинений Авиценны и "Книги причин", либо из текстов Дионисия Аропагита. Третья, также довольно многочисленная группа, характеризуемая обычно как номинализм в духе via moderna, была настроена к Аристотелю если не скептически, то критически. Особенно несостоятельной представителям этой группы казалась метафизика Аристотеля, тогда как логические сочинения Стагирита продолжали вызывать интерес.

Конституирование этих групп было определено самой природой позднесредневековой философии. По преимуществу это была университетская философия, представлявшая в своей основе систему преподавания (комментирования) текстов Аристотеля и рассмотрения связанных с этими текстами вопросов (quaestiones). Зависимость изучавшихся тем от текстов Аристотеля, общая для всех мыслителей с ХПІ по XV в., создавала охватывавшую временной промежуток в три столетия атмосферу интеллектуальной преемственности, пронизывавшую средневековую университетскую среду. В самом деле, с формальной точки зрения вопросы, поднимавшиеся философами в XIV и XV в., отнюдь не были новыми; новым было лишь решение. Возможность для такой новизны предоставляли комментарии, всякий раз предлагавшие толкование Аристотеля в новом, зачастую обусловленном текущими проблемами, ключе. Таким образом, каждый мыслитель не просто мог, но и был обязан давать свою собственную интерпретацию Аристотеля. В результате к XV в. в рамках отмеченных тенденций отчетливо давала о себе знать другая характерная черта философии позднего средневековья - ее вариативность. Именно она позволяла формулировать в рамках традиционных жанров новые проблемы и предлагать новые методы их решения, которые порой уводили далеко не только от Аристотеля, но и от старых университетских форм письма и мышления.

2*

35 В начале XIV в. в Рейнском регионе, где пока еще отсутствовали крупные университетские центры, и где интеллектуальный климат в значительной степени определяли орденские высшие и средние школы (studia generalia), преподаватели которых были, как правило, выпускниками Парижского университета, сформировался ряд течений, характеризовавшихся различным отношением к трем великим богословам XIII в.: Фоме Аквинскому, Альберту Великому и Бонавентуре. В случае первых двух имен речь, разумеется, идет, прежде всего об ордене доминиканцев, тогда как третье имя должно было иметь преимущественное значение для немецких францисканцев65. И так как доктрины Фомы и Аль- берта принято ассоциировать с влиянием Аристотеля, а Бонавен- туру - вслед за Э. Жильсоном66 - считать сторонником августи- низма, то в итоге получается простая и незамысловатая бинарная схема: "перипатетизм" доминиканцев против "августинизма" францисканцев. В ее рамках допустимо выделить лишь еще одну вторичную пару противоположностей в перипатетизме: томизм и альбертизм. Но не следует упускать из виду, что францисканские богословы Дуне Скот и Уильям Оккам, да и учившийся и преподававший в Париже в 1350-х годах Бонавентура, были также воспитаны на философии Аристотеля и его комментаторов, а в текстах доминиканцев Фомы Аквинского и особенно Майстера Эк- харта цитат из Августина и заимствованных из его сочинений ходов мысли не меньше, а, возможно, даже и больше, чем в сочинениях францисканцев.

Действительная дифференциация мыслителей в первой четверти XIV в. в связи с их отношением к томизму, альбертизму и августинизму даже в одном Рейнском регионе выглядела, по-ви- димому, куда сложнее, чем простая оппозиция двух (или трех) конкурирующих доктринальных систем, стойко ассоциируемых с представителями тех или иных духовных орденов. Кроме того, очевидно, что помимо чисто философских или богословских следует также учитывать церковно-политические или внутри- орденские мотивы, связанные прежде всего с полемикой вокруг образовательной модели, выбираемой руководством того или иного ордена. По-видимому, с подобным выбором была связана и доктринальная консолидация, имевшая место в различных орденах. Так, еще в мае 1287 г. руководство ордена августинцев- эремитов предписало всем лекторам и профессорам своего ордена придерживаться учения Эгидия Римского (ок. 1243-1316), в то время еще не скончавшегося. А капитул доминиканского ордена вскоре после кончины Фомы Аквинского (1274) и еще до его причисления к лику святых (1323) неоднократно выносил решения о том, что лекторы доминиканских конвентов должны придерживаться учения "брата Фомы". В случае отступления от него принимались дисциплинарные меры, как, например, в 1278 г., когда собравшийся в Милане генеральный капитул отправил в Англию двух братьев с целью исправления имевших там место антитомистских тенденций. В июне 1286 г. доминиканцам предписывалось уже не просто придерживаться учения Фомы, но распространять его и выступать в его защиту как внутри ордена, так и в полемике с внешними оппонентами; критикующие Фому доминиканцы, будь они бакалавры, магистры, лекторы или даже приоры конвентов, должны были отстраняться от должности. В 1309 г. было принято решение, предписывавшее профессорам- доминиканцам, преподававшим прежде всего в Париже, следовать учению "брата Фомы"; учившие противному должны были подвергаться дисциплинарному наказанию. В том же году доминиканцам запретили продавать находившиеся в их распоряжении богословские книги, за исключением случаев переезда из одной провинции в другую (например, по окончании срока обучения или периода преподавания); но и в последнем случае категорически запрещалось продавать Библию и сочинения Фомы Аквин- ского. В 1313 г. доминиканцам предписывалось уже не просто следовать учению Фомы при толковании Библии или "Сентенций" Петра Ломбардского, но и не отступать от одобренных орденом его интерпретаций. В 1315 г. генеральный капитул доминиканского ордена в Болонье специально распорядился, чтобы в библиотеках всех доминиканских конвентов имелись в наличии основные сочинения Фомы Аквинского. После 1323 г. эти тенденции стали общеобязательной нормой, и "учение св. Фомы, полезное для всего мира и составляющее честь ордену" (cum doc- trina sancti Thomae toti mundo sit utilis et ordini honorabilis), превратилось в фундамент богословского образования всех молодых доминиканцев67.

Означало ли это, что помимо и вне томизма или внутри широко понимаемого томизма было невозможно использование других церковно признанных вариантов богословия? Разумеется, нет. Напротив, сама авторитетность Фомы в рамках схоластического метода богословски могла быть продемонстрирована лишь путем создания обоснованной модели согласования его учения с учением уже сложившихся церковных авторитетов, таких, например, как Августин или Григорий Великий. Тем более, что обязательные ссылки на Фому и комментаторская деятельность в отношении его сочинений неизбежно вели к расширению контекста допустимого использования его цитат и тем самым к рождению новых смыслов. Ранний доминиканский "томизм", о котором идет речь, вовсе не исключал, но, напротив, требовал включения в его рамки элементов, у которых с томизмом на первый взгляд нет ничего общего. Именно этим, по-видимому, и можно объяснить тот факт, что наряду с обязательным в среде немецких доминиканцев учением Фомы - не отрицая и не отвергая его - авторитетом пользуются и учение Альберта Великого, и связанный с ним христианский и даже языческий неоплатонизм, и сочинения Августина, и учение францисканца Бонавентуры. Прежде всего это имеет место в интеллектуальных центрах доминиканцев - Кёльне, где находился созданный Альбертом Великим доминиканский Studium generate, и Париже, где доминиканцы немецкого происхождения учились, получали высшие ученые степени и затем преподавали. Помимо этого, следует назвать также конвенты в Эрфурте и Страсбурге, отличавшиеся высоким интеллектуальным потенциалом и качеством лекторов.

На сегодняшний день наиболее источниковедчески обоснованную классификацию основных интеллектуальных течений в среде рейнских доминиканцев в начале XIV в. предлагает Вальтер Сеннер68. Прежде всего, он выделяет так называемую немецкую доминиканскую школу, оригинально сочетавшую как в своей схоластике, так и в мистике элементы томизма, альбертиз- ма, неоплатонизма и августинизма. Ведущими, можно сказать, "образцовыми" ее представителями были Дитрих Фрайбергский и Майстер Экхарт. Вторым по важности течением было томистское. К нему можно отнести Иоанна Пикарди де Лихтенберга, Николая Страсбургского и Иоанна Штернгассена. Третье течение имело не столько теоретическую, сколько пасторско-практи- ческую ориентацию и по этой причине - несмотря на элементы доминиканского перипатетизма - находилось в сильной зависимости от Бонавентуры; в числе представителей этого течения называют Гуго Рипелина из Страсбурга и Герхарда Штернгассена. Великие францисканские богословы Дуне Скот и Уильям Оккам, идеи которых приобретают в это время в Парижском университете все большее число сторонников, на Рейне в то время были пока еще не очень широко известны, даже в среде немецких францисканцев. Увлечение ими придет с новой волной парижских выпускников в середине XIV в.

Начиная с середины XIV в. и вплоть до конца XV в. остроту имевшим место в европейских университетах философским дискуссиям придавала борьба между "древними" (