Публицистика Шелгунова как орудие пропаганды революционно-демократических идей в подцензурной печати
Н. В. Шелгунов, революционер-демократ по своим убеждениям, был одновременно плодовитым и оригинальным русским писателем-публицистом, употребившим свой литературный талант на распространение и укрепление революционно-демократических идей в русском обществе. Высланный из столицы в одну из самых глухих местностей, Шелгунов сумел вдали от библиотек, в отрыве от общения с культурными людьми поддерживать свое существование литературным трудом, освещая как вопросы местной жизни с ее глубокими социальными противоречиями, так, равным образом, подвергая систематическому пересмотру общерусские проблемы — исторические, экономические, литературные, педагогические- и приучая читателей самостоятельно передумывать традиционные решения их в новом, революционно-демократическом и материалистическом направлении. Это была весьма нелегкая задача в условиях подцензурной печати, но Шел- гунов не изменял ей до конца своей жизни. Тематика его статей весьма широка. В то же время обстоятельное знание русской жизни, самостоятельность взгляда на вещи, несмотря на то, что автором пересматривались старые вопросы русской жизни, русской истории и оусской литературы, делали его статьи не шаблонными, а жизненными, злободневными и целеустремленными. Статьи Шелгунова усердно читались молодежью и рабочими, которые черпали в них знакомство с самым широким кругом вопросов. В 1880—1890 гг. статьи Шелгунова пользовались большой популярностью в нелегальных кружках и служили хорошим пропагандистским материалом. Эта широкая популярность Шелгунова в массе читателей объясняется тем, что он не просто передавал готовые знания, а выступал как мыслитель и политический деятель, как пропагандист, распространяя в условиях царской цензуры основы революционно-демократического мировоззрения. Очень скромно оценивая свои личные литературные дарования, Шелгунов в то же время высоко поднимал поставленные им перед собой задачи публицистической пропаганды революционно-демократических идей. Он скромно называл себя публицистом, но свою роль публициста он понимал исключительно высоко, противопоставляя ее тем задачам, которые обычно преследовались в то время так называемыми корреспондентами и фельетонистами. «Публицист, — писал Шелгунов, — обобщая и группируя факты, пользуется отдельными случаями как материалом. Кругозор публициста шире, деятельность его плодотворнее; но зато она требует больших внутренних сил и знаний и подвергается большей опасности. Корреспонденты и фельетонисты, подобно поэтам, отдаются преимущественно чувству; они могут ограничить всю свою деятельность одним выражением негодования, преданием гласности глупости и пошлости. Но публицист должен отдавать перевес мысли над чувством; должен убеждать, расширять кругозор читателя и указывать ему отдаленные идеалы. Таким образом, публицист является пророком своего народа. Но чтобы пророк мог приносить пользу своему народу, нужно условие, — чтобы были желающие его слушать. Нет публицистики, если не находится желающих слушать». Условия русской общественной жизни во 2-й половине XIX в. были такими, что публицистическая революционно-демократическая деятельность Шелгунова не пропадала даром и находила широкий отклик в умах и сердцах его читателей. Содержанием публицистики Шелгунова были философские и социально-политические идеи революционной демократии в их применении к новым, пореформенным условиям русской жизни. Как последователь революционно-демократической доктрины 60-х годов, Шелгунов держался, в основном, материалистического мировоззрения- и нес его в массы, популяризируя основные положения материализма. Первичность материи как объективного бытия и вторичность сознания — вот положение, которое Шелгунов стремился сделать ясным для читателей в первую очередь. В соответствии с этим, он прежде всего широко популяризировал в своих статьях естественно-научные знания своей эпохи. На естественно-научных статьях Шелгунова и Писарева И. П. Павлов, по его собственным словам, впервые получил вкус к естествознанию. Понятно, что вместе с популяризацией естествознания Шелгунов должен был раскрывать перед читателями основы материалистической гносеологии и соответственно этому бороться с идеализмом и в первую очередь с гегельянской идеалистической философией. Но, конечно, он не стоял на философском уровне своего учителя, Н. Г. Чернышевского, и в то время как последний, по характеристике В. И. Ленина, был единственным, действительно великим русским писателем, который «...сумел с 50-х годов вплоть до 88 года остаться на уровне цельного философского материализма» *, Н. В. Шелгунов, уже в силу условий своего времени, когда возрождались концепции кантианства и формировались идеалистические построения позитивизма, делал некоторые уклоны в сторону неокантианства и агностицизма. Критикуя Гегеля, он полностью от- брасывал все содержание его философии, не заметив положительной черты последней — ее идеи развития, отмеченной Марксом и Энгельсом. Социально-политические взгляды Шелгунова, развившиеся под влиянием революционной демократии, вытекали вначале из высокой оценки, которую получила во взглядах Н. Г. Чернышевского крестьянская община. Шелгунов в 60-х годах был идеологом революционного крестьянства, сторонником немедленной революции и передачи земли народу. По его мнению, на основе общинного владения народ мог начать организацию новых форм общественной жизни, чуждых эксплуатации, которая к тому времени так широко уже развернулась в капиталистических странах Европы и вместе с неудержимым ростом и обнищанием пролетариата вызывала самые тревожные опасения относительно перспектив ближайшего будущего. В 60-х годах Шелгунов, как и другие его . современники, еще «не мог видеть, что только развитие капитализма и пролетариата способно создать материальные условия и общественную силу для осуществления социализма»'. Шелгунов считал, что именно русская крестьянская община с ее формами общинной собственности на землю может оказать противодействие капитализму и предохранить Россию от тех социальных бедствий, какие породила капиталистическая эксплуатация на Западе. С течением времени, по мере того как в результате реформы 60-х годов, капитализм все сильнее проникал во все поры русской жизни, Шелгунов все более убеждался в том, что основу исторического процесса составляет независящее от воли людей социально-экономическое развитие общества и что, только присматриваясь к законам этого развития, возможно отыскать путь закономерного их изменения. Таким образом, в его социологических взглядах появляется сильная материалистическая тенденция. Шелгунов встает на путь изучения явлений конкретной русской жизни. Характерно при этом, что Шелгунов не был сторонником механистического взгляда на историю, согласно которому последняя создается всякого рода внешними влияниями, начиная с географической среды, народ же только пассивно воспринимает эти влияния. 1 В. И. Ленин, Соч., т. 17, стр. 97. 14 Шелгунов настойчиво полемизировал с так называемым географическим материализмом русского историка С. М. Соловьева. С 70-х годов Шелгунов приходит к убеждению, что Россия твердо встала на путь капиталистического развития и что ее производительные силы в целом начали быстро развиваться. Смену общинных патриархальных отношений в деревне промышленными, превращение патриархального отсталого земледелия в сельскохозяйственную промышленность Шелгунов должен был признать явлением прогрессивным, хотя сопровождавшее их быстрое расслоение крестьянства и появление кулачества, закабалявшего крестьянскую массу, вызывало у него сильную тревогу. Анализируя с привычной ему трезвостью конкретные явления русской жизни, Шелгунов стремился найти в них средства для борьбы с эксплуататорским строем, развивавшимся на почве капитализма. Естественно, что он пришел к выводу о необходимости организации прогрессивных сил русской жизни и борьбы с явлениями примиренчества и упадочничества, широко развернувшимися в 70-е и особенно в 80-е годы. В поисках прогрессивных сил русской жизни, на которые можно было бы опереться в тяжелых условиях реакции второй половины XIX в., Шелгунов, естественно, обратил внимание на возникшие в результате реформы 60-х годов земские учреждения. Общеизвестно, что земства были уступкой, вырванной у самодержавия демократическим движением 60-х годов. Это была уступка половинчатая, трусливая, но все же уступка, дававшая видимость какой-то самостоятельности целому ряду учреждений в условиях царской России. Когда в самом начале XX в. был поднят вопрос о действительной политической роли земств, причем реакционеры усматривали в них опасный «кусочек конституции» и призывали к упразднению земств, либералы видели в земстве силу, способную изменить общественные отношения в России. В. И. Ленин разоблачил неправильность той и другой точек зрения. «Это именно такой кусочек, писал Ленин, посредством которого русское «общество» отманивали от конституции», следовательно, ни бояться его, ни возлагать на него особые надежды нет оснований: ни «крупного», ни вообще сколько-нибудь самостоятельного фактора политической борьбы нельзя видеть» в земских учре- жденнях; но во всяком случав «роль одного из вспомогательных факторов за земством отрицать нельзя» Именно поэтому, делая свой окончательный вывод, В. И. Ленин писал: «Для нас далеко не безразлична поэтому оппозиция нашей либеральной буржуазии вообще и наших земцев в частности... Мы будем приветствовать рост политического самосознания в имущих классах, мы будем поддерживать их требования, мы постараемся, чтобы деятельность либералов и социал-демократов взаимно пополняла друг друга» 2. В свете этой ленинской оценки роли и значения земских учреждений понятно, что Н. В. Шелгунов был прав, когда, не переоценивая роли этих учреждений, считал возможным использовать их в борьбе с самодержавием. Самый факт организации земских учреждений Шелгунов оценивал весьма оптимистически. «Первая общественная возможность думать неизолированно явилась у нас лишь после освобождения крестьян, с земским и городским самоуправлением, — писал Шелгунов. — И наше самоуправление представляет не одну только возможность для лучшего мышления, но оно служит еще и его школой... Самоуправление, в которое мы вступаем, служит для нас приготовительным классом общественности и ничем, по существу, не отличается от всякого приготовительного класса любой школы». В этом причина того, почему Шелгунов так внимательно следил за работой земств, подвергал ее анализу и оценивал с революционно-демократической точки зрения, пытаясь использовать оппозиционные настроения некоторой части земских либералов. Отмечая положительные стороны в развитии русской жизни, Шелгунов подвергал энергичному обличению явления, с его точки зрения, отрицательные. Столь характерные для реакционных 80-х годов теории «малых дел» и «непротивления злу», имевшие немало последователей, систематически подвергались саркастическим обличениям Шелгунова. Неумолим он был в особенности к реакционным деятелям, которые называли себя идеологами 80-х годов, но, ставя себя в один ряд с представителями 60-х годов, считали их взгляды уже отжившими, устаревшими. «Им (восьмидесятникам) показалось, что та работа мысли, которую они совершали при ненормальных условиях, но потому, что это их собственная работа, и потому, что они народились в 80-х годах, должна исключить 40-е, 60-е и 70-е годы и составить эру в нашем общественном мышлении, а сами восьмидесятники должны занять место новых общественных вождей и обновить наше общественное развитие. Для подобного честолюбивого стремления у восьмидесятников, конечно, имелся прецедент, потому что, если были люди 40-х, 60-х и 70-х годов, то почему же не быть и людям 80-х? В силу этого они провозгласили представителей даже наличного предыдущего поколения отжившими и решили, что теперь наступило их время..., Но, не поняв, что они захвачены случайным током жизни и измолоты им, что они в сущности лишь «пожертвованное поколение», они собственную свою измолотость превратили в общественный принцип и общественную теорию, и начали проповедовать нирвану... Восьмидесятники всем своим умственно-нравственным существом составляют порождение тех ненормальных условий, которые должны были создать и ненормальное течение мысли. Кончилась или кончается эта ненормальность, — должно кончиться или кончается и ее последствие». Эти строки написаны Шелгу- новым в самом начале 90-х годов, когда для него стало ясным, что новое десятилетие обнаруживает «очень важные признаки наступающего иного движения мысли, указывающие, что девятидесятые годы будут формировать людей совсем не похожих на восьмидесятников. И теперь, — писал он,—действительно слагается формация иного поколения, которая в девятидесятых годах, может быть, еще и не выработает точной и резкой умственной физиономии. Те, кто слагается теперь, готовятся для жизни более отдаленного десятилетия... Вот это-то обстоятельство, т. е. что растущая, развивающаяся теперь молодежь дождется своей очереди еще, может быть, лет через десять, и обязывает ее помнить это и знать свою очередь, для которой она и должна готовиться». К концу 80-х годов Шелгунов перестал уже смотреть на пролетариат, как на обездоленную, обреченную на гибель в капиталистическом котле рабочую массу. Все более ясно он начинал видеть в пролетариате.. творческую революционную силу, которая,. организовавшись, може|' положить конец эксплуатации и на новых началах строить социальную жизнь в стране. Шелгунов приветствовал рабочее революционное движение и выражал надежду, что оно продолжит революционные традиции 60-х годов. Революционно-демократическая направленность являлась политическим содержанием литературно-педагогической деятельности Шелгунова и была частью той революционно-демократический борьбы, которую он вел с самого начала революционной ситуации 60-х годов.