ВСЕЛЕННАЯ С ПЛЮРАЛИСТИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Его [Джемса] мысль имеет более фундаментальное значение для эволюции философии XX в., чем то, на которое даже его самые ярые последователи могли претендовать.

Д Иди

Мы не можем отвергнуть никакую гипотезу, если из нее вытекают полезные для жизни следствия.

У. Джемс

Самым выдающимся синтезатором прагматических идей был У. Джемс, которому, собственно, принадлежит доктрина мультиверсума, возникшая именно там, где она должна была возникнуть, — на родине разнообразия, в стране переселенцев.

Воспитанный в атмосфере свободомыслия, получивший блестящее образование (живопись, медицина, психология), широко мыслящий человек либеральной ориентации, сын и брат двух известных американских писателей *, У. Джемс приобрел известность после публикации Начал психологии. Так проявился его интерес к человеческой приро-

¦Отец Уильяма, Генри Джемс-старший, был знаком с Эмерсоном, Торо, Карлейлем, Дж. С. Миллем, Теккереем.

де и взаимоотношению человека со вселенной, космосом, Богом. Ключевое для Джемса понятие — дух человеческий, приоритетная идея — связь индивидуального духа с космическим. Родство человека и мира —духовное, спиритуалистическое: «сокровенная природа реальности конгениальна способностям, которыми ты обладаешь». Через духовное начало человек укоренен в мире и благодаря ему не может исчезнуть без следа. Джемс с юности увлекался Марком Аврелием, усвоив мысль последнего, что «все сплетено одно с другим, и священна эта связь, и почти ничего нет, что чуждо другому».

Для Джемса философия не столько учение о мире, сколько учение о восприятии его человеком: «Она наше более или менее смутное чувство того, что представляет собой жизнь в ее глубине и значении... Она наш надинди- видуальный способ воспринимать и чувствовать биение пульса космической жизни». В соответствии с этим приоритетная проблема человека — не созерцание, а действие, действие, направленное на приспособление в широком смысле этого слова и на успех в таком приспособлении: «Помните в особенности тот факт, что человек — чем бы еще он ни был — прежде всего практическое существо и что его дух дан ему в качестве средства для приспособления к жизни в этом мире».

Основное назначение сознания человека — определение целей, ценностей и изыскание средств для их достижения. Сознание — «борец за цели», «его способность познания в основном служит этим целям путем различения тех фактов, которые способствуют им, и тех, которые не способствуют». В прагматизме Джемса сознание является не отражательной, а «избирательной активностью», а человек — тем, что он избирает.

Анализируя природу сознания, Джемс не следует общепринятому противопоставлению субъекта и объекта: то и другое сливаются в «чистом опыте», не имеющем внутренней двойственности. Сознание не есть «вещь», сознание есть опыт жизни, соединяющий мир вне нас с миром в нас. Джемс не отрицал сознания, как иногда неправильно интерпретируют его фразу «сознание — название несуществующей вещи», он отрицал сознание как вещь. То, что именуют радикальным эмпиризмом Джемса, есть взаимозависимость и взаимообусловленность субъекта и объекта в опыте жизни.

Материализм циничен и вульгарен, ибо считает дух чужестранцем. В нем нет интимности и утонченности, грубые начала берут верх над духовными. Спиритуализм, наоборот, настаивает на том, что интимное и человечное окружает грубую материю и лежит в ее основе.

Место божественного начала в мире должно быть более органическим и интимным.

Бог, как внутренняя душа и разум вселенной, кажется более достойным понятием, чем Бог, как внешний творец.

Человек духовно связан со вселенной, мудрость — сумма разных ракурсов мира. Каждый человек, живя в своем обособленном мире и отталкиваясь от своих обстоятельств, собственного опыта и вкуса (индивидуальность не классифицируема!), волен творить собственное мировоззрение, дающее ему точку опоры в мире.

Зачем человеку разум как ни для того, чтобы сделать его способным находить разумные основания тому, что ему бывает нужно думать и делать.

Индивидуальный опыт, персональный поток сознания, этот «непосредственный поток жизни, дающий материал нашей последующей рефлексии с ее концептуальными категориями», формируют мировоззрение человека, которое естественным образом носит индивидуальный характер.

Fous et origo (начало и источник) всей реальности как с абсолютной, так и с практической точки зрения, является, таким образом, субъективным, это мы сами... Реальность, начиная с нашего Эго, постепенно распространяется сперва на все объекты, представляющие интерес для нашего Эго, а затем и на объекты, постоянно связанные с ними...

Это наши жизненные отношения... Таким образом, мы приходим к важному выводу о том, что наша собственная реальность — это чувство нашей собственной жизни, которым мы обладаем в любой момент, является первичным из первичных условий нашей веры. Это также верно, как то, что я существую! — такова наша высшая гарантия бытия всех остальных вещей... Мир живых реальностей в противоположность нереальностям, таким образом, укоренен в Эго, рассматриваемом как активный и эмоциональный термин.

Опыт есть психическая реальность человека, включающая поток сознания, поток переживаний, волю. «Ощущения принудительно навязываются нам, приходя неизвестно откуда». Наши ощущения, переживания — «вещество» реальности. Кроме ощущений, реальность сознания включает отношения между ощущениями, интуиции о «законах природы» и всю совокупность наших мнений, служащую для поддержания и обоснования нашей воли.

Поскольку сам человек неотрывен от вселенной, внутренние прозрения приобщают его к ритмам вселенной, позволяют настроить сознание на эти ритмы и тем самым постичь их. Философ ищет и получает такое описание мира, которое больше соответствует его духу и его темпераменту.

Но и существующая вне нас вселенная открыта, многообразна, изменчива, непостоянна. Она находится в процессе становления. Она податлива случаю и воздействию. В противовес монистическому, единому, абсолютно замкнутому миру Джемс выдвигает мультиверсум, «великий жужжащий беспорядок», вечно рождающий новое, неожиданное, спонтанное. Плюралист принимает вселенную как незаконченную, с дверями и окнами, открытыми навстречу возможностям.

Наш действительный мир, вопреки утверждениям монистов, — не завершен «от века», а наоборот, вечно незавершен, и в нем всегда возможны как приобретения, так и потери.

Мультиверсум означает также, что «нет такой точки зрения, нет такого центрального пункта, из которого можно было бы сразу обнять все содержание вселенной».

Вещи существуют друг с другом разными способами, но не существует ничего такого, что бы включало в себя все или над всем господствовало. Слово «и» преследует каждую фразу. Кое-что всегда ускользает. «Все еще не вполне» — вот что должно быть сказано о самых лучших попытках, предпринятых где-либо во вселенной, чтобы достигнуть всеобъем- лемости. Плюралистический мир больше похож на федеративную республику, чем на империю или королевство.

Философские системы наращивают поток бытия, внося в него дух питающих их гениев. Плюрализм заменяет отчужденность причастностью. В плюралистическом мире все связано, даже если кажется разделенным. «Уступчивость и примирение неотделимы от плюралистической философии».

Трудно согласиться с Расселом, приписавшим Джемсу попытку упразднить различие между духом и материей, заменив их правеществом, предшествовавшим тому и другому. Джемс писал о «созвучии» духа и материи, настроенности сознания на отдельные моменты мира, о их взаимозависимости и взаимообусловленности.

Я не разделяю и другое мнение Рассела, будто прагматизм — попытка возвести надстройку веры на фундаменте скептицизма. Скептицизм Джемса не идет дальше существования абсолютной истины. А утверждение, будто истинность идей связана с конечным результатом их осуществления, в свете нашего трагического опыта представляется скорее тривиальным, чем скептичным.

Познание не есть бескорыстное созерцание. В реальной жизни познанием занят не абстрактный субъект, а живой человек со всеми его страстями, потребностями и интересами. Ему вовсе не безразлично, каким окажется познаваемый им мир, он с чем-то борется и кого-то ниспровергает. Ему важна эффективность и результативность этой борьбы. Он лепит такую реальность, какая ему необходима и на которую он способен. Мир таков, каким мы его делаем.

Даже поклонники фиваид и жители башен из слоновой кости, даже пророки и поэты, живущие в эмпиреях, имеют ту картину мира, которая представляется им эффективной и результативной для них.

Человек часто (всегда!) принимает решения, не имеющие абсолютных теоретических оснований. Вот почему ему необходимы методы и критерии, способные предохранить от скопчества и хлыстовства, волюнтаризма и утопии.

Многообразие человеческих сознаний (опытов) и вечное становление мира делают беспочвенными претензии на единственность, общезначимость, окончательность. Нельзя объять мир в его целостности, нельзя полностью отрешиться от собственного опыта и своей перспективы. Возможны подходы, мнения, точки зрения. Возможно постепенное познание мира по его частям.

У. Джемс:

Моя философия есть то, что я называю радикальным эмпиризмом, плюрализмом, «тихизмом», которые представляют порядок, как постепенно завоевываемый и всегда находящийся в становлении... Она отрицает все доктрины об абсолютном.

Каждая философия выражает часть мира, преломленную через сознание человека. Цель философии — оригинальность подхода, поиск в неизведанных местах, отражение личного интереса.

Наибольшее, на что может надеяться философия, — это никогда не исключать никакого интереса.

Она должна оставить дверь открытой для интересов, которыми она пренебрегает.

Критерием ценности идеи является ее способность участвовать в осуществлении объекта, ради которого она задумана.

Целое является людям через свои проявления, частности, детали. Мир импрессионистичен, мозаичен, атомарен. Но без атомарности нет целостности, без множественности нет Бога и надобности в нем, без фрагментов нет мозаики.

Критикуя понятие абсолюта в системах Спинозы, Гегеля, Ройса, Брэдли, которые не столько обосновывали принцип единства мира, сколько навязывали ему некий метафизический центр, Джемс равно отвергал как абсолютный монизм (абсолютизм), так и абсолютный плюрализм (релятивизм). Замкнутой системе абсолюта он всегда противопоставлял бесконечный ряд, вышеупомянутую мозаику или федеративную республику: «Мир плюрализма подобен федеративной республике, мир может быть спасен, лишь если каждая из его частей будет стараться делать свое дело как можно лучше».

В отличие от Спинозы или Гегеля, Джемс предпочитал абсолюту, вечности, «неподвижному и вневременному состоянию» — части, элементы, фрагменты, фракталы. Конечно, между вещами существуют связи, но для нас всегда первичны вещи, а не целое, которое мы выводим из вещей.

Подобно тому, как в мире вне нас первичны вещи, в духовном мире первенствует индивидуальное сознание, темперамент, конкретная психическая структура, особенность реакции на внешний мир. Философии, которые мы выбираем, это мы сами, склад нашего ума, нашей биопсихологии, наших симпатий и антипатий: «Темпераменты с их симпатиями и антипатиями определяют в действительности и всегда будут определять философские воззрения людей». Сама история человеческой мысли — история столкновений психик и борьбы темпераментов: «Философ ищет мира, который подходил бы к его темпераменту, и поэтому верит в картину мира, которая ему подходит». Человеку свойственна «воля к вере» и «мы имеем право верить на свой собственный риск в любую гипотезу, которая достаточно жива, чтобы повлиять на нашу волю».

Как и разум, воля человека свободна. Признавая свободу разума, веры, воли, мы должны признать право каждого на активное действие, активное формирование собственного мира из «первоначального хаоса ощущений». Жизнь — это пробы и ошибки, человеческая активность, постепенно очищающая пробы от ошибок и ведущая к желаемому результату. Из глыбы мрамора можно высечь бесконечное множество скульптур — какая из них «истинна»? «Другие скульпторы — другие статуи из того же самого монотонного и невыразительного хаоса. Мой мир есть лишь один из миллиона равным образом реальных для тех, кто может их абстрагировать». Важна новизна. «Свобода воли в прагматическом смысле означает новизну в мире». Новизна — вот результат свободной и заинтересованной деятельности человека.

Единственное реальное основание, которое я могу придумать, почему что-либо вообще появляется на свет, это то, что кто-то желает, чтобы оно появилось. Это — живое основание, и по сравнению с ним материальные причины и логические необходимости — это какие-то бесплотные тени.

Человеческое познание неотрывно от целеполагающей деятельности, от практического интереса. Еще Шопенгауэр полагал, что познание служит воле к жизни. Когда Бэкон объявил знание силой, он имел в виду прежде всего его инструментальный характер. Истинность знания определяется его продуктивной силой. Теории — орудия, необходимые для действия, истина всегда имеет «режущее острие», определяющее ее действенность. Таким образом, действенность знания связана с его истинностью и наоборот. То, что к успеху может привести и ошибочная теория (как это многократно случалось даже в науке), никак не означает ее антинаучности, а свидетельствует лишь об историчности, преходящем характере знания.

Истина Джемса инструментальна: умственная конструкция, споспешествующая успешному действию, или соответствие, обеспечивающее удачу. Истина — удобство мышления, помощь в достижении нового результата. В первобытном обществе человеку верно служили мифы, тотемы и табу, пантеон богов, ритуалы, обычаи. Они были практически необходимы и тем самым истинны. Нам верно служат атомы, волны и связанная с ними наука. У грядущего человека возникнут новые цели и ценности,.и он изыщет собственные средства достижения искомых результатов, назовя их истинными, если таковое понятие вообще сохранится.

Согласно Джемсу, истина есть то, что лучше работает, эффективнее действует, больше удовлетворяет, во что нам лучше верить, во что фактически верят. Она остается истиной, пока в нее верят. Здесь — некая аналогия с банковскими билетами, имеющими хождение, пока их все принимают. Отсюда же более современная формулировка: истина — то, с чем все согласны, порочная тем, что XX век дал феномен тоталитаризма, где было огромное количество согласных с химерой, но не было результата, производительной силы веры. Впрочем, Джемс предвидел такой оборот, дополняя определение истины как «разновидности благого».

Б. Рассел потратил много сил на то, чтобы опровергнуть джемсово определение истины как убеждения, имеющего определенные полезные последствия. Убеждение следует считать истинным, полагал Рассел, если оно имеет определенные причины. Мне представляется, что налицо разрыв комплекса «причины-истина-последствия», который неизбежно является шлейфом того, что связано с истинным убеждением.

Привлекательность философии Джемса в ее персонифицированном характере, привязке идеи к личности: «Вся задача философии должна была бы состоять в том, чтобы указать, какая получится для меня и для вас определенная разница в определенные моменты нашей жизни, если бы была истинной та или иная формула мира». В этом проявляется типично американская забота о том, чтобы идея имела отношение к конкретной жизни конкретного человека.

По мнению Джемса, реальность находится перед нами как «великий цветущий, жужжащий беспорядок». Именно наша персонифицированная избирательная активность выделяет в нем представляющие для нас интерес сгустки ощущений (вещи), необходимые для осуществления наших целей. Таким образом, каждый человек строит себе свой особый мир. Все они различаются в наших представлениях, но сосуществуют в первозданном хаосе ощущений. «Другие умы — другие миры из того же самого однообразного и невыразительного хаоса! Мой мир — это лишь один из миллиона, равным образом реальных для тех, кто может их абстрагировать».

Джемс обращает внимание на роль силы веры в творении наших миропредставлений: «Вера в факт может способствовать возникновению последнего». Вера сама себя оправдывает; чем больше веры, тем больше вероятность обретения. Нельзя открыть нечто, во что не веришь. Вера, истина и реальность тесно увязаны между собой: «Реальности сами по себе существуют... уже в силу одного того, что в них верят; а в них верят только потому, что их понятия кажутся истинными».

Прагматизм — деятельная философия, чуждая созерцательности, безропотному приятию действительности как абсолюта, веры ради веры, подмены действенной веры вымышленной химерой. «Делание» истины здесь есть «делание реальности». Истины творятся человеком, он их хозяин, и он же все теряет, становясь их рабом.

Для Джемса прагматизм — прежде всего метод, «метод улаживания философских споров, которые без него могли бы тянуться без конца». Если споры остро- и тупоконеч- ников заменить действенностью, продуктивностью, результативностью, практическими следствиями утверждений, то немедленно определится степень правильности — по плодам, фактам, результатам.

[Философ] отворачивается от абстракций и недоступных вещей, от словесных решений, от скверных априорных аргументов, от твердых, неизменных принципов, от замкнутых систем, от мнимых абсолютов и начал. Он обращается к конкретному, к доступному, к фактам, к действию, к власти. Это означает искренний отказ от рационалистического метода (temper) и признание господства метода эмпирического. Это означает открытый воздух, все многообразие живой природы, противопоставленные догматизму, искусственности, притязаниям на законченную истину.

Суть прагматизма — на место слова ставить дело. Магия слова завораживала мудрецов и пророков прошлого, заменяла им знание принципов и действенность дел. Владеть словом, писал Джемс, означало владеть миром. Метафизические изыскания уподоблялись магическим заклинаниям. Имена становились ключами, открывающими великие тайны: «Раз вы их имеете, вы можете быть спокойны. Вы находитесь тогда у конца своего метафизического исследования».

Но плодотворные теории должны быть не словами, не логическими манипуляциями, а орудиями. Прагматизм заключается в истолковании каждого понятия в зависимости от его практических последствий.

Прагматизм делает все наши теории менее тугими, он придает им гибкость и каждую усаживает за работу. По существу он не представляет ничего нового, и поэтому гармонирует со многими старыми философскими направлениями.

Так, например, с номинализмом он сходится в том, что постоянно обращается к частному, индивидуальному; вместе с утилитаризмом он подчеркивает практический момент действительности; с позитивизмом он разделяет презрение к словесным решениям, к бесполезным вопросам и метафизическим абстракциям.

По Джемсу, прагматизм не является собственно философией. У него нет ни догматов, ни принципов, ни аппарата, ни системы — только метод. Папини уподобил прагматический метод коридору философии. Он проходит между философиями: здесь атеист, здесь верующий, там метафизик, позитивист или номиналист. Но коридор принадлежит им всем и служит удобным путем в их комнаты. Все должны пользоваться коридором, дабы выйти из своих комнат и направиться на работу.

Таким образом, прагматический метод отнюдь не означает каких-нибудь определенных результатов, — он представляет собой только известное отношение к вещам, известную точку зрения. И именно такую точку зрения, которая побуждает нас отвращать свой взор от разных принципов, первых вещей, «категорий», мнимых необходимостей, и заставляет нас смотреть по направлению к последним вещам, результатам, плодам, фактам.

Прагматизм — метод улаживания противоречий. Принцип экстремистских мировоззрений — непримиримость, насилие, джехад. Принцип прагматизма — примирение, помощь, дело, наличие альтернатив. Философское исследование, писал Джемс, — это привычка постоянно видеть альтернативу. Критицизм, открытость влияниям, гибкость, незашоренность, терпимость — вот что философия должна противопоставить Методу, Системе, Однозначности, Правде.

Упреждая философию науки Куна, Полани, Фейерабен- да, Поппера, Джемс писал, что научные теории носят приблизительный характер и конкурируют друг с другом. Ссылаясь на труды Маха, Оствальда, Пуанкаре, Зигварта, Пирсона, Мильо, Дюгема, Рюссена, Джемс констатировал, что исследователи-профессионалы уже начали привыкать к мысли о перспективизме знания — о том, что каждая новая идея полезна с какой-то определенной точки зрения. Их истинность не абсолютна, а инструментальна, генетична: она означает не постижение «последних оснований», но способность «работать» и эволюционно развиваться. Если хотите, вПрагматизме в свертке находится вся «структура научных революций» Куна-Лакатоса:

У индивида имеется уже запас старых мнений, но случайно он наталкивается на новый опыт, вносящий в их среду элемент брожения. Например, кто- нибудь противоречит этим мнениям, или сам он в минуту размышления находит, что они противоречат друг другу, или же он узнает о фактах, с которыми они несогласимы, или же в нем подымаются желания, которых они уже не могут удовлетворить. В результате, во всяком случае, получается внутренняя тревога, чуждая до сих пор духу индивида, тревога, от которой он пытается освободиться, изменяя свои прежние мнения. Он спасает из них столько, сколько только может, так как в вопросах верований и убеждений все мы крайне консервативны. Он пробует сперва изменить одно какое-нибудь мнение, потом другое (они ведь неодинаково поддаются изменению), пока, наконец, у него не блеснет какая-нибудь новая мысль, которую можно присоединить к старому запасу, произведя в нем минимальное нарушение, мысль, которая является как бы посредником между старым и новым опытом, весьма успешно и удачно соединяя их между собой.

Эта новая мысль признается тогда за истинную. Она сохраняет старый запас истин с минимумом изменений в нем, модифицируя его лишь настолько, насколько это требуется для возможности вмещения новой истины. Этот процесс модификации совершается по наиболее привычным, наиболее проторенным путям мышления. Гипотеза, слишком резко разрывающая с прошлым и нарушающая все наши предвзятые мнения, никогда не будет признана за истинное объяснение нового явления. Мы будем упорно искать до тех пор, пока не найдем чего-нибудь менее эксцентричного. Даже сильнейший переворот в убеждениях и верованиях человека оставляет незатронутыми значительнейшую часть его прежних взглядов. Время и пространство, причина и следствие, природа и история, весь ход собственной жизни человека остаются неподверженными действию подобных переворотов. Новая истина всегда посредник, всегда миротворец. Она сочетает в себе старые мнения с новым фактом при минимуме пертурбаций и при максимуме непрерывности. В наших глазах всякая теория истинна прямо пропорционально ее успеху в разрешении этой «задачи на максимум и минимум».

Поскольку «объективная» истина недостижима, новые идеи обретают право на существование в процессе действия. Они как бы прививают себя к старому запасу «истин», наращивая его подобно геологическим наслоениям.

Дьюи и Шиллер, идя дальше, обобщают это наблюдение и применяют его к самым старым слоям истины. И они тоже некогда были гибкими, пластичными. И они тоже были признаны истинными по субъективным основаниям. И они тоже являлись посредниками между еще более древними истинами и такими, которые в то время представляли собой новые наблюдения. Чисто объективной истины, — истины, при установлении которой не играло бы никакой роли субъективное удовлетворение от сочетания старых элементов опыта с новыми элементами, — такой истины нигде нельзя найти. Те основания, в силу которых мы называем вещи истинными, представляют собой также те основания, в силу которых они суть истинные, ибо «быть истинным» и значит только совершать этот акт сочетания.

Субъективное, человеческое, оставляет, таким образом, на всем свой след. Истина независимая; истина, которую мы только находим; истина, которую нельзя приспособить к человеческим потребностям; истина, одним словом, неисправимая, неизменная — такая истина существует, разумеется, в изобилии, — или же принимается существующей мыслителями-ра- ционалистами. Но в этом случае она обозначает лишь мертвую сердцевину живого дерева; ее существование означает лишь, что и истина имеет свою палеонтологию, свой срок давности, что она с годами службы окостеневает, окаменевает в глазах людей от одной только старости.

Вообще говоря, истина заботила Джемса меньше, чем счастье. Он рассматривал ее как разновидность блага. Он был готов, пишет Рассел, защищать любое учение, направленное к тому, чтобы сделать людей добродетельными и счастливыми: «Если это учение выполняет такое назначение, оно «истинно» в том смысле, в каком Джемс употребляет это слово».

Воспитанный в пуританском духе, Джемс, естественно, ставил проблемы религии и морали выше проблем науки — в этом его отличие от Дьюи.

Будучи психологом, Джемс полагал, что мозг не членит переживания, а воспроизводит их в виде целостно-автоматического потока сознания. Реальностью является индивидуальный опыт, формируемый переживаниями, инстинктами и волей. Пруст в Поисках утраченного времени и особенно Джойс в Улиссе ввели поток сознания в искусство, создав целое литературное направление, живое и поныне.

Подводя итоги, развитию психологии, Джемс отверг психологический атомизм Локка и Юма. Сознание не есть нечто составленное из элементарных идей.

«Река» или «поток» — вот метафорическое выражение, которым оно может быть наиболее естественно описано. Говоря о нем впоследствии, мы будем называть его потоком мысли, сознания или субъективной жизни.

Поток, из которого мы извлекаем то, что нам по нраву, — вот что такое сознание. Или по-другому: глыба, из которой скульптор высекает видимую ему статую.

В некотором смысле статуя всегда там была. Но в глыбе имелись кроме этой еще и тысяча иных статуй, и лишь благодаря скульптору была извлечена именно эта. Точно так же и мир каждого из нас, как бы ни различны были наши представления о нем, всегда заложен в том хаосе ощущений, которые дают лишь материю для мысли. Мой мир — это лишь один из миллиона подобным же образом заложенных, столь же реальных для тех, кто может извлечь их.

Наука, в своем анализе упрощающая жизнь, старалась сделать сознание ясным и логичным. Но мы не одно целое, как думали прежде ученые и романисты, в нас много «я», в действительности мы — поток «личностей» без каких- либо определенных границ. Сознание многомерно и текуче. Сознание многообразно.

Психология Джемса также выстроена на фундаменте плюрализма — врожденном обилии внутренних форм. Весь этот мультиверсум берет свое начало в природе со всеми ее инстинктами и негативами — соперничеством, насилием, чувством собственности, волей.

Инстинкт собственности присущ нашей природе и так глубоко в ней коренится, что с психологической точки зрения приходится, по-видимому, наперед смотреть с сомнением на все крайние формы социалистических утопий. Для душевного благоденствия человека, по-видимому, совершенно необходимо, чтобы он владел на правах исключительной собственности не только платьем, которое на нем надето, но и еще чем-нибудь, что он мог бы в случае нужды защищать от всего мира.

Наряду с научными истинами имеют право на существование верования, не подлежащие обоснованию или доказательству. В этом случае идея истинна постольку, поскольку вера в нее облегчает нашу жизнь. Природа человека позволяет ему жить, верить и действовать, опираясь на научно не обоснованные идеи. Это является свидетельством относительности истины. Воля к вере и действие первичны, результат вторичен. Мир идей плюрален, но их плодотворность разная.

Плодотворными и в этом смысле «истинными» могут быть и недоказуемые верования, если они облегчают жизнь (ши дают покой душе. Например, религия или мораль плодотворны постольку, поскольку удовлетворяют глубинные человеческие потребности и облагораживают жизнь.

Дискурсивный разум — только компонент жизненного опыта. Религиозное переживание — иная часть духовной жизни. Дабы понять мир, философия должна включать в себя и религиозный опыт. Верующий сознает, что его интимная жизнь связана с чем-то ббльшим вне его и через веру может войти в соприкосновение с Богом или спастись. В любом случае религия — спасительное переживание. Тех, у кого она есть, не может поколебать никакая критика, никакие соображения здравого смысла. У них есть свое видение бытия — им его достаточно.

Целью гносеологии Джемса было примирение знания и веры, науки и религии. Прагматизм был для него философией, совмещающей близость к фактам с верованием, гармонизующей «эмпирический склад мышления с религиозными потребностями человечества». Поскольку главные критерии философии и психологии Джемса — активность психической жизни и практицизм, а успех практической деятельности — свидетельство истинности выбора, то польза религии — в практической полезности веры, облегчающей душевную жизнь.

Вера Джемса имеет активный характер, она выражает готовность человека действовать в соответствии со своей верой. Важность собственно религиозной веры в том, что ее наличие или отсутствие определяет линию его поведения в жизни.

Поскольку вера измеряется действием, тот, кто запрещает нам верить в истинность религии, необходимо запрещает нам и действовать так, как мы действовали бы, если бы верили в ее истинность. Вся защита религиозной веры вращается вокруг действия.

Все многообразие религиозного опыта — чувство божественного присутствия, духовность, святость — должно быть принято, ибо вера есть неотчуждаемое прирожденное право нашего ума. Человек имеет право и волен верить, потому что вера предваряет научную очевидность. Польза такой веры в субъективном удовлетворении, доказанном всем ходом религиозной истории. Без религиозной терпимости плюрализм вырождается в экстремизм. Вместе с тем Джемс никогда и нигде не доказывает бытие Бога, сознавая, что всякая попытка интеллектуальным путем засвидетельствовать истинность религиозного опыта абсолютно безнадежна.

Вера — чувство реальности, уходящее своими корнями в глубины бессознательного. Именно в толщах сознания человека коренятся волевые, эмоциональные и интеллектуальные потребности, рождающие знания и дающие руководство к действию.

Истина — свойство веры, согласующее ее с реальностью. Идея становится истинной или ложной в процессе ее проверки, но это не значит, что каждый проверяет все истины. Большинство просто принимает истины, проверенные другими. «Мы торгуем друг с другом своими истинами».

Наука занимается лишь истинами, подлежащими проверке. Но жизнь шире науки, поэтому часто вера сама дает себе подтверждение: «Верьте, и вы будете правы, ибо вы спасетесь; сомневайтесь, и вы тоже будете правы, ибо вы погибнете. Вашей верой или неверием вы сами делаете один из двух возможных миров реальным...»

Для Джемса истина — форма блага: «Истинным называется все то, что оказывается благим...»

Если бы перед нами был какой-нибудь иной, лучший образ жизни и если бы вера в какую-нибудь идею помогала нам вести этот образ жизни, тогда действительно было бы для нас лучше верить в эту идею, — исключая, разумеется, тот случай, когда вера в нее пришла бы в столкновение с другими, более важными, жизненными интересами.

«То, во что было бы для нас лучше верить!» Это звучит вполне как определение истины. Это похоже очень на то, как если бы сказать: «То, во что мы обязаны верить», а в этом определении никто из вас не найдет ничего дикого. Разве мы не обязаны всегда верить в то, во что для нас лучше верить. И можем ли мы тогда различить понятие того, что для нас лучше, от того, что для нас истинно?

Поскольку у истин, по словам Джемса, необычайно могучий инстинкт самосохранения и желание истребить все, что входит с ними в противоречие, философия не должна иметь ни предпосылок, ни предубеждений: никаких стесняющих свободное исследование догматов, никаких неизменных канонов и критериев. Прагматизм демократичен, свободен и открыт. Он считается со всякой гипотезой, прислушивается ко всем аргументам.

Словом, прагматизм расширяет поприще для искания Бога. Рационализм прилепляется к логике и к небесам. Эмпиризм прилепляется к внешним чувствам. Прагматизм же готов остановиться на чем угодно, готов следовать за логикой или за чувствами и считаться с самыми скромными, самыми личными переживаниями. Прагматизм готов считаться и с мистическим опытом, если он имеет практические следствия. Он готов принять Бога, живущего в глубочайшей тьме личной жизни, если только окажется, что здесь возможно найти его.

Истиной прагматизм признает то — и это единственный его критерий истины, — что лучше всего «работает» на нас, ведет нас, что лучше всего подходит к каждой части жизни и соединимо со всей совокупностью нашего опыта, — причем ничего не должно быть опущено.