Принцип деятельностного подхода в филологии

Ученые, говоря об особенностях развития науки в XXI веке, отмечают изменение характера объектов, которые она осваивает (в том числе и лингвистика). Классическая наука изучала преимущественно малые системы, главными объектами неклассической науки стали сложные саморегулирующиеся системы.

Стратегии деятельности с саморазвивающимися системами — самые разнообразные, но все они предполагают учет возможных траекторий развития системы в точках бифуркации, то есть в точках ее неустойчивости относительно начальных условий и случайных, незначительных изменений в системе. Признать связь и взаимодействие порядка и беспорядка, необходимого и случайного заставляет нас и такая система систем, как язык.

В конце XX века широкое распространение получили деятельностные концепции языка, которые фиксируют нестабильное состояние языковой системы, моменты самоорганизации в ней, определяемые на синхронном срезе языка. К ним, в первую очередь, можно отнести теорию переходности и синкретизма языковых явлений В.В. Бабайцевой, многомерную динамическую классификацию сложноподчиненного предложения Л.Ю. Максимова, все функциональные теории языка. Это яркие явления в постнеклассической науке, представляющие лингвистику «на краях», делающую установку на нестабильность языковой системы, на порождение все новых единиц в процессе взаимодействия подсистем языка. Такой подход позволяет раскрыть внутренние вертикальные подструктуры, формирующиеся в процессе динамики языковых единиц.

В онтологической составляющей философских оснований такого рода концепций доминирует категориальная матрица, обеспечивающая понимание и познание языка как развивающегося объекта. При этом за разными способами представления сведений о языке, за разными формами фиксации языковых данных, за разными методиками исследования и разными подходами к языку стоят разные концепции. Соответственно смена одних парадигм научного исследования другими знаменует собой обычно изменения взглядов на природу языка и новое понимание принципов его организации и функционирования.

Ученые, занимающиеся проблемами динамики языковых явлений на синхронном срезе языка, продолжают развивать традиции отечественного языкознания, при этом опираются на зарубежный опыт.

Если искать истоки деятельностного подхода к языку, языковым явлениям, в том числе и тексту, когда на стыках систем возникают неустойчивые связи и отношения, что и делает их «движущей силой» в развитии языка, следует обратиться, конечно, к теории В. фон Гумбольдта, который заложил основы деятельностной концепции в развитии языка. Соотношение синхронии и диахронии, под его углом зрения, переходит в панхронизм, который и есть теоретический аналог вневременности, вечности, где время иррелевантно. «Импульсногенетический взгляд и панхронизм тесно взаимосвязаны, — пишет В.И. Постовалова. — По Гумбольдту, деятельность возрождения беспредельна (не имеет внутренних перерывов). Другими словами, она осуществляется всегда, то есть без конца (беспредельно) и непрестанно (постоянно).

Это подход, по которому наряду со строго однозначными связями и зависимостями устанавливаются закономерности типичных «случайных», второстепенных зависимостей, причем типичность, «массовость» выступает как некоторый аспект системности. Э. Косериу отмечал: «Описание должно учитывать тот факт, что описываемое состояние — это момент «систематизации», то есть динамической реальности, и фиксировать все то, что в системе является проявлением ее неустойчивости, то есть реальной динамичности языка. Так, описание должно вскрывать внутренние противоречия системы... и ее «слабые точки» (62, с. 336).

Принятие тезиса о том, что язык есть деятельность и система, предполагает процессуальный подход к исследованию языка. Характерная черта деятельностных концепций языка — антистатический взгляд на мир. «В теоретическом мире его концепции все — язык, мысль, дух и тому подобные — предстает как движение, деятельность, развитие, процессы. Гумбольдт смотрит на мир как на непрерывный процесс: бытие для него есть нечто длящееся, продолжающееся...» (89, с. 127).

Деятельностная концепция языка предполагает особое внимание к важнейшей антиномии языка: он «есть нечто постоянное и вместе с тем и в каждый данный момент преходящее. Даже его фиксация посредством письма, — утверждает Гумбольдт, — представляет далеко не совершенное мумиеобразное состояние, которое предполагает воссоздание его в живой речи» (41, с. 70). Исследователи отмечают, что психолингвистическая интерпретация «деятельности» как речевого процесса переносится на «энергейю», вместо того чтобы сила деятельности толковалась исходя из энергейи, понимаемой не как речевая деятельность индивида, а как действие более глобального масштаба.

Одно из «правильных направлений» в исследовании языка, по Гумбольдту, заключается в том, что «язык следует рассматривать не как мертвый продукт (Erzeugtes), но как созидающий процесс (Erzeugung)» (41, с. 69). При этом установка исследования должна быть такой, чтобы взаимовлияние языка и духовной деятельности человека оказывалось в центре внимания исследования. В качестве одной из существенных трудностей такого подхода Гумбольдт называет бесконечное множество элементов (слов, правил, всевозможных аналогий, исключений и другие), и «мы впадаем в немалое замешательство в связи с тем, что все это многообразие явлений, которое, как его ни классифицируй, все же предстает перед нами обескураживающим хаосом, мы должны возвести к единству человеческого духа», — пишет Гумбольдт (там же, с. 69).

Установка на учет хаоса наряду с порядком в языке — важный параметр в исследовательской стратегии ученого. Изоморфно этому дается понятие формы языка. По Гумбольдту, понятие формы языка выходит далеко за пределы правил словосочетания, если разуметь под последними применение известных общих логических категорий действия, воздей- ствуемого, субстанции, свойства и так далее к корням и основам. Форме, оформленности в языке как раз противопоставлен названный хаос — материя. «Но, чтобы найти материю формы языка, необходимо выйти за пределы языка, — утверждает Гумбольдт. — В пределах языка материю можно определить только по отношению к чему-либо, например, основы относительно со склонением. Но то, что в одном отношении считается материей, в другом может быть формой. Заимствуя чужие слова, язык может трактовать их как материю, но материей они будут только по отношению к данному языку, а не сами по себе. В абсолютном смысле в языке не может быть материи без формы, так как все в нем направлено на выпол-

нение определенной задачи, а именно на выражение мысли» (там же, с. 72).

Данные идеи В. фон Гумбольдта имеют отношение к различным современным теориям языка, но ближе всего они к теориям системы и среды в языке, а также организации и самоорганизации в нем, в конце концов, порядка и хаоса. Язык есть система, подчиняющаяся своему собственному порядку, — утверждал Ф. де Соссюр, относя к внутренним явлениям языка все то, что в какой-либо степени видоизменяет систему (102, с. 127). И.В. Крушевский по-своему размышлял над гармонизацией системы языка: «Вся масса не гармонизирующих с данной языковой системой продуктов воспроизводства мало-помалу сглаживается, или уступая систематизирующей и обновляющей силе производства, или вполне отчуждаясь от прежних своих родичей и получая самостоятельность» (63, с. 256).

По сути о моментах самоорганизации в языковой среде в свое время писал Г. Пауль: «Весьма важно отметить, что языковые образования создаются обычно не в результате сознательного намерения. Хотя цель коммуникации, за исключением самых ранних стадий, всегда присутствует, стремление создать нечто стабильное отсутствует, и индивидуум не осознает свою творческую деятельность. В этом отношении язык отличается от художественного творчества» (85, с. 168). Произвольное вмешательство — ничто по сравнению с медленными, бессознательными и непреднамеренными изменениями, которым постоянно подвержен языковой узус. Истинной причиной изменения узуса является обычная речевая деятельность.

В становлении языка человек является деятельностным субъектом и в то же время налицо внутренняя деятельность языка — это действительно, как говорил Ф. де Соссюр, система, подчиняющаяся своему собственному порядку.

С деятельностной концепцией связаны глубокие идеи, которые развивали русские ученые, писатели и поэты. А.А. Потебня, анализируя творчество В.

В свете деятельностного подхода к языку П.А. Флоренский развивал положения Гумбольдта, Потебни, осмысляя их явно в плане нынешнего понимания соотношения системы и среды: «Язык — важный и монументальный — огромное лоно мысли человеческой, среда (выделено Флоренским. — КШ.,ДП..), в которой движемся, воздух, которым дышим. Но это он же — лепечущая затаенность наша, трепетное сердце младенца, сокровенная песнь нашей внутренности, душа души в нас. Мы дорожим языком, поскольку признаем его объективным, данным нам, как бы наложенным на нас условием нашей жизни; но говорим воистину лишь тогда мы, когда мы же, сами, заново отливаем его по себе, однако продолжая всецело верить в его обыкновенность» (114, с. 163). Это утверждение восходит к мысли А.А. Потебни, интерпретировавшего Гумбольдта, о том, что «в языке живее, чем когда-либо, каждый человек чувствует себя только эманациею... всего человеческого рода. Тем не менее так как каждое лицо порознь и при этом непрерывно действует на язык, то каждое поколение изменяет его — если не в словах и формах, то в их употреблении» (90, с. 61).

Внутренний механизм существования языка как деятельности во многом обусловлен его антиномичностью. Учение И. Канта оказало огромное влияние на Гумбольдта. Гумбольдт показывает, что попытка разума дать ответ на вопрос, что такое язык, приводит к противозначным определениям, к выявлению антиномий, которые, характеризуя язык с разных, подчас противоположных сторон, раскрывают его сущность. Имеется в виду антиномии неразрывного единства языка и мышления; языка и речи; речи и понимания; объективного и субъективного в языке; коллективного и индивидуального в нем; антиномия необходимости и свободы в языке, произвольности и мотивированности знака; устойчивости и движения в языке (см.: 41).

Деятельностное начало в языке П.А. Флоренский, вслед за В. фон Гумбольдтом и А.А. По- тебней, также видит в его антиномичности. Антиномия в его понимании — производящая сила языка как деятельности. Сейчас это можно интерпретировать как антиномию сопряжения порядка и хаоса. «Диссоциация» антиномии, считает П.А. Флоренский, ведет к разрушению языка. Творческое, индивидуальное, своеобразное в языке, «язык как творимый в самой деятельности речи», ведет через чистую эмоциональность к заумности, нечленораздельности, и в итоге, к бессмысленности, по П.А. Флоренскому. Монументальное же, общее в языке, наоборот, ведет к рассудочности. «Не ослаблять один из полюсов антиномии языка требуется, а напротив, равномерно усиливать lt;...gt; ...вот чем язык крепнет. Углубление, сгущение, оплот- нение языка достигается через повышение его turgor vitalis, — когда собирается, организуется и выкристаллизовывается его противоречивость. Культура языка двуединым усилием подвигает его по двуединому пути зараз и только так может продвинуть к новым достижениям, не разрушая при этом самого существа его. Работа над языком имеет задачею своею: железную антиномию его закалить в сталь, т.е. сделать двойственность языка еще бесспорней, еще прочней. Этой сталью должна быть и наука, и философия.» (114, с. 201). Из размышления над сущностью взаимодействия индивидуального и общего, объективного и субъективного, устойчивого и движения в языке выкристаллизовывается знаменитый вывод Флоренского, в котором он дает осмысление деятельностной природы языка: «Тем и другим должно быть. слово зараз: столь же гибким, как и твердым, столь же индивидуальным, как и универсальным, столь же мгновенно-возникающим, как и навеки определенным исторически, столь же моим произволом, как и грозно стоящею надо мной принудительностью» (там же, с. 203). Работа духа, творчество и наука — все это запечатлевается в языке. Не случайно Гумбольдт говорил о том, что языки достигают своего расцвета в пору расцвета культуры.

В истории русской филологии этому есть блестящее подтверждение. Теория творчества символистов, а также во многом и само их творчество строились под влиянием деятельностной концепции языка, которую символисты иногда пытались просто буквально воплотить и в теории творчества, и в творчестве. Так, например, программное стихотворение А.А. Блока «Незнакомка» (1906) строится на антиномии «безличного» («страшный мир») и «вочеловечения» (явление Прекрасной дамы, Незнакомки — Логоса, Софии Премудрости Божией); статьи В.Я. Брюсова «Истины» (1901), «Синтетика поэзии» (1924), А. Белого «Язык и мысль (философия языка А.А. Потебни)» (1910), а также его фундаментальный труд «Символизм» (1910) и многие другие говорят об этом.

Язык определяется как деятельность. Он не просто средство общения, а мир, «который внутренняя работа духовной силы призвана поставить между собою и предметами» (41, с. 171). В результате осуществляется глобальный языковой синтез: в силу познавательной активности человека мир превращается в язык, который, встав между обоими (человеком и миром), со своей стороны связывает мир с человеком и позволяет человеку плодотворно воздействовать на него. Отсюда истоки принципа лингвистической относительности, который был сформулирован еще В. фон Гумбольдтом.

До сих пор малоисследованными являются подходы самих поэтов к осмыслению деятельностной концепции языка. А ведь в работах А. Белого, В.Я. Брюсова, Вяч. Ив. Иванова, А.А. Блока есть прямые и косвенные ссылки на ономатопоэтическую концепцию В. фон Гумбольдта — А.А. Потебни. И это не просто ссылки: известно, что в России первая целостная теория художественного творчества была создана символистами, и то, что она в одном из своих измерений опиралась на лингвистическую ономатопоэтическую концепцию, привело к появлению в ней семиотического аспекта. Деятельностная концепция была воспринята символистами как руководство к конкретному действию — создавать произведения так, чтобы читатель вступал с автором «в сотворчество». Конструирование мира в сознании с помощью языка наиболее полно осуществляется в искусстве, а именно в поэзии, по А. Белому.

Деятельность языка приводит к деятельности воображения; воображаемая реальность, мир языка и текста пронизаны энергиями, интенциями, которые оказывают воздействие на говорящего, на читателя, формируя его воображение, его мышление. Деятельность языка и произведения — те действенные, деятельные силы, которые способны, по А. Белому, преобразовать мир. «Цель общения, — пишет А. Белый, — путем соприкосновения двух вну-

тренних миров зажечь третий мир, неразделенный для общающихся и неожиданно углубляющий индивидуальные образы души. Для этого нужно, чтобы слово «общение» не было отвлеченным понятием; отвлеченное понятие определенно кристаллизует акты уже бывших познаний; но цель человечества — творить самые объекты познаний, цель общения — зажигать общения (слова) огнями все новых и новых процессов творчества. Цель живого общения есть стремление к будущему, и потому-то отвлеченные слова, когда они становятся знаками общения, возвращают общение людей к тому, что уже было; наоборот, живая, образная речь, которую мы слышим, зажигает наше воображение огнем новых творчеств, то есть новых словообразований; новое словообразование есть всегда начало новых познаний lt;...gt; Творческое слово созидает мир» (19, с. 433—434).

Следует обратить внимание и на то, что художественный текст — это внутренне динамичная структурно-системная организация, в которой также осуществляется деятельность, идет переструктурирование материала языка в материю-среду, и в итоге имеет место особая гармоническая организация текста, где художественную гармонизирующую функцию выполняют различные взаимодействующие слои — звуковой, лексический, морфемный, слов- ный, грамматический, в том числе и синтаксический.

Как видим, речь идет о структурной устойчивости и неустойчивости языковой системы, текста, динамическом их равновесии. Язык и текст как его речевая данность предстают перед нами в своей внутренней «работе», постоянной непрекращающейся динамике, в которой элементы системы взаимодействуют друг с другом, что приводит сложные системы языка и текста к новым синтезам, в которых объединяются элементы, имеющие противоположные свойства, образуя компоненты иного порядка в иерархии языка и в системе текста.

Как видим, деятельностная концепция позволяет обратить внимание на внутренние механизмы динамических процессов в языке, а также в такой речевой данности, как текст, показать связь этих динамических процессов с языковой деятельностью как творчеством (подробнее см.: 130).