Связь методологических подходов с методической организацией исследований
Специфика интерпретации результатов исследований, выполненных традиционными для психологии мышления методическими приемами (формирование искусственных понятий, «рассуждение вслух», фиксация психофизиологических показателей, решение проблем и т.
д.), отражает методологические установки авторов. Поэтому новизна подхода часто заключалась именно в переосмыслении той психологической реальности, которая реконструируется по эмпирическим данным.Однако и изменения методических приемов, в частности имевшие место при модификации процедуры Аха (методика «искусственных понятий») Выготским и Сахаровым и др. [Экспериментальная психология, 2002], приводили к тому, что российские исследователи выходили на уровни регуляции мышления, отличающиеся от реконструируемых вюрцбуржцами процессов. Нужно ли в получаемой новой фактологии усматривать продолжение наследия немецкой школы или отступление от него — вопрос чисто оценочного плана. Как показал пример работы Маттеуса [Маттеус, 1979], попытка безоценочного реферирования разработок, накопленных за более чем 70-летний период развития психологии мышления в СССР, может выливаться в сотни печатных листов. Таким образом, и установки оценочного плана могут выполнять эвристическую функцию.
Сопоставление методических средств, исходных установок и конкретно-психологических выводов авторов при современном прочтении ряда отечественных исследований дает основание для обсуждения многообразия не-социальных факторов детерминации мышления. Это — раскрытие ряда компонентов регуляции мышления (в том числе интуитивной) на неосознаваемых уровнях, данные о выходе субъекта на этапы решения, не подготовленные предыдущим поиском или имеющейся в его распоряжении системой знаний, о взаимодействии лич-
10-2394 постных и ситуационных факторов в становлении интеллектуальных стратегий, о принятии решений в условиях неопределенности и ряд других.
Идея социальной детерминации мышления ученого, исходящей из складывающихся категориальных регулятивов [Ярошевский, 1981], не отрицает своеобразия движения творческой мысли, но предполагает дифференциацию видов активности творческого «Я».
Современное прочтение работ прошлых периодов вызвало бы неоднозначные мнения об экспериментальной подкрепленное™ многих идей. Если введенное О. К. Тихомировым понятие операциональных смыслов элементов ситуации в качестве гипотетического конструкта служит обоснованному применением многообразных методик переходу от эмпирического к теоретическому уровню гипотез о структурах мышления, то столь же эвристичное, на наш взгляд (и согласно мнению Маттеуса), разведение понятий личностной и интеллектуальной рефлексии не может пока претендовать на подобную разработанность эмпирической поддержки данных конструктов. Содержательные приобретения в последнем случае, как и во многих других, чаще касались именно качественного анализа, раскрытия новых интерпретационных схем при использовании методического приема «рассуждения вслух», реже — разработки новой методологии сбора эмпирического материала (например, в школе П. Я. Гальперина и Н. Ф. Талызиной).
Хотелось бы также отметить, что отнюдь не все подходы к пониманию активности и регуляции мышления субъекта, сложившиеся в отечественных философских и методологических работах, нашли свое воплощение в общепсихологических разработках экспериментального плана. И именно эти работы часто упускаются из виду зарубежными специалистами по мышлению. Так, в монографии Маттеуса не упоминается работа М. К. Мамардашвили «Содержание и формы мышления», хотя даются ссылки на другие его тексты. Утверждаемые этим автором идеи активности мышления, представление его как акта, который требует усилия, может состояться или не состояться, а главное — предполагает ответственность человека за возможность «додумывания» мысли, еще ждут общепсихологической конкретизации.
Отметим также следующую связь подхода и методики исследования.
В примере методических схем, которые немецкий автор приводит для описания специфики экспериментальных процедур в школе Л. С. Выготского, не вполне адекватной представляется интерпретация ситуации «буриданова осла». Здесь теряется проблема самости-
муляции (простейший вариант регуляции выбора — бросание жребия), или перехода испытуемого к использованию «стимулов-средств». В данном случае упущено главное — изменение типа методического приема, а именно перехода от метода срезов к методике двойной стимуляции. В наследии отечественных методических разработок это тот редкий случай, когда идея активности субъекта органично объединила и теоретическую, и методическую заявки.
Разработка нового «инструментального» метода подразумевала выдвижение новой психологической гипотезы — об опосредствованном характере высших, «культурных» психических функций в отличие от «натуральных» функций, имеющих разные происхождение, структуру и уровни произвольности. Хотя высшие психические функции в концепции Л. С. Выготского противопоставляются натуральным, общим контекстом анализа для него являлась скорее проблема «социального и индивидуального», чем «социального и биологического». Ее постановка также вызывала критику сторонников того варианта деятельностного подхода, который был представлен последователями концепции С. Л. Рубинштейна. Так, они отмечали возможность отождествления «социального» и «внешнего» в детерминации мышления индивида. Продолжая эту традицию, А. В. Брушлинский писал, в частности, что «каждый акт освоения тех или иных знаний уже предполагает определенные внутренние условия для их освоения и ведет к созданию новых внутренних условий для освоения дальнейших знаний» [Брушлинский, 1968, с. 92], а «сама природа человека есть продукт истории» [Там же].
Другие исследователи указывают, однако, на возможность иных трактовок взглядов Выготского на суть социальной детерминации психического развития. Автор капитального труда по истории теоретических дискуссий в советской психологии А.
А. Смирнов отмечал, что представленное в этой концепции понимание значения слова как единицы анализа речевого мышления есть ключ к пониманию природы человеческого сознания в целом, а не отдельно взятой человеческой мысли. В таком контексте все речевое мышление есть «общественноисторическая форма поведения» [Смирнов А. А., 1975, с. 175]. Нельзя упрощать и проблему соотношения житейских и научных понятий, поскольку оба этих вида понятий усваиваются в изначально социальной ситуации общения со взрослым.Недостаточно отмеченной немецким автором осталась именно идея многоуровневости обобщений. Дело в том, что трактовка Выготским соотношения житейских и научных понятий как разноуровневых обобщений не вполне тождественна введенной им же дихотомии натуральных и высших психических функций. Следует учитывать, что о «натуральном мышлении» применительно к дошкольному возрасту в контексте концепции Выготского говорить трудно, коль скоро становление знакового опосредствования интеллекта и сигнификативной функции речи приходится на более ранние этапы развития интеллектуальной деятельности ребенка. Овладение системой знаний в школе дает новый виток в развитии функции означивания. Функциональный характер взаимосвязей между разными уровнями индивидуальных обобщений не означает структурного их подразделения (как двух стабильных понятийных структур мышления).
Само понимание «индивидуального» в концепции Выготского предполагает диалогичность человеческого сознания, в данном случае это возможность относиться к себе самому как к другому, а значит, изменять уровень произвольности собственной психической регуляции. Другая идея Л. С. Выготского — мысль рождается не из слова и не из другой мысли, а из «мотивирующей сферы» нашего сознания — породила множество путей решения проблемы мотивов мышления и соотношения психических процессов субъекта как индивида и как носителя социально заданных форм мышления. Общепринятым для марксистски ориентированной отечественной психологии стало положение об индивидуальном сознании как «со-знании», детерминированном событием индивида и общечеловеческой культуры.
В ходе присвоения этой культуры (или общественно-исторического опыта) мышление человека развивается в той мере, в какой он формирует внутренние схемы, пусть не тождественные по своим структурам схемам «внешней» чувственно-предметной деятельности, но уподобляющие способы индивидуальной мысли тем формам ее движения, которые выработало человечество. Контекст передачи этих форм, а именно переход от мышления «сообща» к мышлению индивидуальному, но опосредствованному в структурах индивидуального сознания структурами мысли социума, — более подчеркивался, чем другой контекст — индивидуальной саморегуляции мышления, связанной с переходами между разными его планами (смысловым, внутренней речи и т. д.).Надо отметить, что именно сложность интерпретации опосредство- ванности индивидуальной мысли знаковыми системами, трудность соположения идей деятельностного опосредствования и знакового опосредствования в едином процессе становления индивидуального сознания привели к критике ряда положений Выготского. Так, А. В. Брушлинский писал о том, что ахиллесовой пятой культурно-исторической теории является именно положение о знаке как проводнике интерперсонального взаимодействия в духовную сферу индивида. Так понятая функция знака ведет к известному «интеллектуализму» (предполагающему приоритет становления сознания по отношению к деятельности) [Брушлинский, 1968]. Удивительно, но «идеализм» Выготского не рассматривается Мат- теусом в связи с наследием вюрцбуржцев, т. е. активность «Я» и произвольность субъекта мышления заведомо прописываются немецким автором в иных интерпретационных парадигмах.
Еще по теме Связь методологических подходов с методической организацией исследований:
- МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ, ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ И СОБЫТИЙНЫЙ КОНТЕКСТ ИССЛЕДОВАНИЯ
- Глава 5 СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД и связь
- СВЯЗЬ И ОРГАНИЗАЦИЯ
- СВЯЗЬ, ОРГАНИЗАЦИЯ И ПРОЦЕСС ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ
- Структура методологического знания (уровни и подходы)
- Методологический подход М. К. Мамардашвили
- Глава 7. Теория леятельности как методологический подход в психологии
- МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ, КАСАЮЩИЕСЯ ПСИХОСОМАТИЧЕСКОГО ПОДХОДА
- 1. Выбор и обоснование теоретико-методологического подхода
- Исследования крупным планом. Исследование неформальной коммуникативной сети в государственной организации