Методология без обшепсихологической теории и в контексте логики науки

Справедливости ради следует указать, что именно Г. П. Щедровицкий (1929-1994), ставший лидером нового типа занятий методологией, впервые сформулировал взгляд на академическую психологию как исчерпавшую свои объяснительные возможности и обосновал необходимость рассматривать широко понятую практику как основание новой психологии, которая будет противостоять сциентистски ориентированной академической психологии [Щедровицкий, 1997].

В пятидесятые годы началась работа Московского логического кружка, в котором первоначально идеи методологии как особой области знания обсуждались Щедровицким в содружестве с А. А. Зиновьевым, Б. А. Грушиным и чуть позже — М. К. Мамардашвили. В последующем оформилась деятельность Московского методологического кружка (ММК), где Щедровицкий стал лидером нового типа сообщества — единомышленников но культивируемому способу занятий методологией науки.

Начав с эпистемологии и раскрытия образцов научного мышления (от Аристотеля и Декарта до Маркса), этот методологический семинар (¦(формулировал принципы воспроизводства мыследеятельности, которые практически были реализованы в распространении системо-дея- тельносгных игр. Мы не будем касаться далее работ этого автора потому, что разработка общей теории деятельности не была ориентирована здесь на запросы развития собственно психологической теории. Разработка методологических средств мыслилась здесь в ориентировке на междисциплинарные исследования. Регулирование процесса интеллектуальной междисциплинарной коммуникации «в основном лежало на плечах Г. П.» [Журнал практического психолога, 2004, с. 20]. Реализация системного подхода фокусировалась здесь на средствах методологической организации мышления и деятельности самих методологов либо его приложения в практических сферах, но не применительно к построению общепсихологической концепции.

Однако существовала и другая позиция в отношении к тому, возможна ли методология как общая логика науки безотносительно к теоретическому и понятийному аппарату отдельной научной дисциплины.

Логику науки обсуждать можно (как и основания формальной логики и любых логик). Но если речь идет об общедоступной логике, то она тривиальна и бесполезна (имеется в виду, что она реализуется в виде логической компетентности всеми профессионалами). Если же она не тривиальна, то, значит, требует специальных усилий и будет доступна только узкому кругу профессионалов. Таким образом, специальное занятие логикой — не с точки зрения повышения логической компетентности, а как методологией своей науки, — не может быть массовым, и не с ним связано развитие конкретной области знаний. Решение методологических проблем любой науки есть исследование в области именно этой науки. Но это нелокализованная область наряду с другими исследованиями, а разбросанная по другим исследованиям проблематика. И далее Зиновьев приводит суждение, которое для психологии, а точнее для темы путей выхода из кризиса, может звучать кощунственно, поскольку он говорит о парциальной роли методологии, а не о ее системообразующей роли в построении теории.

«Методология конкретной науки нужна (если она вообще нужна) для решения не обязательно всех проблем этой науки, а лишь для некоторых, может быть даже для решения одной-единственной проблемы. И ничего унизительного для нее в этом нет. Иногда целая наука может работать сотни лет, чтобы решить одну-единственную задачу, и этим существование ее будет оправдано, если эта задача стоит того.

По содержанию специальная методология той или иной науки есть совокупность исследований, включающая обработку языка этой науки (ее терминологии и утверждений), исследование, усовершенствование и изобретение ее теорий, выявление и исследование ее эвристических допущений... и т. д. — т. е. вся та работа, которую выполняют так называемые теоретики данной науки (а не логики и методологи вообще)» [Зиновьев, 1971, с. 260]. Таким образом, целью занятия методологией является не конструирование особой систематической методологии (с этой точки зрения в психологии невозможна профессионализация «методолог»), а осознание наукой своих парадигм — в том числе и тех допущений, которые приняты отнюдь не логично (или логично предложить прямо противоположное; логика допускает и то и другое, поскольку не вмешивается в содержание теории). С этой точки зрения утверждение, что каждый психолог сам себе методолог, имеет больше оснований для своего существования, чем положение о том, что психолог должен воплощать в своем исследовании кем-то другим (Методологом с большой буквы) выстроенный аппарат научных понятий. Другое дело, что психолог не должен грешить против логики, проявляя логическую некомпетентность (редукционизм в построении теоретической системы, артефактные выводы и пр.)[24].

И наконец, осознание допущений в рамках конкретной науки — это также и осознание метода соотнесения теории и опытных данных. Для психологии в свое время такой судьбоносной проблемой стало осознание возможностей и ограничений метода интроспекции, позже — построение критериев объективного метода в психологии. Сегодня в психологии осознается проблема освоенности и ограничений экспериментального метода.