<<
>>

ж) итоги сравнительного и исторического анализа

Следует отметить, что оценивание знания в контексте истории общества не являлось темой фундаментального философского исследования, и приведенные суждения не исчерпывают ее сути. Эта проблема выступает интересным объектом для экзистенциальной гносеологии, феноменологии и аксиологии.

Отношение к знанию в различных эпохах и цивилизациях не было единым, что было связанным, с одной стороны, с различными оценками отдельных методов познания, а с другой, с особенностями субъекта оценивания. Так, высшее знание в традиции индийской философии рассматривалось как возможность освобождения от страданий, проистекающих от незнания (авидья) реальности. В Китае отношение к знанию было двойственным: конфуцианство связывало его с ученостью и книжностью и утверждало, что с его помощью можно возвыситься в обществе и стать благородным мужем, а даосизм понимал под знанием усмотрение сущности природы, гармонии, Дао, которое давало последователю пути возможность бессмертия (сянь). Знание для мыслителя классического периода античности воспринималось в качестве добродетели и счастья, означало возможность проникновения сознания человека в пределы сущего, дающего радость открытия тайны мира и обретения личной гармонии души. Для человека средневековья знание в его высшем смысле было бого- знанием, дающим спасение и истину одновременно. Для мусульманского Востока знание выступало добродетелью, которая облагораживает человека и выступает основой его счастья и могущества. Новое время приравняло ценность знания к практической пользе, объявив его силой и средством укрепления власти человека в природном мире. ХХ век возвел знание в ранг высшей созидательно-разрушительной власти, которая дает человеку способность вмешательства в глубинные взаимосвязи природной и социальной реальности.

Используя логический метод, можно сделать некоторые выводы о характере изменений оценивания знания на протяжении истории человечества.

Во-первых, прослеживается четкая тенденция к возрастанию значимости знания со стороны все большего числа индивидов. Если для мировоззрения Древней Индии, Китая, Греции и эпохи средневековья было ха- рактерно высокое оценивание роли знания с позиции духовной элиты, то для Нового и Новейшего времени показательно общественное «почитание» знания и науки. В ранние периоды истории ценность знания имела глубокую связь с личным смыслом жизни, поиском спасения или освобождения от страстей и страданий. Начиная с Нового времени, знание связывается с поиском коллективного, общественного смысла жизни, что приводит к обобщению его субъекта и перенесению его цели из личностно значимой в общественную. Обобщение субъекта становится процессом, продолжающим развитие его индивидуальности. Для обозначения такого феномена Э. Трельч использует понятие «индивидуальной тотальности» как «полноты психических процессов вместе с известными природными условиями», которые «соединяются в жизненное единство»192. Тотальность есть не просто выражение мирового духа, силы бессознательного, а выражение связи между исконными и однократными проявлениями единичного, созерцание которых дает понимание смысла и ценности. Следует добавить, что индивидуальный смысл получает новое наполнение через отношение к Другому. Коллективное способно отбросить индивидуальность, объективировать его, но вне его поля личностное обедняется. В этом процессе важна не столько общность субъектов, сколько сущность взаимосвязи между ними. Знание, будучи ценностью и смыслом для духовной элиты, перестает быть ее прерогативой, и, соединяясь с деятельностью, становится основанием взаимосвязи человека и общества, человека и природы, то есть жизненной целостности.

Во-вторых, происходит трансформация отношения к различным типам знания - периодически повышается оценка практического знания и снижается оценка знания духовного, мистического, затем происходит обратный процесс. Знание все более прочно связывается с силой, властью, могуществом, контролем над внешним миром в его земном варианте.

Знание даже оценивается как экономический фактор, производительная сила общества, умелое использование которой способно вызвать качественные изменения социального и природного бытия. Характерной чертой в эволюции отношений к знанию может быть названа цикличность, периодичность подъема ценности мистического, иррационального знания с общей тенденцией к ее умалению. Проблемы пределов рационального познания и опасности его результатов неизбежно приводят к понижению его оценивания в кризисные эпохи, когда усиливается фактор стихийного, не прогнозированного, логически не постигаемого. Этому может способствовать и внутренний кризис социальной системы с ее идеологией и официальным мировоззрением, которое также испытывает кризис научной парадигмы, доктрины, казавшейся незыблемой, воплощающей «объективную истину». В эти периоды резко повышаются оценки иррациональных способностей и знаний. В обыденном мировоззрении это выражается в тяге к мистицизму, религиозности, в теоретическом миропонимании - в обращении в поиске знаний к интуиции или внешнему духовному началу, позволяющим непосредственно созерцать сущность и природу процессов мироздания, избегая понятийного и логического анализа. Однако кризисные периоды показывают, что обращение к этим источникам способно изменить не саму реальность, а отношение к ней со стороны субъекта, что зачастую не удовлетворяет запросам индивида современного общества потребления. Оценивание мистического, иррационально-интуитивного знания все больше связывается с его полезностью, практичностью для душевного комфорта и здоровья личности, и в этом заключается еще одна особенность процесса трансформации отношения к этому типу знания. Подобные проявления цикличности связаны с неизбежным переходом противоположных качеств друг в друга, в тот момент, когда одно из них достигает предельного состояния. Мистическое духовное знание становится итогом логических построений ученых и философов, но не как высшее выражение знания, а как качественно иная возможность его постижения.
Попытки западного миропонимания создать рациональные определения всех понятий и категорий приводят к выводам, что таковые не могут вместить в себя истины, которая выше всех обозначений и разграничений (Л. Витгенштейн). Однако европейская традиция не в силах смириться с мыслью о том, что все уже было сказано в прошлом, и продолжает поиск ответов во внешней реальности, в частности, через науку. Можно сказать, что происходит циклическая смена ценностей гносеологии: от ценности логичности, к ценности интуитивности, и наоборот. Размышляя о ценностных ориентациях науки, Ю.А. Шредер приходит к выводу о том, что «необходимость логического контроля, требование четкости суждений, ясности определений, строгости логического вывода - все это нужно отнюдь не для успешного получения нового знания. Чтобы получить новое знание, необходим логический скачок, совершаемый интуицией»157. Остается добавить, что интуитивное, сверхлоги- ческое для верующих приобретает очертания объективно-духовного, мистического, сакрального, так, научное и религиозное переходят друг в друга, периодически исчерпывая свои качества.

В-третьих, увеличивается значимость объективного и логического знания и уменьшается значение субъективного и чувственного. Знание научное в современную эпоху имеет гораздо больший авторитет, нежели внутреннее интуитивное усмотрение сущности вещей, выражаемое философами или художниками и т.д. Субъективность постепенно становится чертой ошибочного, искаженного знания, в котором негативную роль играет чувственность, эмоциональность, пристрастность индивида. Если в период Античности и эпохи Возрождения индивидуальное, творческое знание, обусловленное неповторимостью интеллектуальных и художественных способностей личности, имело наивысшую оценку, то в последующей истории возрастает роль интеллектуального, объективированного знания, не имеющего эмоционального выражения. Эстетическое и чувственное, ранее оценивающееся как составная часть процесса познания, наряду с интеллектуальным, интуитивным, исключается из его сферы в силу высокой субъективности.

Даже философствование как интеллектуальное искусство стремится избегать влияния внутреннего мира мыслителя на поиски смыслов. Критикуя позитивизм в науке и философии, Г. Буркхадт говорит об этом следующим образом: «Принципом науки является принцип методической редукции феноменов. Критерии ложного и истинного могут быть установлены здесь лишь в результате последовательного обесчувствления мира, ибо то, что говорят чувства, не поддается этим критериям»194. Слабость такого метода заключается в том, что вопрос качества и смысла остается совершенно вне поля исследования. Однако опасность выражается не только в гносеологических упущениях сущности. Антропологический аспект этой тенденции проявляется в утрате свободы как возможности внешнего выражения субъективности. Попытка применения объективного научного анализа к решению смысло-жизненных и психологических проблем игнорирует переживание, саму основу такого исследования. Таким образом, стремясь к подлинности и непредвзятости, объективности и строгости, знание утрачивает одно из своих важнейших оснований, становясь односторонним и ограниченным как в познании истины, так и выражении экзистенции.

В-четвертых, повышается роль знания как воплощения активности субъекта познания, что усиливает его положительное оценивание в европейской традиции и понижает в восточной. Если раньше знание расценивалось как результат созерцания, отражение объективных связей и явлений мира, то в современную эпоху оно все чаще воспринимается как творчество субъекта (в том числе коллективного), мера его активности в бытие, не только воспринимающего (усматривающего), но и создающего смыслы. Традиционное мировоззрение склонно видеть в этом опасность для единства мира и изначальной гармоничности его связей. Инновационное отношение к миру, напротив, оценивает это как шанс «очеловечивания» бытия, внесения разумного направленного начала в стихийные, спонтанные процессы его изменений. С другой стороны, в ранние периоды истории общества знание воспринималось как некий дар высшей реальности миру людей, который мог быть усвоен и использован (например, знания и навыки, данные олимпийскими богами в Греции, божественное откровение в христианстве и даже гегелевская философия как послание Мирового разума).

Современное мировоззрение отличается повышением роли субъекта в оценивание процесса познания. При этом характерно стремление связать знания о мире со способностями самого субъекта, который вносит смыслы и значения в окружающий его хаос, благодаря своеобразным «очкам» разумности через которые он видит окружающее. Это характерно, в частности, для кантианства, неокантианства, экзистенциализма и постмодернизма.

Эти тенденции особенно усилились в последние десятилетия, когда расцвет рациональности начинает переходить в ее кризис, когда пределы прагматизма обнаружили опасность бездуховности, когда обобщение познания и жизнедеятельности обесценили экзистенцию отдельной личности. По выражению Ле-цзы, «причина в том, что, не достигнув предела, вещи не переходят в свою противоположность»195, что высшие достижения неизбежно оборачиваются утратой своей сущности. В то же время смута и кризис способствуют рождению более глубоких знаний и обнаружению смысла.

В-пятых, современное инновационное общество стремится к более полному осуществлению программы так называемой информационной эволюции, что влечет за собой резкое повышение ценности знания со стороны всех членов социума. Если информация рассматривается сторонниками современных концепций новой четвертой волны (Бзежинский, Белл, Тоффлер, Масуда, Эванс) как ведущее средство производства и главный сектор экономики наступающей эпохи, то обладатели информации и знания оказываются, тем самым, имеющими ценностный приоритет по сравнению с реальными производителями благ или их распределителями. Сторонники теории «ноосферы» как высшего этапа трансформации общества в направлении усиления взаимопроникновения бытия и разума связывают со знаниями высшие ценности общества в целом и отдельных индивидов в частности. Можно сказать, что знания становятся богатством народов, выражая степень их свободы, независимости, безопасности, благополучия, процветания. Одновременно знания достигают такой глубины, что вызывают и наибольшую опасность, возможность разрушения не только цивилизации, но и природы, умножение возможностей массовой смерти, болезней и потери смысла существования. Рост ценности знания в эпоху потребления качественно отличен от аналогичных процессов в период архаики или господства теологии. Его особенностью становится утилитарность, с одной стороны, и отсутствие ответственности за результаты его использования, с другой. Обобществление субъекта знания, невозможность изолированного процесса творчества способствуют снижению личной ответственности за применение знаний. Знание как воплощение свободы может рассматриваться и как основание для ее потери. Тем самым небывалый рост ценности знания, сопровождающий грядущее информационное общество, может привести как к качественным позитивным, так и к негативным последствиям. Однако размышления древних о том, что знание не является ценностью без добродетели (Конфуций, Сократ), пока не находят развития в исследованиях современных социологов и футурологов.

Таким образом, знание как субъективное представление индивида о мире, дающее ему власть над внутренней или внешней природой, воплощенное в рациональную, чувственную или интуитивную форму, может быть отнесено к наиболее высоким ценностям, разделяемым человечеством, несмотря на существенные различия в абсолютизации какого-либо из его видов или методов достижения. Если знания об отдельных предметах и явлениях могут быть безоценочными, но представлять ценность для человека как отражение объектов, то знания о мире в целом, неизбежно включающие отношение субъекта к себе самому, оценочны и представляют ценность не только как факты истинности представлений, но и как факты оценивания. Особую ценность для индивидуального бытия представляют субъективные интуитивные и мистические виды знания, которые, с одной стороны, позволяют увидеть взаимосвязи между разнородными рациональными воззрениями, и с другой - выражают уникальный духовно-практический опыт индивида. Знания, обусловленные переживанием, влиянием личных свойств субъекта с точки зрения общества и науки имеют достаточно низкую оценку, в то время как для самого индивида их оценивание предельно высоко. Субъективность не только умаляет ценность знания, искажая его, но и делает его богаче по содержанию, повышая его внутреннюю значимость. Усложнение картины мира, открытие множества противоречивых фактов приводят современных мыслителей к выводам о множественной структуре бытия, с одной стороны, и множественности знаний, с другой. Анализ тенденций в эволюции знания и его оценивания показывает, что увеличивается доля рационального знания, имеющего ориентир на практическую пользу, однако предельное развитие этого вида знания способно подвести человека как к новому качественному подъему, так и к кризису и исчерпанию этих возможностей.

В плане индивидуального существования ценность знания и его поиска тесно связаны не только с результатом, но и с самим процессом его обретения. Знания индивида выступают не столько отражением знаний и истин, заключенных вовне, но их творчеством, предающим бытию значения и смыслы. Таким образом, способность субъекта к творчеству выступает еще одной самостоятельной ценностью индивидуального существования, которая, реализуясь, превращается в общественно значимую.

В то же время знание во всех формах его проявления выступает источником продления, умножения качества существования и в этом смысле оказывается одной из форм обретения «вечности». Истинное знание во всех системах мировоззрения расценивается как возможность приобщения к вечному абсолютному, совершенному бытию. В одних случаях это бытие имеет сакральный, мистический смысл, в других - информационно-рациональный. Однако отсутствие результата поисков в ряде случаев превращают знание из ценности-средства в самостоятельную цель, а его накопление рассматривается как наиболее полный вариант усовершенствования личного бытия. 4.4.

<< | >>
Источник: Баева Л.В.. Ценностные основания индивидуального бытия: Опыт экзистенциальной аксиологии: Монография. М.: Прометей. МПГУ. 240 с.. 2003

Еще по теме ж) итоги сравнительного и исторического анализа:

  1. Сравнительный анализ случаев
  2. Сравнительный анализ восточных традиций
  3. Сравнительно-исторические методы психолого-педагогического исследования
  4. 11.2.4. Сравнительный анализ интервью и анкетирования
  5. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ПОНЯТИЙ
  6. От сравнительно-исторического метода к философской компаративистике
  7. ГЛАВА 5. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ЦИКЛОВ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ — ИНТЕГРАЦИИ: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ
  8. Глава V ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ ПСИХОЛОГО-ПЕААГОГИЧЕСКОГО ИССАЕАОВАНИЯ
  9. 2.3. Павлов и Скиннер: сравнительный методологический анализ теорий
  10. 3.1. Сравнительный анализ распространения теневых практик в регионах России
  11. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ФОРМИРОВАНИЯ СТУДЕНЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ: МИРОВОЙ ОПЫТ Василий Шахгулари
  12. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ВЛИЯНИЯ ОБЪЕМА ПЛАТНЫХ УСЛУГ НА ПОКАЗАТЕЛИ УРОВНЯ ЖИЗНИ НАСЕЛЕНИЯ РЕГИОНА (НА ПРИМЕРЕ РЕСПУБЛИКИ КАРЕЛИЯ) А. А. Сафронов
  13. Сравнительный методологический анализ теории условных рефлексов и теории оперантного обусловливания
  14. Лекция 13 ТРАКТАТЫ ПО ПОЭТИКЕ. НОРМАТИВНАЯ, СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ И ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА. ПОЭТИКА — НАУКА НА СТЫКЕ ЛИНГВИСТИКИ И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ
  15. 4. Исторический анализ понятия «детство »