Эпистемология

Физика и наука в целом не могут рассказать нам «обо всем», в первую очередь в силу того, что наука является понятийной формой освоения мира, а понятия, которыми оперирует физика, иногда чрезвычайно абстрактны (струна, кривизна пространства), но всегда ограничены соответствующей интепретацией. Вопрос состоит в том, способны ли мы познать мир за пределами содержания наших непосредственных наблюдений. Пример СТО и ОТО, сложный, нагруженный характер наблюдений показывают, что, по-видимому, мы не можем знать все, однако мы можем указать достаточно объективные характеристики окружающего нас мира.

Объективность скорости света или величины пространственно- временного интервала является аргументом в пользу реализма, указывая на то, что мы можем вполне обоснованно утверждать нечто о мире, даже если мы не в состоянии наблюдать это непосредственно. Мы можем обладать знанием относительно того, что скрывается за данностью явлений, принимая данные наблюдений как свидетельства в пользу объективного знания. Результат вряд ли можно будет считать доказанным, скорее подкрепленным имеющимися свидетельствами, однако это будет результат, говорящий нечто об объективной реальности.

Отметим, что само понятие объективности знания скорее относится к понятию «знание», чем к таким понятиям, как «вещь» или «реальность», тем более если мы говорим об уже известных вещах.

Эпистемологическая концепция объективности более удобна, обладает рядом преимуществ. Установление объективности в этом смысле не требует сравнения утверждения относительно объекта с объектом как таковым, «не замутненным» воздействием познающего субъекта. Другими словами, от нас не потребуется сравнивать, как удачно отметил Томас Нагель, «взгляд отсюда со взглядом из ниоткуда» [Nagel, 1986]. Естественно, у нас нет доступа ко «взгляду из ниоткуда», адекватная концепция объективности должна поддаваться оценке на основе доступной информации, т. е. той, которая уже нагружена, «замутнена» познающим субъектом. Например, суждение относительно правильной калибровки микроскопа будет в достаточной степени обосновано только на основе определенного уровня понимания особенностей оптики как науки и устройства микроскопа, на основе понимания того, как она работает. Нам нет необходимости обращаться к тому, что будет анализировать этот микроскоп.

Достижение объективности - это в первую очередь понимание того, что нам дано, а не попытка избавиться от субъективности (это невозможно).

СТО и ОТО наглядно демонстрируют возможность достижения такого типа объективности, указывают границы сферы нашего «влияния на реальность». Например, СТО обнаруживает границы сугубо физического влияния, в том смысле, что указывает на относительность данных характеристик по отношению к выбранной системе отсчета. Поскольку любые измерения производятся в рамках данной системы отсчета, то они относительны по отношению к нашему выбору этой системы отсчета. Перефразируя Нагеля, взгляд извне рамок системы отсчета недосягаем, невозможен. Мы знаем, что такие характеристики, как длина, продолжительность интервала времени или одновременность событий, «различны» по отношению к разным системам отсчета, и дело не в том, что мы влияем, например, в процессе измерения на их величины. СТО предлагает нам детальную картину того, как взаимосвязаны различные системы отсчета, в чем проявляется различие, что остается неизменным и как оно связано с тем, что изменяется, она предлагает понимание происходящего, она рассказывает, «как работает микроскоп».

Существует некоторое различие во взглядах Бора и Эйнштейна на объективность. Бор утверждает, что человеческое влияние присутствует во всем, что мы можем знать о природе, т. е. единственное, что мы можем знать, - это тот мир, который является органическим сочетанием познающего и познаваемого, если, конечно, объективная реальность существует. Эйнштейн, напротив, утверждает, что мы в состоянии избавиться от ненужного влияния и рассматривать мир «чистым», свободным от вмешательства субъекта, т. е. мы можем знать, какова природа «на самом деле», а не только то, «как она открывается нам». На наш взгляд, можно говорить о некоторой промежуточной точке зрения, мы можем оценить и понять суть влияния исследователя на объект исследования, в то же время мы можем оценить вклад реальности «как она есть» в то, «как она открывается перед нами».

Такое понимание объективности, на наш взгляд, есть нечто большее, чем интерсубъективность. Мы не говорим, что научное знание или наука в целом имеет некоторую степень объективности, поскольку его (ее) утверждения являются (или, по крайней мере, выглядят) согласованными. Подобная согласованность слишком подвержена влиянию научных авторитетов, редакторов научных журналов, университетских профессоров и т. д., чтобы иметь решающее значение в оценке того, насколько то, о чем мы договорились, соответствует истине. В данном случае объективность основана на понимании нашего влияния, например, на наблюдении, а не на апелляции к интерсубъективности.

Физика теории относительности позволяет нам достаточно легко выяснить аспекты физического содержания явлений, которые она описывает. Намного сложнее оценить теоретический или концептуальный аспект влияния. Обращаясь к современной физике в целом, мы осознаем, что у нас всегда есть выбор языка описания природы. Мы не отрицаем, что то, что мы говорим, влияет на наше описание природы. Например, мы сами выбираем объект и предмет исследования, мы сами выбираем то, что является подкреплением наших построений, что-то всегда остается упущенным, признается незначительным.

Выбранный язык, основные характеристики, на которые следует обращать внимание, накладывают существенный отпечаток на наше представление о природе. Однако выбор самого языка зависит от нас. Конечно, добавление или выбор новых терминов, например «зелубой» (сочетание голубого и зеленого цветов), способно сделать наше описание некоторых аспектов природы (цвет воды в море) проще, однако чего будет «стоить» подобная простота? Есть факт относительно цвета воды (предположим, мы заранее приняли тезис метафизического реализма), эписте- мологический реализм утверждает, что мы можем что-то сказать относительно этого факта, более того, мы можем «знать» этот факт.

Теория относительности продемонстрировала оба возможных типа влияния на наблюдение. Мы конвенционально выбираем геометрию пространства-времени плоской или кривой, и в этом случае описание становится ограниченным самой природой. Выбрав геометрию, мы уже не можем независимо выбрать вид метрики. Влияние человека на процесс получения знания невозможно исключить, нам лишь остается надеяться, что само развитие знания подскажет нам, какие из выбранных характеристик являются объективными, а для этого мы, по крайней мере, должны быть заранее уверены в том, что объективная реальность существует, а объективное знание о ней возможно.

Существует много точек зрения, которые связывают постановку (или решение) эпистемологических вопросов с аргументацией в пользу тех или иных утверждений онтологического характера. Например, согласно Дж. Дж. Смарту реализм является следствием построения удовлетворительного объяснения явления [Smart, 1963]. То, что, например, фотоны существуют, является следствием того, что

.нам пришлось бы предположить, что наблюдаемое поведение явлений осуществилось благодаря совпадению бесконечного числа счастливых случайностей, в результате чего явления счастливым образом вели себя так, как если бы они были вызваны несуществующими сущностями, о которых идет речь в теории (цит. по [Хакинг, 1998. С. 67]).

На наш взгляд, подобная тактика выдвижения «эпистемологических утверждений с онтологическими требованиями» весьма спорна.

Тем не менее представляется, что можно попытаться «перекинуть мостик» между эпистемологией и онтологией следующим образом. В книге «Теория знания» Родерик Чизхолм приходит к необходимости «теории реальности» в силу того, что анализ «третьего условия» в противном случае «заходит в тупик» [Chisholm, 1966]. Это один из вариантов. Отвечая на вопрос, что есть истина, мы можем следовать Аристотелю, полагая, что истина заключается не в нашей уверенности в том, что наше знание истинно, а наоборот, в том, что реальность такова, что мы, утверждающие что-то, говорим правду [Аристотель, 1976. IX. X. 1051 б].

В общем случае современная физика описывает мир в крайне абстрактных терминах, иногда противоречащих нашей интуиции и принятым представлениям (например, теоретическая уникальность теории струн), и можно предположить, что уровень абстрактности будет только возрастать. Однако, конечно, это не будет означать конец науки в привычном понимании этого слова, конец объективности опирающихся на эмпирическую проверку теорий, скорее это будет означать «конец того мира, который мы знали» [Хорган, 2001]. Хорган отчасти исповедует точку зрения, согласно которой знание может считаться обоснованным только тогда, когда «может быть полезным», когда находит применение на практике. Этой точке зрения близок реализм Хакинга [Хакинг, 1998].

В качестве замечания отметим следующее: те, кто апеллируют к практической применимости знания, забывают о том, что таким образом мы рискуем «потерять» понятие «прогресс». Выше приводились слова Пат- нэма о неспособности антиреализма «объяснить прогресс». Прогресс никогда не был связан с развитием лишь прикладной науки! Прогресс - это методологическое понятие, имеющее целью развитие и поиск новых методов получения знания. Представление о прогрессе как о практической реализации увеличивающегося объема научного знания - это старое бэ- коновское представление, о необходимости изменения которого говорит Хорган. Понятия «прогресс», «наука», «знание» находятся «в различных плоскостях», причем «прогресс» никогда не был связан с последними какой-либо жесткой однозначной связью. Представляется, что в настоя- щее время «конец» науке не грозит, - мы наблюдаем лишь «замедление прогресса» в части практического знания, но не теоретического.

Итак, вооружившись достаточно четким представлением о том, каким должно быть наше отношение к проблеме объективности знания, ниже мы предлагаем рассмотреть один чрезвычайно интересный пример, который, на наш взгляд, способен наглядно продемонстрировать значимость приведенной выше аргументации. Прежде чем перейти к собственно философской аргументации, рассмотрим подробнее детали и предпосылки модели дискретно-непрерывной структуры пространства-времени, одной из наиболее многообещающих моделей концептуального пространства- времени для будущей расширенной специальной теории относительности [Корухов, Шарыпов, 2005; Amelino-Camelia, 2002б]. Выбор модели дискретно-непрерывной структуры пространства не случаен, в частности, нам бы хотелось обратить внимание читателя на понятие «релятивистского эфира», которое требует адекватной философско-методологической интерпретации в контексте гипотезы о существовании более фундаментальных уровней физической реальности, чем тот «единственно доступный нам» квантово-полевой уровень, который описывается в рамках ОТО и релятивистской квантовой механики (РКМ).